Читать книгу "Падчерица Синей Бороды - Нина Васина"

– Ну нет! – громко перебила я Козлова. – Если вы сейчас только намекнете, что я ваша дочь!.. – я огляделась и пригрозила: – Я вас укушу! – и для устрашения подтащила за наручники его руку к своему лицу.

– Но что же мне делать, если я действительно хотел сказать, что ты очень похожа на девочку с фотографии!

– Понятно. А фотография у вас…

– А фотографию мне прислала незадолго до своей смерти одна женщина, с которой я был когда-то в близких отношениях! Она сообщила, что у нее от меня дочь!

Я задумалась. Эта фотография сделана в зоопарке, ходила я туда один-единственный раз в жизни. Поход в зоопарк организовал кореец в юбилей своей свадьбы с тетушкой Леони. Меня сфотографировали на фоне клетки с обезьянами – сбоку видна решетка – в летний теплый полдень через месяц после свадьбы Леонидии с моим отчимом-вдовцом. Мама к тому времени была давно мертва. Если допустить, что этот человек действительно является моим отцом – по крайней мере, он Гена! – то нужно будет согласиться и с действием неких потусторонних сил, узнавших, что я осталась одна, и направивших от имени мамы фотографию юристу Козлову. Я вздохнула. Такое сплошь и рядом встречается в газете «Оракул», к примеру… Но мою любимый Фрибалиус, лично засвидетельствовавший материальность души (путем взвешивания умершего перед его последним вздохом и после – по его измерениям, у того человека душа весила сто двадцать пять грамм), тем не менее довольно скептично отзывался о возможности физического воздействия этих самых улетевших душ на живых людей. Подведем итог. Второй человек в течение пяти дней после исчезновения в озере раненого корейца пытается доказать мне, что он – мой отец. Зачем? Вопрос…

– Зачем вы меня искали? – я решила получить ответ на этот вопрос немедленно.

– Ну как же, – бормочет, пряча глаза, юрист. – Ответственность, которая налагается на человека в результате открытого секса, определяет его меру порядочности…

– Порядочности, да? Открытый секс? А вы помните, папочка, что этот самый секс произошел у вас шестнадцать лет назад с пятнадцатилетней девочкой?! Положа руку на Уголовный кодекс, что вы думаете об этом как юрист?

– Пятнадцатилетней?.. – задумывается юрист. – Ну, я тоже был молод…

– Ерунда. Вы, надеюсь, не станете говорить, что сидели с моей мамой за одной партой?! Это очень подорвало бы ваше представление о себе как об умном юристе, потому что, судя по возрасту, вы должны были тогда оставаться на второй год по два раза в каждом классе!

– Минуточку! Я не знал, что ей было пятнадцать. Это раз. Мы познакомились, когда я уже кончил университет, это два. Но мы действительно сидели с нею за одной партой на вечерних курсах иностранных языков, это три! Достаточно?

Черт возьми, я допускаю, что этим мужикам что-то от меня нужно и так сильно нужно, что они готовы стать папами, но почему им очень хочется при этом посидеть за одной партой с моей мамой?!

– И какой язык вы учили?

– Испанский. Мы с вашей мамой учили испанский.

Я отворачиваюсь и затихаю. Я знаю, что моя мама выучила испанский, чтобы съездить в город своей мечты.

– А вы знали Гадамера Шеллинга, моего отчима? – озаряет меня.

– Нет, – без раздумий, без попытки воспроизвести про себя незнакомое – если оно действительно незнакомое – имя папа-юрист усиленно качает головой из стороны в сторону.

В этот момент меня в первый раз посетила мысль, что этим папочкам нужна не я, а нечто, что они не могут найти после исчезновения корейца.

– Ну вот что, Гена Козлов! – встаю я решительно. – Вы мне врете, и это видно даже сквозь стекла очков! Я не хочу иметь с вами никаких дел и постараюсь забыть о вашем существовании, как только мы расцепимся!

– Алиса, послушай…

– А! Вы и имя мое знаете?! Дайте угадаю… Ну да, как же, мама прислала вам письмо с фотографией и подробным описанием вашей родной доченьки, так? Нет, помолчите, я сама скажу. А письмо, конечно, не сохранилось, и предъявить вы его не можете!

– Письмо пришло на юридический адрес, я действительно… Корреспонденцию просматривает секретарша…

– Мы с вами сейчас перейдем на другую платформу по мосту и поедем в Москву. Я знаю одно место, где нам снимут наручники. Если вы попробуете по дороге дернуться или потащить меня в сторону, я подниму такой визг и крик, что вас либо сразу же разорвут как садиста-педофила сознательные граждане на улице, либо вы попадете за решетку, если граждане окажутся не слишком сознательными.

– Да я ничего…

– Вам придется отдать мне чемодан в левую руку! – перебиваю я Козлова. – А вы потащите свою трость. Ну? Опустим рукава пониже и возьмемся за руки?

Я нащупываю своей ладонью ладонь папы-юриста, наши соединившиеся руки на всякий случай сверху еще обматываю тонким шерстяным шарфом, наручники звякают, и даже холодное прикосновение металла к уже растертым запястьям не так противно, как его влажная прохладная ладонь.

Мы потащились к мосту.

– Стойте! – остановилась я у лестницы и дернула правой рукой. Юрист споткнулся и застонал.

В моей голове вдруг связались в одну цепочку юрист-документы-подписи-печати-завещание.

– Мне нужен ваш пистолет.

– Нет. Детям нельзя давать оружие.

Так же говорил кореец тогда в кухне…

– Тогда сами достаньте. Вытащите обойму. Выбросьте патроны.

– Не стоит делать глупости, – заискивающе посмотрел мне в лицо Козлов.

– Высыпайте, а то закричу!

– Ладно, ладно!.. – зажав трость между ног, он вытащил оружие.

Патроны падали на рельсы со звоном.

– Теперь – все? Можем идти? Зачем это было нужно? – укоризненно интересуется юрист.

Так я тебе и сказала! За несколько дней до своего исчезновения кореец подписал брачный договор, и наверняка у него где-то было припасено еще и завещание. Цепочка у меня в голове привела к сильному подозрению, что я могу интересовать потенциальных папочек как наследница большого состояния, а что обычно делают с наследницами в криминальных романах? Вот именно!

В «Кодле» в это время суток – полдень – был один Тихоня да еще двое его подручных возились в углу захламленного ангара с мотоциклом.

Ничего не говоря, я подняла правую руку и потрясла безвольно повисшей на другом браслете рукой юриста.

– Ну и понты у тебя сегодня, – пробормотал Тихоня, роясь на полках с инструментом.

Устрашающе клацнув огромными ножницами по металлу, Тихоня сказал, что может только перекусить цепочку, но браслеты останутся.

– Я не смогу в таком виде пойти на работу, сегодня важное заседание, эта штука на моей левой руке будет равносильна приказу об увольнении! – принялся нервно объяснять юрист Козлов.

Я предложила Тихоне приступить к разрезанию цепочки немедленно, а юрист пусть потом поищет металлоремонт или обратится в милицию.