Читать книгу "Больше чем просто дом - Фрэнсис Скотт Фицджеральд"

— Может, мистер Лаури съест еще кусочек кекса? — спросила бабушка.

— Папа, почему бы тебе не показать мистеру Лаури апостольские ложки?[45]— предложила Бесс.

— Что? — Ее отец перестал мерить шагами коврик. — Мистер Лаури интересуется старинными ложками?

Лью более всего интересовало, чем в данный момент занимается Аманда где-то на пространстве между затененной верандой и залитыми солнцем теннисными кортами.

— Ложки? У меня уже есть ложка, спасибо.

— Это старинные апостольские ложки, — пояснила Бесс. — У папы одна из лучших коллекций в Америке. Он показывает ее только тем из гостей, кто этого достоин. И я подумала, раз уж вы спасли Аманду…

В тот день ему лишь однажды удалось перемолвиться несколькими фразами с Амандой — это произошло в паре шагов от крыльца, причем стоявший рядом с ней молодой человек жонглировал теннисной ракеткой, ловя ту за ручку и нетерпеливо приплясывая на месте. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву, сверкали в золотистых прядях ее волос, скользили по нежно-розовым, тронутым загаром щекам и по оголенным рукам, и она в ходе разговора рассеянно следила взглядом за солнечными пятнами.

— Это непросто: благодарить человека, спасшего твою жизнь, мистер Лаури, — сказала она. — Может, вам и не следовало этого делать. Может, я и не стою того, чтобы меня спасать.

— Да нет же, вы того стоите, — произнес Лью с несколько излишней горячностью и тут же смутился.

— Хотелось бы верить, что это так. — Она повернулась к молодому человеку. — А что ты об этом думаешь, Аллен?

— Жизнь — вполне стоящая штука, — изрек Аллен, — особенно если проводить ее в компании хорошеньких блондинок.

Какое-то мгновение она с легкой улыбкой смотрела прямо на Лью, а затем сместила взгляд чуть в сторону — как будто отвела фонарик, слепящий ему глаза.

— Я навсегда перед вами в долгу, мистер Лаури. Моя жизнь принадлежит вам, и за вами останется право в любой момент вернуть меня на те самые рельсы и поставить перед разогнавшимся паровозом.

Ее надменная гримаска показала, что она слегка переигрывает, однако Лью этого не заметил. Судя по всему, Аманде не нравилось быть кому-либо обязанной, и уж, по крайней мере, она предпочла бы быть спасенной человеком своего круга. Семейство Гюнтер отличалось снобизмом и высокомерием сверх всякой логики — и все это лишь потому, что мистер Гюнтер однажды побывал на приеме при британском дворе и с той поры так и не оправился от легкой формы мании величия. Даже юная Бесс успела заразиться этим высокомерием.

— Здесь очень мило, — нарочито небрежно заметила она, в конце дня провожая Лью до его машины. — Мы собирались подновить и перестроить дом, но потом на семейном совете решили вместо этого сделать ремонт бассейна.

Лью поднял взгляд от Бесс — во многом похожей на Аманду, только более хрупкой и с подростковыми брекетами на зубах — на здание позади нее, украшенное декоративными балкончиками под окнами, вычурными фронтонами, золотыми девизами в стиле швейцарских шале и вздутиями многочисленных эркеров. Будучи не в состоянии оценить все это критически, он искренне посчитал дом Гюнтеров одним из прекраснейших строений, когда-либо им виденных.

— Конечно, мы живем далековато от города, но здесь всегда полно людей. После рождественских каникул мы вернемся в школу, а папа с мамой уедут отдыхать на юг.

«Это больше чем просто дом», — сделал вывод Лью на обратном пути. Это было место, где одновременно происходило множество самых разных событий, — старшие поколения жили в собственном мирке, а у каждой из девушек была своя жизнь и свои привязанности. Он попытался выкроить здесь местечко и для себя, избрав таковым кресло-качалку под сенью виноградных лоз в углу веранды. Но это было в 1925 году, когда его годовой доход в десять тысяч еще не позволял с легкостью преодолевать социальные барьеры. Хотя он и был принят в доме Гюнтеров, те держали его на почтительном расстоянии и лишь постепенно стали замечать в нем достоинства, изначально скрытые смущением и неловкостью. Симпатичный молодой человек, задавшийся целью подняться по социальной лестнице, должен быстро извлекать уроки и пускать в ход обретенные знания; с той самой поры Лью перестали восхищать модерновые загородные особняки и всякие стильные новшества в архитектуре.

Уже наступил сентябрь, когда он наконец получил от Гюнтеров приглашение на один из «приемов для своих» — да и то лишь потому, что на этом настояла мама Аманды.

— Не забывай, что ты обязана ему жизнью. И я хочу, чтобы его позвали на эту вечеринку.

Но Аманда никак не могла простить ему свое спасение.

— Это же просто танцульки для близких друзей, — возразила она. — Лучше пригласим его на бал в октябре, когда у Джин будет первый выход в свет, — все подумают, что это кто-то из папиных деловых партнеров. В конце концов, если хочешь проявить любезность к кому-либо, вовсе не обязательно бросаться ему в объятия.

Миссис Гюнтер правильно перевела эту фразу как: «Ты вполне можешь вести себя бестактно по отношению к другим людям, если они об этом не подозревают» — и резко осадила дочь:

— Если хочешь иметь преимущества, не забывай об обязательствах.

Приглашение явилось для Лью полной неожиданностью, так что он в рассеянных чувствах надел черный смокинг вместо малинового, более подходящего для таких случаев. К Гюнтерам он приехал слишком рано, и Аманда воспользовалась этим, чтобы уделить ему минимально необходимую долю внимания еще до прибытия остальных гостей, для чего пригласила его прогуляться по старому запущенному саду. Она собиралась ограничиться несколькими холодно-любезными фразами, но неожиданно была обезоружена открытостью и живой энергией собеседника, что побудило ее впервые взглянуть на него внимательно.

— Как я слышала тут и там, вам предрекают большое будущее, — сказала она.

Лью признал, что такие прогнозы есть. Он лишь самую малость прихвастнул, говоря о себе, однако предпочел умолчать о том, что сумел наконец-то выяснить, почему на него так действовали чары дома Гюнтеров. Дело в том, что, когда Лью было пять лет, его отец служил садовником в одной усадьбе в Мэриленде, очень похожей на эту. Мама помогла ему воскресить в памяти некоторые впечатления из раннего детства после того, как он рассказал ей о своем первом визите к Гюнтерам. А теперь он гулял по этому саду, пронизанному лучами предзакатного солнца, и Аманда в платье с цветочным узором казалась самым прекрасным из здешних цветов. Он так и сказал это в порыве откровенности; она же, взволнованно предвкушая скорую встречу с другим мужчиной, не потрудилась охладить пыл новоявленного поклонника. Лью никогда в жизни не был так счастлив, как в те немногие минуты, — вплоть до момента, когда она поднялась со скамьи и, легонько коснувшись его руки, сказала: