Читать книгу "Роковой перекрёсток - Клод Изнер"

В комнату вошел Виктор. Таша схватила папку для рисунков и бросила ее на диван. Виктор поглядел на ее осунувшееся бледное лицо и хотел уже спросить, что случилось, но Таша отвела взгляд и схватила шляпку.

— Мне надо отнести это в редакцию.

— Ты что, прямо так и пойдешь? — он указал на ее испачканную красками рабочую блузу.

— Нет, конечно, — спохватилась она. — Сейчас переоденусь.

Виктор заметил, что с мольберта исчезла картина, над которой последнее время трудилась Таша, и все понял. Он ободряюще улыбнулся и хотел сказать какие-то слова поддержки, но передумал и просто молча притянул ее к себе.

— Я хорошо тебя понимаю, — шепнул он ей на ухо. — Доверься мне, не уходи.

Она постояла немного, прижавшись к его груди, а потом подтолкнула к кровати. Блуза мягко скользнула с ее плеч на пол. Она стояла голая, запрокинув голову и слегка прикрыв глаза. Пока Виктор лихорадочно срывал с себя одежду, с ее губ слетел тихий вздох нетерпения. Он стал целовать ее в шею, и дыхание у нее участилось. Он нежно уложил ее на кровать. За окном бушевала гроза, по застекленной крыше барабанил град, но они ничего не слышали.

— Виктор, умоляю тебя, будь осторожен, — вдруг тихо сказала Таша, когда все кончилось. — Подумай хотя бы обо мне.

По крыше стучал дождь. Виктор не отзывался.

— Ты меня слышишь? — спросила Таша, не дождавшись ответа.

Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.

— Это Жозеф тебе обо всем докладывает?

— Жозеф? Нет, любимый. Ты можешь сколько угодно насмехаться над женщинами, но они чувствуют, когда любимому грозит опасность. Так повелось с древних времен, когда мужчины оставляли женщин одних и уходили на войну.

— Поверь, никакая опасность мне не угрожает, да и в крестовый поход я вовсе не собираюсь. — Он опустил голову на подушку, зарылся лицом в ее рыжие локоны и притих.

* * *

Жозеф сидел в омнибусе и, глядя, как старушка напротив грызет миндальное печенье, жалел о том, что ему не удалось поужинать вместе с Айрис. Жермена приготовила телятину с макаронами, но он, как истинный джентльмен, не стал напрашиваться на ужин и съел яблоко, сидя у себя на приставной лесенке. Жозеф вздохнул и постарался не обращать внимания на голодные спазмы в желудке, утешая себя тем, что ведет расследование, достойное самого Лекока.[61]

Доехав до улицы Этьен-Марсель, Проспер Шарманса пересел на другой омнибус и поехал к Монмартру. Его затылок и шея с толстыми складками жира виднелись аккурат за старушкой с печеньем. Омнибус подскакивал на выбоинах дороги, и Жозефа немного укачивало. Он решил чем-то отвлечься и посмотрел на соседа слева — тот читал газету, а девушка, сидящая напротив, безучастно глядела в окно. Казалось, они не обращают друг на друга внимания, но Жозеф заметил, что мужчина трогает носком ботинка по затянутую в шелковый чулок ножку девушки. Спустя какое-то время он встал и подал кондуктору знак, что хочет выйти. Девушка торопливо последовала за ним. Ее место тут же заняла дама в вуалетке, на коленях у нее ерзал шустрый карапуз.

Стекла в окнах дребезжали, кондуктор ходил по вагону, собирая плату за проезд, кучер со свистом размахивал кнутом — и под мерное однообразие этих звуков Жозеф впал в полудрему. Когда он очнулся и поднял глаза, выяснилось, что затылок Шарманса исчез. Жозеф бросился к выходу и едва успел прыгнуть на подножку другого омнибуса, который следовал на бульвар Рошешуар.

