Читать книгу "Приемное отделение - Андрей Шляхов"

— Все-таки, что ни говори, а настоящие мужики только в армии остались! — заявил Николай Николаевич, закусив хлебной корочкой. — Армия делает из человека мужика!

Всю закуску, кроме хлеба и чехони, друзья-сотрапезники уже смолотили. Смолотили бы и чехонь, да соленая она, без пива очень много не съесть.

— Почему обязательно армия? — обиделся Ващенко, знакомый с воинской службой только по одномесячным лагерным сборам (впечатления были не очень-то приятными, и развивать их не хотелось). — Что, если я в армии не служил, то, значит, не мужик?

Николай Николаевич изобразил на лице смесь недоумения и сомнения — поднял брови, скосил глаза вбок и иронично ухмыльнулся. Ващенко ухмылка показалась издевательской, глумливой. Собственно, именно такой она и была, ведь от иронии до издевки и глумления всего полшага.

— Не понял! — взвился Ващенко. — Юмора не понял! Значит, если я в армии не служил, то я не мужик?!

— Не совсем мужик, — уточнил Николай Николаевич.

— Это почему же?! — недобро прищурился Ващенко. — Это с каким же атрибутом мужества у меня непорядок? Что у меня, борода не растет? — Он провел рукой по выбритому лицу. — … не стоит? Или, может, я слову своему не хозяин? Ты отвечай, отвечай, раз начал, не отмалчивайся!

— Все у тебя хорошо. — Дубко попытался погасить пламя, разгорающееся в душе собутыльника. — Все нормально! Ты в порядке, Славик! В полном порядке! Но ты не мужик! Ты — самец!

С пьяными так бывает — начнут за здравие, да незаметно закончат за упокой. Что на уме — то и на языке. Ужас-ужас-ужас…

— Я не мужик?! — задохнулся от ярости Ващенко. — Я — самец?!

Николай Николаевич кивнул, увы, дружище, так оно и есть, и потянулся к бутылке. Ващенко успел схватить бутылку первым.

— Погоди пить, — сказал он, — сначала внеси ясность. Объясни, почему я не мужик.

— Потому что ты пороху не нюхал! — ответил Дубко, безмятежно глядя на собутыльника, совсем недавно бывшего его другом, а теперь понемногу превращающегося во врага. — Пороху, понимаешь?

— А ты нюхал? — недоверчиво поинтересовался Ващенко.

— Нюхал! — Николай Николаевич зажмурил глаза, наморщил нос-картошку и потряс головой, словно показывая, до какой именно степени нанюхался он этого пороха. — Ой, нюхал! До сих пор в носу свербит.

— Где? — уточнил Ващенко.

— В носу, — повторил Николай Николаевич. — Свербит.

— Да мне по…, где у тебя свербит! — рявкнул Ващенко. — Я спрашиваю — где ты его нюхал? Ты же ни в одной «горячей точке» не служил!

Николай Николаевич действительно не служил в «горячих точках», и нельзя сказать, что он хоть сколько-то переживал по этому поводу. Плевать, что в «горячих точках» выслуга идет в три раза скорее, лучше так, тихой сапой, месяц за месяц, год за год, но зато спокойнее.

— А может, и служил, — хитро прищурился Дубко, — но рассказывать каждому встречному-поперечному не имею права. Может, я подписку давал. О неразглашении.

— «Подписку»! — передразнил Ващенко. — Может, у тебя еще и награды есть секретные, которые ты тайно под пиджаком носишь?

— Может, и есть! — ответил Николай Николаевич. — Только тебе об этом знать не положено.

— Портянки ты нюхал! — с презрением сказал Ващенко, желая как можно сильнее уязвить Дубко. — Врач-организатор хренов, ничего не знаешь, ничего не умеешь, только хвастаться горазд.

— Это я ничего не знаю?!

— Ты …, не я же!

— Ах ты, доцент …!

