Читать книгу "Умный менеджмент - Jochen Reb"

не принимали оборонительных решений по эгоистичным причинам карьерного роста. Озабоченность юридическими последствиями также редко становилась мотивом для принятия оборонительных решений. Совсем иная ситуация наблюдается в медицинском секторе, где врачи и больницы сталкиваются с многочисленными внешними факторами давления и обеспокоены судебными разбирательствами: если больницы признают ошибки, на них могут подать в суд за недобросовестную работу, особенно в таких странах, как США, где законы о правонарушениях предполагают судебные разбирательства. Это приводит к практике оборонительной медицины, характеризующейся избыточным назначением и чрезмерным лечением: у врачей и больниц меньше шансов получить иск за проведение ненужной операции или назначение ненужного лекарства, чем за то, что они не назначат лекарство или не порекомендуют операцию, если с пациентом что-то случится.

В ходе опроса американских врачей скорой помощи 97 процентов признались, что назначают расширенные визуализационные исследования, которые, по их мнению, не нужны с медицинской точки зрения, и объяснили, что одной из основных причин этого является страх перед судебным разбирательством. 11 Другое исследование показало, что 93 процента американских врачей в той или иной форме практикуют защитные решения, включая назначение клинически ненужных магнитно-резонансной томографии, компьютерной томографии, антибиотиков и операций. 12 Как и в случае с культурой рационализации, защитные решения напрасно тратят ресурсы и время. В 2009 году Бюджетное управление Конгресса США оценило стоимость оборонительной медицины в 5,4 миллиарда долларов в год. 13 Более поздние оценки гораздо выше: от 46 миллиардов долларов до 300 миллиардов долларов, но чаще всего от 50 до 65 миллиардов долларов. 14 Помимо финансовых затрат, оборонительные решения мешают учиться на ошибках и снижают качество медицинской помощи, поскольку выбираются некачественные варианты.

Турция Иллюзорная культура

Вера в то, что организация работает в предсказуемом мире, где известно прошлое, а значит, и будущее, называется иллюзией индейки. Она представляет собой маленький мир, в котором будущее по определению похоже на прошлое. Этот создает иллюзию уверенности в своих прогнозах. Откуда взялось название "индюшачья иллюзия"? 15 Подумайте об индюке в первый день его жизни. Человек кормит ее и не убивает. На второй день происходит то же самое. Согласно моделям предсказания, таким как правило Байеса, которые предполагают, что мир тесен, субъективная вероятность того, что индейку накормят и не убьют, растет с каждым днем, и на 100-й день она становится выше, чем когда-либо, - около 99 процентов. 16 Но этот день - день перед Днем благодарения. Проблема в том, что индейка не находилась в маленьком мире, где все известно, и не понимала причинно-следственной связи, почему с ней хорошо обращаются.

Культура индюшачьих иллюзий широко распространена в организациях с высоким уровнем аналитики, таких как финансовые учреждения. Иллюзия проявляется в излишней уверенности в способности количественных моделей, основанных на прошлых данных, предсказывать будущее. Рассмотрим индекс волатильности CBOE (VIX), который основан на индексе Standard & Poor's 500 и создан Чикагской биржей опционов (CBOE). 17 Его также называют "индексом страха", и он измеряет ожидания рынка в отношении будущей волатильности ( Рисунок 11.2 ). Низкие значения отражают низкий прогнозируемый риск. В 2007 году, незадолго до мирового финансового кризиса, этот индекс был минимальным, однако в то время фактический риск был чрезвычайно высок. Или подумайте о том, что у финансовых институтов были модели риска, которые могли предсказать рост цен на недвижимость только потому, что, используя те же рассуждения, что и индейка, они использовали данные за предыдущие годы, когда цены постоянно росли.

Рисунок 11.2

Иллюстрация индюшачьей иллюзии, которая привела к финансовому кризису 2007-2008 годов. Индекс волатильности (VIX) был первым базовым индексом, измеряющим ожидания рынка относительно будущей волатильности, низкие значения которого указывали на низкий ожидаемый риск. Индекс начал последовательно снижаться в 2003 году. В 2007 году, незадолго до мирового финансового кризиса, он достиг своего минимума и оставался низким до краха Lehman Brothers в 2008 году, что свидетельствует об иллюзорной уверенности. Источник данных: Чикагская биржа опционов (http://www.cboe.com/products/vix-index-volatility/vix-options-and-futures/vix-index/vix-historical-data).

Иллюзия индейки проявлялась и в высказываниях ключевых фигур в сфере финансов. Например, еще в марте 2008 года Генри Полсон, министр финансов США, заявлял: "Наши финансовые институты, банки и инвестиционные банки сильны. Наши рынки капитала устойчивы. Они эффективны. Они гибкие". 18 В 2003 году Роберт Лукас, выдающийся макроэкономист, в своем президентском обращении к Американской экономической ассоциации заявил, что экономическая теория извлекла урок из Великой депрессии и сумела защитить от будущих катастроф: "Ее центральная проблема предотвращения депрессии была решена, для всех практических целей, и фактически была решена на протяжении многих десятилетий". 19 Утверждение, что финансовые кризисы наконец-то можно предотвратить с помощью точной экономической теории, было обнадеживающим - но ошибочным. Через пять лет после уверенного заявления Лукаса не только в США, но и во всем мире разразилась Великая рецессия, самый тяжелый кризис со времен Великой депрессии. Индейка была убита.

Финансовый кризис был вызван не только жадностью, принятием желаемого за действительное и плохим управлением. Иллюзия индейки также способствовала ему, обеспечив иллюзию предсказуемости. Однако финансовые организации не работают в маленьком мире, даже приблизительно.

Культура отрицания VUCA

С культурой "индюшачьих иллюзий" связана культура VUCA-отрицания, но она еще шире. В отличие от культуры "индюшачьих иллюзий", которая принимает конкретную неопределенность за риск, культура VUCA-отрицания отрицает существование неустранимой неопределенности как таковой. В такой культуре существует убеждение, что все VUCA (волатильность, неопределенность, сложность и неоднозначность) можно укротить и свести к маленьким мирам. Эта вера позволяет рассчитать оптимальный курс действий, опираясь на максимизацию ожидаемой полезности и другие инструменты оптимизации. Ее поддерживают видные ученые в области неоклассической экономики, такие как Милтон Фридман, который утверждал, что всю неопределенность можно свести к риску. 20 В результате эта культура предполагает, что организацией можно управлять, как делать ставки в лотерее, когда все варианты и исходы известны заранее. Основным следствием этого является то, что эвристическое принятие решений считается неактуальным при таких предположениях.

Организации с культурой отрицания VUCA не обязательно не знают о существовании самой VUCA, как в случае с культурой иллюзий индейки. Напротив, они отрицают несводимость VUCA - невозможность ее полного контроля и сокращения. Таким образом, анализ в этой культуре является инструментом не только оптимизации, но и контроля, превращения неожиданного в ожидаемое, попытки минимизировать сюрпризы. Такая культура характерна для бюрократических организаций, но отнюдь не является исключительной. Эти организации склонны избегать неопределенности. Непредсказуемость вызывает у них дрожь.

Организации тратят миллионы на отделы управления рисками, регулирующие органы пишут сотни страниц нормативных актов, а специалисты по планированию пытаются предсказать будущее с помощью