Читать книгу "Мент и бомжара - Виктор Пронин"

– Пообщался? – спросила она.

– Слегка.

– Жить стало лучше, жить стало веселее?

– Местами.

– Передай, пусть собаку чаще кормит. От голода тварь воет.

– Передам.

Жена не замечала во мне никаких перемен. То ли кепочка перед ней была бессильна, то ли не считала нужным тратить на нее свои мистические силы.

И еще, ребята, и еще…

Тут уж действительно мистика какая-то… Я заметил одну особенность, и сам теперь боюсь в нее поверить… Кепочка влияла не только на настоящее – спокойно и безнаказанно вмешиваясь в будущее, она меняла прошлое. И опять же, опять в мою пользу, вернее с пользой для меня. Сколько было обид на ту же Иру, сколько злых и справедливых слов прокричал я в ночную темноту, выплескивая свои обиды, свою беспомощность, свои проклятия…

Да были и проклятия.

И распахнутое окно на двенадцатом этаже было, и полная горсть сонных таблеток была на изготовке… А что сейчас?

Сейчас я вспоминаю хмельную ночь на пицундском пляже, я вспоминаю шампанское изобилие в Абрау-Дюрсо, сверкающее золотом пиво в чешском Старом Граде… Но ничего злого и подлого вспомнить не могу. Не то чтобы я сознательно и расчетливо все плохое отверг, отказался от него, нет, оно исчезло, во мне его просто как бы и не существовало! Никогда! А если что-то и было, то только мои собственные злобные ночные видения, мои непроизнесенные слова, не состоявшиеся прощальные встречи. Я не мог вспомнить ни подлой ее измены, ни кривых ухмылок за спиной, ни желчных сплетен… И не потому, что я их забыл под влиянием каких-то добрых сил, нет – их никогда не было!

И не будет. Почему-то в эту ночь я был уверен – не будет.

– Слушаю! – прокричал в трубку сонным голосом Володя.

Я не помню, как подходил к телефону, набирал номер, не помню, зачем решил звонить среди ночи… Почему-то позвонилось… Почему-то набралось… Соединилось…

– Понимаешь… Кепочка, которую ты подарил…

– Какая кепочка? – удивился Володя.

– Ну, эта… Которую ты из Ирландии весной привез…

– Я никогда там не был! Где хоть она, эта Ирландия?!

– А как же тогда… Ну, это… Когда мы кофе с коньяком пили возле метро «Парк культуры»… И я тайком примерил… И в этот момент… Полыхнуло из соседнего мира…

– Старик… Извини – второй час ночи… Ты с кем пил?

– С главным…

– Привет ему! Скажи, что я постоянно о нем помню! Кстати, завтра среда… Хотя нет, среда уже наступила. Приходи, поговорим. К четырем часам… У нас к этому времени заканчиваются все летучки, планерки… Да! Ты же обещал рассказ, забыл?!

– Принесу рассказ, – вяло протянул я. – Про кепочку…

– Да хоть про тапочки! – И Володя положил трубку.

А я, направляясь в свой закуток, бросил опасливый взгляд в прихожую… Вы видели, как полыхают в начале лета крымские маки вдоль железнодорожной насыпи, а то и между шпал, по дороге из Джанкоя в Феодосию? Видели? Вот таким же ясным маковым цветом опять полыхнуло на меня из полутемной прихожей. И в этой краткой вспышке была улыбка, был смысл, были слова… Такие примерно… «Держись, Витя… Жизнь продолжается, и будет продолжаться еще некоторое время. Держись».

Зелье приворотное

Как и все в этой жизни, события начались с вещей будничных и ничем не примечательных. Мы с Равилем слегка подзадержались за пивом – недалеко от Белорусского вокзала рядом с часовым заводом, в полуподвальчике. Вы наверняка знаете это местечко. Пиво там разливает Фатима, женщина красивая, улыбчивая и, самое главное, к нам с Равилем относится с неизменным гостеприимством. Даже подарки дарит в дни рождения, естественно, когда эти дни мы отмечаем в ее подвальчике.

