Читать книгу "Он не хотел предавать - Феликс Меркулов"

— Я сама? — хмыкнул литературный секретарь.

— Именно.

— А что здесь делал этот прощелыга?

— Какой прощелыга? — хором задали вопрос Георгий и дочь Завальнюка, только в разной тональности: Гольцов — тоном заинтересованным, наследница — истеричным.

— Теперь мы спрашиваем, какой прощелыга, — с удовольствием попрекнул Стасик, и хотя он говорил «мы», было ясно, что обращение во множественном лице адресовано одной наследнице. — А когда он курским соловьем разливался, слушала развесив уши?

— Ничего я не слушала, во-первых, — покраснев, ответила она, — а во-вторых, ну и что из того? Между прочим, он говорил правду.

— Правду? Просто смешно!

Георгий не встревал в перебранку. Глядишь, так и брякнут что-нибудь интересное.

— Да, правду! — подбоченясь, заявила дочь Завальнюка. — Между прочим, мы с Кричевской родственники, если хочешь знать. Пусть не кровные, но все-таки, с точки зрения человеческой морали…

— Да она гибрид ужа и ежа, а ты о человеческой морали…

— Не смей так при мне о ней отзываться. Она член моей семьи, и он совершенно правильно заметил, что, если суд не докажет виновность Кричевской, я попаду в идиотское положение — вроде как хотела родственницу засудить, а когда не вышло — что, снова в дом на семейные праздники стану ее приглашать?

— Давай приглашай, — иронично поддакнул Стасик, — жди, когда она тебе цианида в чай подсыплет.

— Ты ее просто ненавидишь!

— А ты просто зомби. Тебе профессионально промыли мозги.

Дочь Завальнюка изменилась в лице.

— Сам ты зомби! — по-детски крикнула она обидчику.

Стасик цинично протянул:

— Этот лейтенант сделал тебе настоящую клизму для мозгов, а ты и не заметила.

— Знаешь что… — Наследница набрала воздуха, чтобы выпалить что-нибудь оскорбительное, но у нее предательски задрожали пухлые губы, и голосом, готовым сорваться в плач, она выкрикнула банальнейшее: — Заткнись!

Стасик жестом показал: все-все, молчу, пока не разразилась буря. Встал и демонстративно ушел в дом. Наследница, сделав обиженное лицо, осталась сидеть в кресле, сложив руки на груди, и, насупившись смотреть в одну точку. Может быть, она ждала, что Стасик поспешит перед ней извиниться, но литературный секретарь с невозмутимым видом прогуливался по аллее вдоль дома и даже не глядел в ее сторону.

Георгий, ставший невзначай свидетелем почти семейной сцены, поинтересовался, о каком прощелыге, сумевшем профессионально промыть мозги, шла, собственно, речь? Но наследница на прямой вопрос прямого ответа не дала, зато поподробнее изложила свои аргументы:

— У меня вообще от всей этой истории ощущение, будто мной хотят воспользоваться! Как будто кто-то сознательно захотел клин вбить между мной и Кричевской.

Значит, она не верит в виновность Кричевской?

— Понятия не имею, — заявила наследница.

Исходя из материалов следствия, с которыми ее ознакомил некий доброжелатель, вот какой лично она для себя сделала вывод: отец изменял Кричевской — раз! (Наследница загнула один палец.) Кричевская ревновала отца и следила за ним — два! (Она загнула второй палец, покачала головой.) Ничего больше. Из этого нельзя сделать вывод, что Кричевская убила ее отца.

— Я решила не вмешиваться и дала суду возможность установить истину. Хотя я прекрасно понимаю, в какой стране мы живем. И не верю, что суд устанавливает истину! Но и иного пути я тоже не знаю. Вот вы скажите, что я должна была еще сделать?

Наследница, сложив на груди могучие загорелые руки, уставилась на гостя.

— Вы все сделали правильно, — подтвердил Георгий.

Дочь Завальнюка рассказала, что ездила со следователем Мочаловым на Дмитровский полигон, где эксперты пытались воспроизвести сценарий катастрофы.

— Я ничего в этом не понимаю, — призналась она. — Все, что я знаю о катастрофах, это что должен быть тормозной след. Все!

Но скромных знаний и природной смекалки наследнице хватило, чтобы заметить: ни один опытный водитель не взялся повторить лобовой удар о бульдозер на такой скорости. В точности картину происшествия так и не удаюсь воспроизвести. Она говорила с водителями-испытателями, они мычали и отводили глаза: мол, в такой катастрофе выжить — один шанс на сто тысяч, и то полгода в больницах потом валяться.

— Еще один вопрос, последний. Вы знали человека, который работал водителем у вашего отца?

— Лежнева, что ли? Того, что попал с отцом в аварию? — безразлично переспросила дочь. — Знала. Отец заезжал с ним к нам домой пару раз. В последнее время даже довольно часто.

— Какое он производил впечатление?

— Водитель? Не знаю. Нормальное впечатление.

— Вы знали, что он иностранец?

— Он? — Наследница перестала хмуриться и посмотрела на Гольцова широко открытыми глазами. — Иностранец? Не знала. Избывших республик, что ли?

— Француз.

— Понятия не имела.

Но на этом ее интерес к водителю иссяк. Его фигура, будь он хоть королем Мавритании, сугубого интереса для дочери не представляла.

Литературный секретарь покойника изъявил желание вернуться в город вместе с Георгием. Видимо, в отместку за «зомби». Уехал, не прощаясь. Наследница сделала вид, будто не обратила на это внимания. Из чего дальновидный Гольцов сделал вывод, что Галло-Неро в скором времени очень даже может обзавестись новым управляющим.

По дороге в Москву Стасик посвятил Георгия во все подробности взаимоотношений наследницы с Любовью Кричевской.

Оказывается, дочь Завальнюка к персоне вдовы Завальнюка не всегда была так либерально настроена. Поначалу, после первых встреч со следователем, наследница на полном серьезе намеревалась выступать свидетельницей на суде. (Судя но всему, с поддержки Стасика.) Но незадолго до суда, когда Кричевская, по образному выражению Стаса, «куковала на нарах», дочь Завальнюка попала под сильное влияние некоего человека по имени Юрий Малышев, который «за два сеанса» сумел вправить наследнице мозги, да так лихо, что она полностью переменила диспозицию по отношению к подозреваемой.

Стас в то время отсутствовал в столице, выезжал в Локарно на кинофестиваль короткометражных фильмов, чего себе простить не может, ибо, когда приехал, столкнулся с таким ожесточенным сопротивлением со стороны наследницы, что просто диву дался.

— Вот был человек, и нет человека, — описал состоявшуюся подмену Стасик. — Результат покруче чем у секты Хаббарда. Ее словно подменили. О Кричевской плохого слова не то что сказать, слышать не желала! Все твердила как заведенная: она моя родственница, она моя родственница. Да какая она тебе родственница, идиотка? Она тебе никто!

Больше всего Стасика задело, что он со всем своим профессиональным краснобайством потерпел полный провал. Обратить дочь Завальнюка в старую веру он не смог. И хотя со временем лучезарный образ Любови-мученицы потускнел (не без усилий со стороны Стаса), однако окончательно «прийти в себя» дочь Завальнюка не смогла до сих пор, свидетелем чего стал сам Гольцов.