— Ты сначала стань доцентом, а потом выступай! Диссертацию защити… Да куда тебе, убогому. У тебя ж всего одна извилина, и то круговая! От фуражки!

— Да я тебя, доцентишку…

Дубко начал приподниматься со стула, но Ващенко ударил первым. Перехватил бутылку за горлышко и со всего размаха стукнул оппонента по лысине.

Ващенко был сильно пьян и не имел опыта в подобных делах, поэтому и не рассчитал — удар пришелся вскользь и не смог остановить настоящего мужика, страшного в своем беспощадном гневе. Дубко схватил Ващенко за грудки и потянул на себя, но рывка не получилось. Ващенко отшатнулся назад и ударил Дубко кулаком в лицо (бутылку он выронил). Попал, воскликнул на радостях что-то залихватски-победительное и ударил еще раз. И снова попал. Разъяренный Дубко резко толкнул вперед стол, за которым они сидели. Стол толкнул Ващенко и сбил его со стула на пол. Дубко схватил за хвост одну из несъеденных чехоней, подскочил к Ващенко, уселся на него и принялся охаживать его рыбиной. Ващенко попытался освободиться, но не смог — стокилограммовую тушу стряхнуть с себя трудно. Кровь, текшая из рассеченной брови, заливала лицо Николая Николаевича, добавляя ему ярости. Хорошо еще, что Ващенко смог прикрыть лицо и голову руками…

Яростные схватки обычно недолги. Очень скоро Николай Николаевич устал и прекратил издеваться над Ващенко и чехонью, совершенно не предназначавшейся для подобных целей. Сразу же за усталостью пришло просветление и относительное протрезвление. Николаю Николаевичу стало ясно, что происходит нечто нехорошее и недостойное. Он отбросил в сторону рыбину, кряхтя встал на ноги, помог подняться стонущему Ващенко и спросил у него:

— Что это на нас нашло?

— … его знает, — после небольшой паузы ответил Ващенко. — Ты же первый начал! Вот скажи — зачем ты на меня набросился?

— Я?! — изумился Николай Николаевич. — Ты же меня первый ударил!

— Ты попер — я защищался. Кто первым начал?

— Ладно, без разницы. — Дубко решил прекратить выяснение, опасаясь, как бы оно не привело к новой драке. — Оба хороши…

— Хороши, — согласился Ващенко. — А может, это водка? Ты водку где покупал?

— В супермаркете, — ответил Николай Николаевич. — Так мы же ее уже в прошлый раз пили — и ничего такого не было… Может, с рыбой твоей что-то не то?

— Может, — согласился Ващенко, поднимая с пола бутылку, в которой осталось всего ничего. — А еще выпить есть?

— Есть! — Николай Николаевич полез в свой объемистый портфель и вытащил из него последнюю из принесенных бутылок. — Только давай сначала себя в порядок приведем…

Во всех врачебных кабинетах есть кран с водой и раковина. Доктора ведь только тем и заняты, что постоянно моют руки. Кое-как отряхнувшись и освежившись, то есть поплескав в лицо водой, Дубко и Ващенко снова сели за стол.

На пол оказались сброшены только пустые тарелки и банка из-под огурцов (хорошо еще, что не разбилась). Закуска — чехонь и хлеб — уцелела.

— Давай выпьем мировую, — предложил Николай Николаевич, наполнив стопки. — Выпьем и забудем. По-мужски.

— Давай, — согласился Ващенко.

Выпили, но на этот раз как-то не пошло. Ващенко просто продрало по горлу, а вот Николаю Николаевичу резко поплохело. Затошнило, замутило, дыхание сперло. От срочно принятой «лечебной» рюмки стало еще хуже. Увидев страдальческую мину на лице друга, с которого так толком и не смылась кровь, Ващенко предложил пригласить кого-нибудь из дежурных докторов, но Николай Николаевич отказался.