Сознательно говорю об этом столь подробно, поскольку все, что произошло позже, настолько выходило за рамки разумного, что мне просто необходимо как-то заземлить эти события, убедить самого себя, что я в здравом уме и твердом рассудке, что пива выпито не так уж много, бывали у нас посиделки и более обильные.

Разговор шел о мистике, но какой-то пустоватый, хотя время от времени Равиль меня предостерегал – не надо, дескать, об этом так подробно, не трогай понятия не то чтобы недоступные нам, из его слов выходило, что они нежелательные, почти запретные. Такая вот тональность проскальзывала в его словах.

– Почему? – уже в легком пивном хмелю удивлялся я.

– Слушают, – отвечал Равиль вполголоса.

– Кто?

– Они.

– Здесь?

– Они всегда рядом, любят слушать такие вот разговоры. Их прямо водит от хохота.

– А что еще любят?

– Они вообще любопытные ребята… Иногда до неприличия. Например, когда мужчина с женщиной… Ну, ты понимаешь… От этого зрелища их просто не оторвать.

– Надо же, – озадачился я и замолчал, поскольку Фатима принесла пиво и фисташки.

В общем, поговорили.

Мне кажется иногда, что во время таких пивных бесед мы с Равилем сделали немало открытий, проникли в те области бытия, в которые человеку пока еще вход закрыт. Ах, если бы вовремя догадаться да не полениться и записать наши прозрения, а то и запатентовать… Хотя, наверно, все-таки не стоит этим заниматься, открытия наши явно преждевременные, до них дойдет дело лет через сто, если не через тысячу, а то, что мы прорвались в эту область сегодня, дело случайное, результат гула электричек, улыбки Фатимы, прочих совершенно неуловимых обстоятельств, которые, тем не менее, влияют на человеческую психику, разум, интуицию, особенно, когда все это обострено светлым «Невским»…

Электричка моя отходила в двадцать пятьдесят две, на нее я и надеялся попасть. Фатиму мы покинули за полчаса до закрытия подвальчика и пришли на платформу перед самым отправлением. Равиль проводил меня до первого вагона, пожелал счастливой дороги, потряс в воздухе розовым дымящимся на морозе кулаком, двери закрылись с мягким резиновым хлопком, и электричка тронулась. Все было прекрасно, и через двадцать минут я должен был сойти на платформе Немчиновка, где и проживал последнее время.

Снова прошу прощения за излишние, может быть, подробности, но без них я не могу продолжать, тут же начинаю сомневаться в том, что видел, что слушал и вообще во всем, что со мной произошло в эти дни.

Время было достаточно позднее, пассажиров в вагоне оказалось немного, человек десять-двенадцать и, выбрав сиденье у окна, я вжался в угол. Вагон попался тихий, не гудящий, окно не запотевало, видимо, хорошо было подогнано, что, как вы знаете, бывает нечасто. Вечерние огни делали Москву почти праздничной, и даже серые, вытоптанные снега казались нарядными, словно действительно обещали скорый праздник.

Мое внимание привлек напряженный, какой-то свистящий шепот за спиной. Осторожно оглянувшись, я увидел двух мужичков довольно затрапезного вида. Склонившись друг к дружке, почти касаясь головами, они говорили, похоже, о чем-то чрезвычайно для них важном. Вернее, говорил один, с седой клочковатой бородой, горящим взглядом и в вязаной шапочке, в которых обычно ходят студенты и чеченцы. За отворотом шапочки обычно прячутся прорези для глаз, поэтому, надвинув шапочку, чтобы прорези совпали с глазами, можно идти на любое рисковое дело, не опасаясь, что тебя потом опознают свидетели. Уже давно замечено – когда идешь на дело, эти самые свидетели подворачиваются ну просто обязательно, возникая неизвестно откуда, чуть ли не из-под земли.