Читать книгу "Голливуд - Чарльз Буковски"

Замечательный был парень, этот Сэм. Потом он пристрастился к азартным играм. За дом платить стало нечем, проигрывался в прах, спал на скамейке возле игральных автоматов, как проснется — сразу играть бежит. Из дома его выкинули. Я нашел его в комнатушке в Корейском квартале. Он сидел, забившись в угол.

— Хэнк, ничего, кроме молока, в меня не лезет, а оно тут же выходит. Доктора говорят: ничего страшного. Через две недели он умер. Человек, разделявший мои воззрения на человечество.

— Слушай, — сказал я Саре. — Здесь мертвечиной несет. Пора сваливать.

— Выпивку свою халявную мы выдули…

— Она не стоила наших жертв.

— Но еще рано, может, дальше будет веселей.

— Разве что благодаря мне, а я не в настроении.

— Ну, еще чуток подождем.

Знал я, почему она тянула. Этим вечером кончался для нас Голливуд. Для нее этот мир значил гораздо больше, чем для меня. Немного, в сущности, но все-таки. Она даже начала изучать актерское искусство.

Но сейчас вокруг нас стояла обыкновенная толпа людей. Некрасивых женщин и непривлекательных мужчин. Скучнее скучного. А от скуки можно и заболеть.

— Я сдохну на месте, если останусь, — сказал я.

— Ладно уж, — ответила она. — Пойдем.

Старина Фрэнк со своим лимузином ждал нас внизу.

— Рано уходите, — заметил он.

— Ага, — отозвался я.

Фрэнк усадил нас на заднее сиденье и вытащил еще одну бутылочку. Как только наш верный возничий вывез нас на шоссе Харбор, мы ее откупорили.

— Эй, Фрэнк, хочешь глоточек?

— А то нет!

Он нажал кнопку, и стеклянная перегородка между нами опустилась. Я протянул ему бутылку.

По дороге Фрэнк приложился изрядно. Нам с Сарой почему-то стало смешно, и мы расхохотались.

Конец мертвечине.

Ну, вот и все.

Фильм крутили в трех-четырех кинотеатрах. Ко мне стали приставать на ипподроме.

— Ты, что ли, написал сценарий к киношке?

— Да.

— А я думал, ты тотошник.

— Так и есть. Прощу прощенья…

Бывают люди довольно обходительные. Но попадаются и совсем ужасные. Завидят жертву, глаза у них округляются, и вот уже ты у них в лапах. Я научился распознавать эту хищную породу и теперь, как завижу, бочком-бочком даю деру. Бывает, что я ретируюсь зря, потому что большинство из этих людей и думать не думают беспокоить меня своим вниманием. Когда-нибудь все придет в норму, и я сольюсь с ипподромной армией как ее простой и незаметный рядовой.

Рецензии на «Танец Джима Бима» были и хорошие, и плохие. «Нью-Йорк тайме» дала на него восторженный отзыв, а даму из «Нью-Йоркера» он огорчил. Рик Талбот зачислил его в первую десятку года.

Были и забавные моменты. Однажды Сара прибежала ко мне наверх с воплем: «Там про «Танец Джима Бима» говорят!»

Векслер и Селби обсуждали картину по кабельному каналу. Я подоспел как раз к тому моменту, когда они показывали эпизод, в котором Джек Бледсоу выбрасывает шмотки Франсин Бауэрс из окна шестого этажа.

Селби сокрушенно качал головой: «Ужас! Бог знает что! Это худшая картина года! Поглядите только на эти его, как это назвать — штаны! Грязный, запущенный… мерзейший! У него одно на уме — побить бармена! И еще время от времени он царапает какие-то стишки на клочках бумаги! А по большей части слоняется без дела и пьет или клянчит, чтобы ему дали выпить! А в одном из эпизодов две женщины сцепились из-за него не на жизнь, а на смерть! Невероятно! Да кому он нужен такой? Никому, никому! Мы оцениваем фильмы по десятибалльной системе. Нельзя ли мне на этот раз выставить минус единицу?

И, конечно, на экран выплыла единица с минусом.

Наступил через Векслера.

— Я с вами совершенно согласен, но я бы поставил двойку. Из-за одного симпатичного эпизода, где герой купается в ванне с собакой.

— Фу, — отозвался Селби, — дешевка.

Месяц спустя фильм все еще шел в трех или четырех кинотеатрах. Потом его стали показывать в одном зале недалеко от Сан-Педро, и мы решили съездить посмотреть. Мы же еще ни разу его не видели на большом экране, если не считать премьеры, когда по экрану бродили микроцефалы.

Мы подъехали к кинотеатру и увидели на фасаде рекламу: «ТАНЕЦ ДЖИМА БИМА». У меня мурашки по спине пробежали.

Чуть ли не все фильмы, которые я пересмотрел за жизнь, были увидены в детстве, и почти все ужасные. Фред Астер и Джинджер Роджерс. Джанет Макдоналд и Нелсон Эдди. Боб Хоуп. Тайрон Пауэр. Кэри Грант. Такое кино сушит мозги, лишает надежды. Сидел я в зале и слабел душой и телом.

Мы ждали на парковке конца дневного сеанса.

— А может, в зале никого и нет, — сказал я. — Выходить будет некому.

— Брось, Хэнк.

Мы ждали. Наконец сеанс кончился, и зрители начали выходить.

— Трое, — объявила Сара.

— Пятеро, — сказал я.

— Уже семь.

— Восемь.

— Одиннадцать…

У меня отлегло от сердца. А зрители все выходили. Я перестал считать.

Наконец вышли все. Скоро должен был начаться вечерний сеанс.

— Как думаешь, кто-нибудь еще вот этим занимается?

— Чем?

— Ну, сидит и считает, сколько человек вышло из зала после его фильма?

— Уверена, что не мы первые. Прошло еще сколько-то времени.

— А где народ? — спросил я. — Может, никто не придет?

— Придут как миленькие.

И действительно, вскоре начали подъезжать старенькие драндулеты, водители высматривали места для стоянки. Один парень вышел из машины с бутылкой в бумажном пакете.

— Пьянь идет смотреть, как у нас с правдой жизни, — засмеялся я.

— Они ее найдут, — успокоила меня моя дорогая женушка.

— Как хроникеру пьянства мне нет равных.

— Дай им дожить до твоих лет. В чем, кстати, твой секрет долголетия?

— Не вставать с постели до полудня.

Похоже, народу собралось немало. Мы подошли к кассе.

— Два, — сказал я кассирше. — Один взрослый.

Контролер надорвал билеты, и мы вошли в зал. Показывали рекламные ролики будущих хитов. Мы сидели в заднем ряду. Я думаю, зрителей набралось не меньше сотни.

В последний момент перед нами села молодая пара, лет по двадцать пять, оба высокие и стройные.

Анонс кончился, и пошел «Танец Джима Бима». Поехали титры. И началось кино. Я уже видел картину на видео раза три или четыре и хорошо ее помнил. Да, это была история из моей жизни. Я был ее автор — кто еще мог бы так схватить зрителей за горло! Но я писал ее не ради себя. Мне хотелось показать странную и отчаянную жизнь пьяниц. Я был одним из них, и я хорошо себя знал.