Читать книгу "Золотой Лингам - Сергей Юдин"

Иван Федорович, кажется задетый за живое, ничего на это не ответил. С минуту, подавшись на стуле вперед, он молча буровил собеседника взглядом, барабаня пальцами по столешнице. Постепенно его постукивания приобрели ритмический характер, и он принялся нашептывать себе под нос что-то неразборчивое. Да нет, не нашептывать, – скорее, напевать. Горислав прислушался в легком недоумении.

– Я родитель сокровенный, – бормотал Шигин, – для живущих в мире чад, для своих же откровений им я дал мой светлый взгляд. Дети веры, дети света зрят меня в своих делах; не постигнут – ждут ответа в гласе духа, не в словах… – и далее в том же полубессмысленном роде.

«Да здоров ли он?» – подумал Костромиров.

– Для спасенья верных чад основал я Белый град, – продолжал речитативно бормотать Председатель. – А во граде – Божий храм я возвел на радость вам. Ты на церкву погляди, вокруг нее походи, Духа свята поищи. Кругом церкви дерева, не руби их на дрова: перво древо кипарис, друго дерево анис, третье древо барбарис; ты древам тем поклонись да на церкву помолись. Я в той церкви порадею, трудов своих не жалея; накатила благодать, стал я духом обладать! Накати-ка, накати, мою душу обнови, дух свят, дух! Кати, кати, ух!

«Неужели помешался?» – всплыла в сознании Костромирова вялая мысль. Он вдруг ощутил, насколько сам вымотан и разбит.

А между тем в кабинете стало заметно темнее; стены спрятались за какой-то дымкой, по углам клубились косматые сгустки тьмы; зато лицо Председателя четко выступало из сумрака, словно подсвеченное снизу невидимой лампой. И этот светящийся лик раздавался, ширился, грозя заполнить собой все видимое пространство. Горислав ощутил легкое, приятное покалывание в затылочной области.

– Я же понимаю, я все понимаю, – медоточивым, проникновенным голосом заговорил Иван Федорович, переходя на прозу, – бессонная ночь, вы устали… столько переживаний… у вас нервный срыв, только и всего; вы измотаны, хотите спать… да вы уже засыпаете… засыпаете… засыпаете…

Чувствуя, как тяжелеет голова, а веки сами собой закрываются, Горислав со всей силы ущипнул себя за бедро.

– Вы это оставьте! – твердо потребовал он. – Я не гипнабелен, так что зря стара… – Но осекся, увидев нацеленное в лицо дуло пистолета. – Вот, чер-рт!

– На моем корабле попрошу не выражаться, – с довольной усмешкой погрозил пальцем Шигин.

Продолжая держать Горислава на прицеле, он откинулся на спинку стула.

– Всё так, всё так… Согласен, я вас недооценил. Натурально! Но дело поправимое.

– Что вы собираетесь делать? – с тревогой спросил Костромиров, прикидывая расстояние. Нет, не достать – столешница больно широка.

– Ну, вы же, Горислав Игоревич, не мальчик, – фыркнул Председатель, – должны понимать, что теперь из здания Федеральной Службы не выйдете… Себя вините! Не сами ли твердили: я ученый, ученый?! Вот им бы и оставались. Отыскали Лингам – и славно, и спасибо! Так ведь нет – решили поиграть в детектива… Ишь, Пуаро какой выискался! На кого замахнулся? Ты! Вошь земная!!! Хлоп – и нет тебя! Да знаешь ли ты, кто перед тобою?! Сам Бог, уничтожив во мне душу человеческую и заменив ее Собою, вселился в меня, и теперь я стал Живым Богом!!!

«Эге! Дело плохо, – подумал Костромиров, – Председатель-то безумен, как старая сортирная крыса. Надо что-то предпринимать, и срочно…»

– Будьте благоразумны, Иван Федорович, – как можно спокойнее заговорил он, – вас моментально вычислят. Нельзя безнаказанно застрелить человека посреди бела дня в государственном учреждении.

