Читать книгу "На прощанье я скажу - Джонатан Троппер"

— Что ж, спасибо.

Повисает пауза. Как, черт возьми, все это должно происходить? Люди встречают друг друга каждый день. Они разговаривают, гуляют вместе, целуются, трахаются, влюбляются, создают семьи, и все это потому, что смогли продраться сквозь эту первоначальную замкнутость и неловкость. Он жалеет, что они не напились.

— У меня не очень получается.

— Что именно?

— Говорить с вами.

— У многих это не очень хорошо получается. Видели бы вы моих родителей.

— Не уверен, что готов к этому.

Она криво усмехается, потом смотрит ему в глаза, по-настоящему смотрит на него, пытаясь его разгадать.

— Странный разговор.

— Простите.

— Да нет, все нормально.

Она все еще смотрит ему прямо в глаза. Вообще-то это смущает. Он понимает, какая это редкость, как мало людей в его жизни действительно смотрят на него вот так. Наверное, в этом больше его вины. Последние годы похоронили его чувство уверенности в себе, и он не знает, как снова его обрести. И вот теперь Лили смотрит на него, и в ее взгляде есть и мудрость, и страдание, а в застенчивости — какая-то смелость, нечто теплое, что привлекает его так же, как и ее пение. Он угадывает в ней глубокую доброту, мягкость, которую ему хочется раскрыть и оберегать. Стать лучше. Он бы мог стать лучше ради нее.

Лили странно смотрит на него.

— Вы знаете, что произнесли все это вслух, да? — спрашивает она.

Когда она об этом говорит, он задним числом слышит свой голос.

— Теперь знаю, — отвечает он.

Они с Кейси идут домой под проливным дождем, укрываясь маленьким зонтом. Он обнял ее за плечи, ее рука как раз пришлась на его талию, мимо несутся машины, со свистом взметывая струи воды с залитых улиц, и Кейси, хохоча, снова проигрывает весь разговор, она красивая, счастливая и она — его, и он хочет остановить этот момент и жить в нем вечно.

Глава 48

На Грустном Тодде темные очки, в ушах — оранжевые затычки, еще на нем красные плавки и синие ласты, и он нарезает положенные круги в бассейне. И так — каждое утро, пятьдесят дорожек в бассейне «Версаля», покуда там еще посвободнее, позже выполнить норму будет невозможно. Несмотря на столь красочное облачение, плывет он с мощью и грацией, сильно контрастирующими с его обликом невостребованного зануды.

Раскаленное солнце только-только выползает из-за здания. Джек, Оливер и Сильвер молча сидят у воды и наблюдают за заплывом Грустного Тодда.

— А у меня рак, — объявляет Оливер.

Джек и Сильвер разом поворачиваются к нему.

— Вот черт, — говорит Джек.

— Рак чего? — уточняет Сильвер.

— Толстой кишки.

— Это же лечат, да? — Джек.

— Врачи сдержанно оптимистичны.

— Когда ты узнал? — Сильвер.

— Месяца полтора назад.

— Что?! — Джек.

Оливер смотрит на Сильвера и расплывается в улыбке.

— Ты типа меня уел.

Сильвер грустно улыбается.

— Прости, старина.

— Ты столько времени уже знаешь, а сообщил только сейчас? — гневно бросает Джек.

— Я проходил химию. Хотел посмотреть, как она подействует.

— И как она подействовала?

— Опухоль значительно уменьшилась. Теперь хотят делать операцию.

Джек, крайне недовольный, откидывается на спинку шезлонга.

— Значит, вы, ребятки, собрались умереть и бросить меня одного в этой заднице? Таков ваш план?

Оливер смеется.

— Нет, такого плана нет.

— А какой есть? — спрашивает Сильвер.

Оливер выпрямляется и пристально смотрит, как Грустный Тодд совершает невыносимо безупречный переворот вольным стилем в дальнем конце бассейна. Все мы до этого были другими людьми, думает Сильвер.

— Я бы хотел повидать детей, — говорит Оливер. — Перед операцией.

Сильвер с Джеком обмениваются взглядами. Оливер никогда еще не заговаривал с ними о детях.

— А где они? — спрашивает Сильвер.

— Все дочки живут на Западе. А сын в Джерси. Джек кивает и поднимается с шезлонга.

— Окей, я поведу.

Оливер смотрит на него.

— Что, прямо сейчас?

Джек смотрит на них сверху вниз, натягивая рубашку.

— Вот именно, прямо сейчас. Из вас двоих кто-то может откинуться в любую минуту. Мне с вами даже в люди выйти теперь неспокойно. Это какая-то партия невезучих, — он устремляется к дому. — Встречаемся в холле через тридцать минут.

Оливер с Сильвером провожают его взглядом.

— На самом деле, — говорит Оливер, — он ведь все это всерьез, от первого до последнего слова.

Сильвер смеется, и Оливер тоже. В бассейне Грустный Тодд делает переворот на 180 градусов и плывет в обратную сторону, в точности, как этот мир.

Сын Оливера, Тоби, живет в Лонг-Бранч, на побережье Джерси. На дорогу уйдет часа два с половиной. День идеальный для поездки в кабриолете Джека — на небе ни облачка, а недавний дождь сбил удушливую влажность, пропитавшую воздух, — и несмотря на невеселую цель их путешествия, все они невольно воспринимают ее как дорожное приключение. Кейси тоже едет за компанию, сидит сзади с Сильвером, подставив лицо солнцу, глаза закрыты, в ушах — наушники с музыкой. Сильвер сидит, упершись коленками в сиденье Джека, наслаждаясь тем, как ветер, волнами налетающий поверх лобового стекла, мягко бьет его в лицо.

Когда они добираются до Лонг-Бранча, ветреного и пыльного, Оливер не может найти дом. Покуда он пытается сориентироваться, они какое-то время кружат вверх-вниз по тихим улочкам, застроенным большими, вальяжными на вид домами. Джек предлагает забить адрес в навигатор, но Оливер утверждает, что и сам сможет его найти, и не желает прибегать к вспомогательным средствам, как будто это станет слишком явным доказательством десятилетнего разрыва. Но в конце концов он сдается и списывает адрес с телефона, на лице застыло разочарование.

Два поворота направо, и они оказываются у большого комфортабельного дома с Г-образной пристройкой и берегом моря метрах в четырехстах от сада. Это абсолютно идиллический дом, почти искусственный в своем непринужденном совершенстве. Оливер присвистывает.

— Отреставрированный георгианский особняк, пять спален, три с половиной ванные комнаты, только после ремонта, вид на океан. Вот это я понимаю, серьезная недвижимость.

— Кем работает твой сын? — спрашивает Сильвер.

— Пишет детские книги.

— И, видимо, делает это весьма неплохо.