Там Жозеф следом за Шарманса прошел по улице Стейнкерк и вышел на площадь Сен-Пьер. По пути ему попался киоск, где торговали жареной картошкой. В животе у юноши бурчало от голода, но он не остановился и продолжил наблюдение, не обращая внимания даже на шушукающихся возле забора белошвеек. Шарманса ступил на лестницу, что вела вверх по улице Фуатье, и с неожиданной для такого толстяка легкостью преодолел все десять ступеней, над которыми виднелась украшенная флорентийскими арками ротонда — новая достопримечательность Монмартра.

И тут разразилась гроза. Жозефу пришлось поднять воротник, чтобы хоть как-то защититься от хлынувших с неба потоков воды. Он шел мимо строительных лесов, опоясавших собор Сакре-Кёр, возводящийся в память о жертвах франко-прусской войны[62]и с опаской поглядывал на обнесенный оградой фруктовый сад. В газетах часто писали о преступлениях, которые под покровом ночи свершаются в этом районе, полном дешевых проституток и бандитов. Жозеф старательно вырезал эти статьи и собирался использовать изложенные там сведения в романе, но вовсе не хотел убедиться в их достоверности на собственной шкуре.

Он почувствовал себя гораздо увереннее, когда вышел на улицу Габриель, откуда Шарманса уже сворачивал на площадь Тертр. Время было уже позднее, к тому же хлестал ливень, и здесь было пустынно. А вот и улица Мон-Сени. Гроза постепенно стихала. Шарманса остановился под навесом прачечной, снял шляпу-котелок и промокнул платком мокрый лоб. Жозеф наблюдал за ним, притаившись за выступом стены. Он воображал себя героем арабской сказки, которого злой колдун перенес в чужие края. Сумерки и дождь до неузнаваемости преобразили извилистые мощеные брусчаткой переулки. Шестиэтажные дома мирно соседствовали с полуразвалившимися лачугами: штукатурка на них облупилась, а крыши были крыты соломой или оцинкованным железом. Дождь окончательно стих, и на улице появились люди. Мимо Жозефа проходили художники с мольбертами и ящиками для красок, детишки в лохмотьях с громкими криками бежали куда-то наперегонки.

Шарманса вновь пустился в путь, будто послушная невидимому кукловоду марионетка. Свернув с улицы Мон-Сени, которая спускалась вниз к Сент-Уэну и Сен-Дени, откуда доносились паровозные гудки, он пошел влево по улице Сен-Венсен. Жозеф не отставал. Он постарался как можно быстрее миновать кабаре под вывеской «Проворный кролик», известное как «Кабаре убийц». В просвете между тучами показался последний лучик заходящего солнца, и все вокруг приобрело какой-то таинственный вид.

— Куда он меня ведет? Неужели все-таки заметил слежку? Кажется, мы бродим по кругу, — пробормотал Жозеф себе под нос, когда Шарманса в очередной раз свернул влево и вышел на улицу Жирардон.

Впереди показалась резко уходящая вверх улица Лепик. Местные жители строили свои убогие лачуги из разнокалиберных досок, которые по случаю удавалось стащить с какой-нибудь стройки или склада, а вокруг сажали кусты и разводили небольшие огородики. Здесь было полно всякой живности: слышалось кудахтанье кур, перебрехивались собаки, коты выясняли отношения в зарослях облетевшей сирени. Стебли дикого винограда оплетали покосившиеся стены. Над крышами лачуг кое-где виднелись струйки дыма. Жили в этом районе по большей части художники, рабочие и всякие темные личности.

Шарманса шмыгнул в узкую щель между двумя заборами. Жозеф остановился, не решаясь последовать за ним — там он будет как на ладони. Вдруг ему на плечо опустилась чья-то рука, и он с трудом сдержал крик. Но это был всего лишь старый оборванец с нечесаными волосами — он просил денег, и Жозеф скрепя сердце отсчитал ему пять монеток.