Читать книгу "Улей - Тим Каррэн"

плохо, и им следует проверить это через несколько дней.

Гандри отказался больше заходить в кабину управления.

Кэмпбелл и Паркс находились там практически с того дня, как запустили криобота. Хотя гидробот был мертв, первичный и вторичный криоботы все еще работали. Все еще работали и передавали на поверхность массу информации.

Но это было еще не все, что они получали.

Там внизу они улавливали серию устойчивых и организованных вибраций, постоянный поток импульсов, повторяющийся каждые пять минут с точностью до секунды. Ганди знал, что это не было природным явлением. Это было умышленно и целенаправленно, и он знал, что оно исходило из архаичного города внизу. Эти вибрации были очень похожи на азбуку Морзе. Компьютеры могли бы преобразовать эти импульсы в математические символы, придать им числовое значение... но потребуются месяцы, если не годы, чтобы точно расшифровать то, что посылают Старцы.

А может и нет.

Потому что, возможно, на первый взгляд эти импульсы звучали как шум, но внутри, глубоко внутри своего разума, вы узнали их и поняли. Что-то, давно дремавшее в человеческом мозгу, получало их и просыпалось. Именно поэтому Паркс и Кэмпбелл не покидали комнату управления - они были настроены на них. Изможденные, измученные зомби с глазами, похожими на зеркала, были тем, чем они были сейчас, слушая и слушая, как Старцы навязывали им свою волю и дюйм за дюймом лишали их человечности.

Теперь Гандри не мог туда войти.

От этих импульсов у него заболело в голове, а в животе сжалось. Трое техников, которые управляли буровой установкой, исчезли. Гандри не знал, что именно с ними произошло. Однажды днем они стояли над буровой скважиной и смотрели в нее с пустыми выражениями на лицах. А к вечеру их не стало. Гандри решил, что они ушли в антарктическую ночь, как им и было приказано.

В буровой вышке внезапно возникла вибрация, Гандри почувствовал, как она поднимается по ногам. Это было постоянное электронное жужжание, которое нарастало и падало. Заставляло его хотеть стучать зубами и кричать. Но дело было не только в этом: оно проникло ему в голову и что-то там заболело. И он знал, что, как только он перестанет бороться с этим, боль отступит, и черная волна принятия унесет его в вечно мертвые миры.

Молитесь о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей.

Боль в голове теперь была настолько сильной, пульсировала режущими, разрывающими волнами, что зрение Гандри затуманилось, и из глаз потекли слезы. Коренные зубы болели, а с губ текла слюна. Но он все еще был человеком и останется им. В отчаянии роясь в ящике стола, он вытащил свой маленький 38-й калибр и сунул ствол в рот. Был взрыв и удар, раскол и ощущение падения.

Труп Гандри соскользнул со стула на пол.

Отрицая разум улья, он умер как человек со свободой на языке и неповиновением в душе.

31

- У меня закончились ответы. Я пуст и опустошен, и сейчас просто делаю лишь необходимое, - сказал Хейс на следующее утро после того, как они вернулись с аванпоста Врадаз. - Я не знаю, что думать и что чувствовать. Как крыса в ебаном лабиринте. Опять.

- По крайней мере, ты не один в лабиринте, - сказала ему Шарки.

Почему это показалось очень маленьким утешением?

Нет, он бы не смог справиться со всем этим в одиночку. Это сломало бы его шестеренки. Но хотя бы в одиночку он мог бы добиваться забвения самоубийства, но теперь об этом не могло быть и речи. Ибо он чувствовал ответственность. Возможно, за свою расу и мир, но уж точно за тех, кто все еще был жив на станции Харьков.

Возможно, он преувеличивал свою значимость, но ему так не казалось. Потому что у него было странное и непоколебимое чувство необходимости.

Оглядываясь назад, он был единственным, кто почувствовал приближение зла и разглядел чем оно было. Более или менее. Возможно, остальные в каком-то смысле тоже это сделали, но просто отказались это признать. Каким-то образом он чувствовал, что он - направляющая рука в этом дерьме, и если будет хоть какой-то конец, то именно он закроет дверь.

Может быть, потому что эти твари уже несколько раз пытались заразить его разум, но безуспешно. Может быть, именно это и дало ему такое чувство собственной важности. Шарки была с ним на одной волне, как и Катчен... большую часть времени... а остальные?

Нет, начиная с ЛаХьюна они были мышами.

Просто занимались своими бессмысленными делами и грызли сыр, делая вид, что им не грозит невероятная опасность. Сент-Оурс был засранцем. Хейс был бы первым на признание этого. Но, хорошо это или плохо, Сент-Оурс имел достаточно сообразительности, чтобы почувствовать опасность и бороться с ней.

Но что теперь? Что будет дальше?

Хейс просто не был уверен.

Шарки только что закончила рассказывать ему о двух тревожных новостях. Во-первых, о Гейтсе и его людях не было слышно уже почти тридцать шесть часов. А во-вторых, что она разговаривала по радио с Николаем Количем со станции Восток, и он развернулся на 180 градусов, ведя себя так, словно никогда не говорил ни слова о чем-то странном, происходящем на Врадаз. Полностью отрицал все, как будто кто-то приставил пистолет к его голове. Если у них там и был союзник, то сейчас они его потеряли.

- Мы должны решить, что будем делать, Джимми. Попробуем отсидеться? Я так не думаю. Что-то должно быть сделано, и это зависит от нас. Мы не можем ожидать, что нам поможет ЛаХьюн и, вероятно, никто другой, - она оценивала Хейса своими кристально-голубыми глазами, от которых у него всегда что-то сжималось. - Я думаю, что мы первые... должны нейтрализовать мумии в хижине. Небольшое пребывание на нашем чудесном воздухе должно вернуть их ко сну. Кроме того, как ты относишься к тому, что я отправлю сообщение Национальному научному фонду о том, что у нас здесь серьезные проблемы?

Хейс не знал, была ли это хорошая идея. - Я готов поспорить,