Читать книгу "Юнг и Паули - Дэвид Линдорф"

«Такой синтез должен оказать давление на эмоциональную основу естественных наук, то есть основные архетипы и их динамику. Тогда они превратятся из науки в религию … религию целостности, в которой естественные науки займут своё место»[382].

Юнг поддержал предположение Паули о том, что вишни означают эмоциональное содержание, которого недоставало физику. В своём ответе (15 декабря 1956) Юнг прокомментировал отношение Паули к вишням, замечая, что тот опошлил их, связав с «философским певческим клубом». Он писал, что вишни следует воспринимать конкретно как несущие эмоциональное содержание. «Как физические ощущения дают осадок в технических науках, так и психологические ощущения находят применение в жизни … [Успех может прийти] только при тщательном, аккуратном переносе»[383]. То есть к бессознательному следовало отнестись серьёзно, придав ему «религиозную» ценность. Таким образом, по Юнгу поедание вишен — важное событие, вызывающее ассоциации с «поеданием райских яблок, приведшим к осознанию греха и к felix culpa (счастливой вине), ответственной за искупление»[384].

Два следующих сна говорят о необходимости развития этого «религиозного» осознания.

Сон пятый: 2 сентября 1954

Голос произносит: Там, где Валленштейн искупил [свои грехи] смертью, возникнет религия[385].

Теперь открывается религиозное измерение, и границы видения расширяются.

Альбрехт фон Валленштейн (1584-1634), несомненно, известный Паули, сыграл важную роль в Тридцатилетней войне, за которой последовала Реформация и, в итоге, раскол между рациональным и иррациональным. Паули называл это время «плохим завершением плохого начинания … Высокие устремления основателя христианства превратились в собственную противоположность. Итогом стал открытый конфликт между разумом и ритуалом»[386]. Для заживления этого разрыва, как считал Паули, естественные науки должны соединиться с эмоциональной динамикой, исходящей из их архетипического фона. Только тогда им найдётся место в религии целостности. Христианство, с его односторонней духовностью, не отвечало нуждам века науки. Необходима была новая религиозная этика, в которой сознание и бессознательное были бы единым целым. «Новый дом» имел для Паули особое значение: он представлял такой уровень бытия, на котором конфликт между разумом и ритуалом более не существовал. Паули представлял себе развитие новой религиозной этики, которое потребует не меньших усилий, чем развитие технологии и науки за прошедшие три века:

«То, что религиозная традиция не функционирует, кажется мне характеристикой Запада в христианскую эпоху. Я считаю, в противоположность мнениям христианских теологов, что всё человечество должно уповать на то, что христианство окажется не уникальным явлением, а религиозным и нуминозным феноменом своего времени»[387].

Паули заключил, что конфликт между разумом и ритуалом, наукой и религией, достиг стадии разделения, и элементы coniunctio нуждаются в «новом доме». Религиозная традиция сломалась, и наука начала подчиняться «воле к власти»[388].

Сны Паули изображали светлую аниму (отвечающую за науку и интеллект) подозрительной из-за её связи с тёмной стороной христианства. Тёмная же анима выступала на стороне Мастера и превосходила светлую. С точки зрения Паули, лишь хтоническая мудрость могла дать надежду на спасение человечества от атомной бомбы.

Помимо интерпретации «нового дома» и его связи с религиозной этикой, предложенной Паули, сон, возможно, имел значение и для самого физика лично. Знаменитый генерал Тридцатилетней войны Валленштейн отказался подчиниться императору Фердинанду Второму и объединился с протестантами-шведами в попытке захватить власть и завершить длительный конфликт. Это предательство стоило ему жизни.

Как мне указал Фирц[389], для Паули сон ассоциировался скорее не с исторической фигурой, а с Валленштейном Шиллера. Шиллер изобразил генерала как человека, чьей судьбой управляли звёзды; он пытался уклониться от своего жребия, но рок был неумолим. Приведу отрывок монолога из «Смерти Валленштейна»:

Возможно ль? Захотеть — и быть не в силах?

Что ж, я не властен возвратиться вспять?

И потому я совершить обязан

Деяние, задуманное мною,

Что от себя не отстранял соблазна,

Но тешил сердце тайною мечтой,

Обдумывая средства к смутной цели

И оставляя к ней открытый путь?..

…..........................

Я недруга незримого боюсь,

Что мне противоборствует в сердцах

И малодушьем повседневным страшен…

Не то внушает ужас, что опасно

И что, живое, борется с живым, —

В обыденном весь ужас, в вековечном

Возврате неизбывного «вчера»,

Того «вчера», что ныне всем значеньем

Обязано отжившему былому!

Обыденность — вот имя человеку,

Привычка же — кормилица его.

Беда тому, кто посягнул на скарб,

Завещанный веками! Старина

Седая, обомшелая священна,

И если ты обязан ей правами,

Благоговеть пред ними будет чернь.

Звёзды определили и судьбу Паули, и избежать её было невозможно. Продолжая монолог:

Тропы назад не видно, и стена

Из собственных моих деяний встала,

Стезю к возврату преградив!..[390]

Если отсылка к этому монологу кажется вам чересчур мелодраматичной, вспомните, что сны могут быть театральными. Их тонкости и далеко простирающиеся связи обращают наше внимание на то, что Паули любил называть обратной стороной — мысли, которые следует осознать, если мы не хотим оставаться «однобокими». В этом свете сон об искуплении Валленштейна сообщил Паули о судьбе, которая находится вне его контроля, одновременно открыв его регрессивную тоску по свободе действий. Паули принял вызов — и должен был прожить большую часть жизни, осознавая этот конфликт.

Сон шестой. 6 сентября 1954

Идёт великая война. «Политические новости», которые я хочу передать остальным, не пропускает цензура. Появляется мой коллега-математик А. со своей женой. Он говорит: «Для изоморфного будут построены соборы». Затем следует ещё множество слов и написанных фрау А. текстов, которые я не могу прочитать (я просыпаюсь в чрезвычайном возбуждении)[391].

Этот сон, как и предыдущий, Паули считал «основополагающим». В то время, как опасность ядерного пожара («великой войны») витала в воздухе, это был лишь симптом того, что Паули воспринимал как «религиозную проблему». Введение собора в качестве «нового дома» имело отношение как к культурным корням, так и к его собственным. Сон выражает мысль о том, что ритуалы должны воспроизводиться коллективно (путём multiplicatio) в схожих формах. Сон о Валленштейне также касается этой темы и сообщает о необходимости нового религиозного мировоззрения. Для этого должно произойти coniunctio на коллективном уровне. Паули верил, что это свершится, пусть и в далёком будущем, на индивидуальной основе через multiplicatio архетипа.

Далее сны переключаются на самого Паули.

Сон седьмой: 30 сентября 1954

Мы с женой