– А никто не видел, как вы сюда пришли, – хихикнул Шигин. – Для всех вы, натурально, сгинете в московских катакомбах, и все дела. Что удивительного? Места там опасные, всем известно. А проникли вы туда без всякого разрешения…

– Как это никто не видел? – возмутился было Горислав и прикусил язык. Но было поздно.

– Вы про своего диггера-шмиггера? – прищурился Председатель. – Даже не беспокойтесь! Мои голуби о нем, так сказать, позаботятся. Только не считайте меня монстром, не надо. Я, например, помню, что давеча, на Хользунова, вы мне, натурально, жизнь спасли. Как тогда и сказал, я ваш должник. А долги следует отдавать, это нам и Кондратий Иванович заповедовал. Поэтому-то я вас не отпущу без подарка, нет! Мы вот как поступим: перед, так сказать, расставанием я вас посажу на белого коня… Что это вы так передернулись? После, на том свете, еще спасибо мне скажете! Натурально!

С этими словами Шигин встал, включил громкую связь и, кашлянув, произнес:

– Ольга Ивановна, вызови-ка сюда Каплунова, он должен уже вернуться. И еще. Будь добра, подбери ключи от подвального помещения. Все, действуй.

«Ну, нет, – решил Костромиров, – дожидаться начальника СБ я не стану… а что, если опрокинуть стол? И под его прикрытием – рыбкой в коридор?»

Однако ни додумать, ни что-либо предпринять ему не дали. Дверь в кабинет медленно отворилась, но на пороге, вместо Ольги Ивановны, появилась сухопарая фигура Ага-хана. Вид у вожака ассасинов был страшен: одежда порвана и залита кровью, борода тоже вся слиплась от крови, глаза выкачены, рот оскален. Но самое жуткое заключалось совсем не в том. В правой руке Ага-хан держал верный меч, а в левой, за толстую белокурую косу, отрубленную голову Ольги Ивановны.

– Богородица моя! – всхлипнул Председатель, оседая на стул.

– Неверная собака! – придушенно прохрипел ассасин. – Гяур! Лживый сын дохлой свиньи! Получай! – И швырнул на стол страшный трофей.

Иван Федорович лишь мгновение задержал остекленевший взгляд на мертвом лице Ольги Ивановны и дернул рукой, переводя ствол на хунзакута. Только выстрелить не успел – Ага-хан оказался проворней. Он прыгнул, махнул клинком – и пистолет, вместе с кистью руки, упал на столешницу. Шигин пронзительно взвизгнул, но, вместо того чтобы зажать рану или подобрать оружие, с жадностью безумия потянулся к Лингаму. Новый взмах меча – и вторая рука шлепнулась в лужу крови рядышком с правой.

Председатель с тягостным стоном поднял культи к лицу, сдвинул брови, и кровотечение, будто завороженное его взглядом, прекратилось; взревев, он одним ударом ноги перевернул стол и слепо, по-медвежьи, пошел на ассасина. Тот шагнул в сторону и аккуратно, самым кончиком клинка, чиркнул по председательскому горлу. Иван Федорович пошатнулся и забулькал. Не обращая больше на Шигина внимания, Ага-хан тем же кончиком меча брезгливо подкатил Лингам себе под ноги, оторвал клочок окровавленной рубахи и завернул в него золотой атрибут.

Неожиданно послышался какой-то гремящий жестяной звук, а в следующий момент закрепленная на левой стене, под самым потолком, широкая вентиляционная решетка с треском вылетела и на пол свалился голый человек. Он тут же вскочил на ноги и со свистом закрутил над головой пропеллер румала. Руджин-Синг – а это был именно он – выглядел так, словно с него живьем содрали кожу. Тем не менее он с легкостью уклонился от разящего удара Ага-хана, захлестнув, в свою очередь, тому горло шипастой кожаной плетью. Задыхаясь и хрипя, вожак ассасинов ударил вновь, и этот удар достиг цели – меч, войдя индусу в живот, пробил тело насквозь и вышел между лопатками. Руджин-Синг из последних сил дернул ремень удавки, румал сорвался, и из вскрывшихся артерий ударили сразу два кровяных фонтана. Ага-хан был обречен.