Читать книгу "Самая красивая - Гейл Карсон Ливайн"

Я зажигаю ее свечи.

Кто я?

Кактус — мой цветок,

Сова — моя птица.

Кто я?

— Легкая загадка, — сказал Скулни. — Если бы ты пела днем, я бы еще подумал секунду.

Он разгадал ее. Быстро.

— Спой еще, — сказал Скулни.

— Спою, если дашь мне посидеть на своем стуле.

Мне хотелось узнать, что теперь видит Иви. Быть может, даже уговорить ее разбить зеркальце, хотя его уничтожение могло уничтожить и меня.

Пусть так и будет. Все равно довольно скоро мое тело перестанет дышать.

— Ты сможешь сделать это на рассвете, если до тех пор будешь петь.

И я начала. Скулни пользовался человеческими недостатками. А я спела все песни, какие знала, о человеческих добродетелях. Я пела о дружбе, любви, юморе, доброте, самопожертвовании.

Пока я пела, я чувствовала себя такой сильной, что впору было взлететь. Мне даже показалось, что мое настоящее тело там, в Пещерах гномов, тоже обретает силы. Но нет, оно угасало, почти не дышало.

В конце концов настал рассвет.

Я прекратила петь. Будь я сейчас в своем настоящем теле, у меня бы уже болело горло.

— Вставай, — заявила я. — Дай мне посидеть на стуле.

Он рассмеялся:

— Ты мне поверила, и я провел ночь, слушая прекрасную музыку. Иви мне поверила…

Я набросилась на него. Мне нужно было присесть на его стул, иначе я не смогла бы поговорить с ней. Я попыталась столкнуть его. Он попытался оттолкнуть меня. Но мы оба были пустышками под платьем — ни тебе мускулов, ни костей.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Я удалилась на свое прежнее место у штор, стараясь побороть отчаяние. До возвращения Иви оставалось еще полтора дня. Впрочем, неважно, когда она вернется, если я ничего не смогу предпринять.

Шли часы. Скулни сидел неподвижно, уставившись в зеркало. Если его разговорить, быть может, удастся узнать что-то полезное.

— Ты прежде попадал в руки айортийцев?

— Я побывал у двадцати семи айортийцев, и двадцать четыре из них были женщины, но ни одной такой уродливой, как ты.

Спасибо большое.

— Ты как-то повлиял на айортийскую историю?

— Можно сказать и так. Помнишь гражданскую войну из-за королевского совета? Я приложил к ней руку. — Он весело засмеялся. — А незадолго до гражданской войны одной из моих владелиц была ваша королева Урсалу.

— Ее казнили!

— Мне не пришлось чересчур ломать голову, чтобы осуществился этот план. — Он засмеялся громче: — Фея Люсинда даже ни разу не поинтересовалась, что я делаю. Какая же она все-таки дура!

Какой же он ядовитый паук!

Скулни продолжал болтать. Получалось, что он стоял за каждой трагедией, за каждой катастрофой в нашей истории.

Наконец он закончил, и я спросила:

— А что ты делаешь, когда попадаешь в живой мир?

— Путешествую. Не терплю заточения. А еще люблю поесть. Вот и выискиваю новые продукты, превосходные…

И он рассказал мне во всех подробностях о блюдах, которые предпочитает. Назвал каждую гостиницу, где подают превосходные блюда.

Я тихо охнула:

— Так это ты мастер Икулни! Это ты приезжал в «Пуховую перину»!

— «Пуховая перина», говоришь? Оленина с огненным перцем? Очень вкусно. Никогда прежде не едал…

— Деньги, которыми ты расплатился, исчезли после твоего отъезда.

Он расхохотался:

— Надо же, «Пуховая перина»!

Наконец спустилась ночь. Мы провели ее молча. Я чувствовала, что мое тело в Пещерах гномов постепенно угасает.

И снова дневной свет. Мой третий день в зеркале. Хоть бы Иви скорее приехала.

Пришло время завтрака и ушло.

А в Пещерах гномов мое сердце то замирало, то снова билось, то замирало, то билось.

Наступил полдень и прошел.

Я услышала шаги. Голос Иви.

— Нет, мне ничего не нужно. Только покой. Я должна побыть одна.

— Да, ваше величество, — отвечал женский голос.

Я услышала, как закрылась дверь. Теперешнее мое сердце громко стучало в ушах. Лицо Иви — человеческое лицо, а не лицо гнома — появилось в зеркале-окне. Слеза упала на стекло. Она плакала, смотрясь в зеркальце сверху вниз.

— Ох, Скулни, выходи. Выходи.

— Ваше высокое-высокое высочество, ваш покорный слуга внимательно слушает.

— Я действительно ее убила? Она на самом деле умерла?

— Вы снова самая красивая.

— Иви! Я здесь, — выкрикнула я.

Она меня не услышала.

— Как я могла ее убить? Она ведь мне так нравилась. Когда она была неуклюжей деревенщиной, мы с ней дружили.

Неуклюжая деревенщина?!

Иви, должно быть, взяла в руки зеркальце. Движения я не почувствовала, но потолок, на фоне которого появилось ее лицо, исчез, а вместо него возникла стена с гобеленами. Иви продолжала плакать.

— Иви! Послушай! Иви! — вопила я что было мочи.

Она опять меня не услышала.

— Моя храбрая, храбрая королева, неуклюжая деревенщина не сделала бы из себя красотку, если бы была вам настоящей подругой.

— Но теперь она мертва. Мне бы хватило, если бы она вновь превратилась в себя прежнюю.

— Оплакивайте ее, моя королева. Если бы вы не скорбели, я бы думал о вас не так хорошо.

— Я любила мою неуклюжую бедняжку.

— Это говорит ваше любящее сердце. А ваш острый ум знает, что красавица Эза была вашей соперницей.

— Ты прав. — Иви промокнула глаза. — Она была моей соперницей. Она поцеловала Айори.

— А он хотел на ней жениться.

— Она заслужила смерть.

— Ваше высокое-высокое высочество, ваш покорный слуга волнуется за вас.

Она нахмурилась:

— Почему? Деревенщина мертва, ты за мной приглядываешь и всегда будешь мне верен.

— А почему я всегда буду вам верен?

Она ответила не задумываясь. Сразу видно, ей не раз приходилось повторять эти слова:

— Потому что ты преклоняешься перед моей красотой.

Тошнотворно!

— Да, — подтвердил Скулни, — преклоняюсь. А волнуюсь я из-за гвардейца Уйю. Он для вас опасен.

Не Айори! Меня захлестнула радость, а потом стыд. Я не хотела, чтобы погиб Уйю.

— Чем же он опасен?

— Вы приказали ему убить вашу деревенщину.