Читать книгу "Бесконечная война - Джо Холдеман"

– Выставим за дверь. Без церемоний. Наверное, Чарли не видел, как выглядит такой труп. Наверное, нужно отправить его в регенератор.

– Вот это идея! – засмеялся Чарли.

– Придется разрезать на кусочки – люк не очень широкий… – У Чарли имелось несколько предложений касательно способа отправки Граубарда в переработку. Вошел Джарвис, не обращая на нас внимания.

Вдруг двери лазарета распахнулись. Колесные носилки. Диана бежит рядом, нажимая на грудь человека на носилках, их толкает рядовой. Еще двое остались стоять в дверях.

– Сюда, к стене, – приказала Диана.

Это был Граубард. Пытался покончить с собой. Сердце остановилось. Он сделал петлю из ремня, которая до сих пор болталась на шее.

На стене висели два больших электрода с изолированными рукоятками. Диана одной рукой сорвала их с крючка, второй рукой раздернула застежку куртки Граубарда. – Убери руки, не касайся носилок! – Ногой она стукнула выключатель, взяв в каждую руку по электроду, приложила их к груди солдата. Низкое гудение, его тело затрепетало, запах горящего мяса. Диана покачала головой.

– Готовьте его к операции, – сказала она Джарвису. – И вызовите сюда Дорис.

Она выключила электроды, бросила их на пол и, сняв кольцо коммуникатора с пальца, сунула руки в стерилизатор. Джарвис начал растирать грудь Граубарда отвратительно пахнувшей жидкостью. Между двумя пятнами ожогов от электродов я заметил вдруг красную точку. Я не сразу сообразил, что это такое, и тут Джарвис ее стер. Я шагнул к носилкам и внимательно осмотрел шею Граубарда.

– Уильям, отойди, не стерильный ты.

Диана нащупала у него ключицу, отмерила положенное расстояние и рассекла кожу и мускул прямо до кости. Хлынула кровь, Джарвис подал ей инструмент, похожий на устройство для взлома сейфов. Я отвернулся, пока эта штука с хрустом дробила ребра. Диана потребовала зажимы и тампоны, а я вернулся на свое старое место. Краем глаза я наблюдал, как Диана начала прямой массаж сердца.

Наверное, у меня был такой же вид, как и у Чарли.

– Эй, не выкладывайся, Диана, – слабым голосом окликнул он.

Она не ответила. Джарвис прикатил искусственное сердце и разворачивал две трубки. Диана подняла скальпель, и я стал смотреть в другую сторону.

Полчаса спустя он все еще был мертв. Машину выключили и накрыли труп простыней.

– Мне нужно переодеться, я сейчас, – сказала Диана, смывая с рук кровь.

Я пошел вслед за ней к ее каюте. Я должен был выяснить. Я постучал левой, потому что правая вдруг жутко заболела, словно ее охватило огнем. Диана сразу открыла.

– Что… а, рука… – Она еще не успела переодеться. – Попроси Джарвиса.

– Рука меня не волнует. Что произошло?

– Ладно. – Она натягивала куртку через голову, и голос у нее был придушенный. – Я сама виновата, не нужно было оставлять его одного.

– Он попытался повеситься?

– Да. – Она уселась на кровать и предложила мне стул. – Когда я пришла, он уже был мертв. Джарвис ушел раньше, чем я вернулась, чтобы не оставлять Холлибоу без присмотра.

– Диана… на шее у него нет следов от петли. – Она пожала плечами.

– Но ведь он умер от сердечного приступа.

– Кто-то сделал ему укол. Прямо в область сердца. Она удивленно посмотрела:

– Это я ввела ему адреналин. Обычная процедура.

Кровь выступает, если вы пытаетесь отскочить в сторону от инжектора, так как обыкновенно лекарство просачивается сквозь поры без всяких следов.

– В этот момент он уже был мертв?

– Таково мое профессиональное мнение. Пульса не было, дыхания тоже. Очень красноречивые симптомы.

– Понимаю.

– А разве что-то… В чем, собственно, дело, Уильям? Или мне невероятно как везет, или Диана – великолепная актриса.

– Так, ничего. Ладно, пойду к Джарвису, пусть что-нибудь даст мне для руки. – Я открыл дверь. – Как гора с плеч.

Она смотрела мне прямо в глаза:

– Это точно.

Но я рано успокоился. Несмотря на присутствие незаинтересованных свидетелей во время событий в лазарете, по группе пошли слухи, что я заставил доктора Алсевер лишить Граубарда жизни, так как сам был не в состоянии этого сделать и не хотел беспокоить себя процедурой трибунала.

Но фактически, по уставу, я вообще не был обязан в данном случае устраивать трибунал. Мне нужно было только сказать: «Ты, ты и ты. Отведите этого человека наверх и расстреляйте». И горе рядовому, который ослушался бы приказа.

В некотором роде мои отношения с солдатами улучшились. Внешне они выказывали больше уважения. Но это был дешевый авторитет, который легко завоюет любой жестокий лидер.

У меня теперь была новая кличка – Убийца. И это едва я привык к старой.

Жизнь на базе быстро вошла в старую колею. Я почти с нетерпением ожидал появления тельциан, чтобы хоть как-то избавиться от рутины. Хотя обязанности у меня были весьма многочисленные, но все больше типа «это могу сделать только я», а проблемы, не требующие большой ответственности, решались на уровне нижних эшелонов.

Раньше я никогда не увлекался спортом или играми, но теперь они превратились для меня в своеобразный «выпускной клапан». Впервые в жизни я не смог сосредоточиться на чтении или учебе. Поэтому я фехтовал – на шпагах, на саблях – с другими офицерами, до изнеможения работал на тренажерах, и даже в ящике стола в каюте держал скакалку. Большинство офицеров играли в шахматы, но я оказался слабым по сравнению с ними игроком и выигрывал, только если мне хотели сделать приятное. Играть в слова я тоже не мог – они с трудом манипулировали архаичным диалектом, на котором мы общались. А у меня не было ни времени, ни способностей, чтобы освоить «современный» английский.

Некоторое время я позволил Диане вводить мне транквилизаторы, но вскоре начали сказываться результаты кумулятивного эффекта, я начал к ним привыкать, и пришлось их бросить. Тогда я попробовал заняться психоанализом с лейтенантом Вилбером. Ничего не вышло Мы говорили на разных языках – в историческом смысле. Все равно как если бы я начал давать советы средневековому крестьянину, как ему ужиться наилучшим образом с местным священником и феодалом.

Хуже всего, я был уверен, что вполне смог бы справиться с напряжением командной должности, вынес бы заключение в этой пещере с людьми, которые временами казались мне такими же чужими, как враги-тельциане, если бы со мной была Мэригей. И чем дальше, тем сильнее становилось это чувство.

Психиатр сказал, что я романтизирую свое положение Он знал, что такое любовь, сам был влюблен. Сексуальная полярность влюбленных не имеет значения. Но любовь – это хрупкий кристалл, это нежный цветок, это нестабильная реакция, с периодом полураспада в восемь месяцев. Чушь, сказал я ему. У вас на глазах шоры. Тридцать веков довоенной истории человечества учат нас, что лишь любовь сильнее смерти, и он бы это знал, если бы родился не в колбе. Тут он с кислой миной заявил, что я просто жертва сексуальной неудовлетворенности и романтических иллюзий.