Читать книгу "Сталинград - Даниил Сергеевич Калинин"

очень близко…

Наверняка ведь теплилась у него надежда, что Горохов перекинет какой-никакой резерв и что еще можно будет успеть контратаковать, пока не поздно… Но утро встретило всех нас лишь немецкой артподготовкой. Чувствую, вскоре немцы пойдут в атаку, наверняка бросят в бой бронетехнику. И если первый и второй батальоны сто пятнадцатой сегодня еще удержатся на имеющихся позициях, то очаги обороны моих бойцов могут и не выстоять, коли фрицы возьмутся за них в полную силу!

Вот я и стою на наблюдательном пункте первого бата, с которого открывается отличный вид на левый фланг, стою, несмотря на начавшийся обстрел. Руку нужно держать на пульсе…

– Маслов, что со связью?!

Бледный от напряжения лейтенант, уже несколько раз пытавшийся вызвать штаб Андрусенко, только отрицательно мотнул головой. Да оно и понятно, проложенный прямо по земле кабель сто процентов повредило осколками с началом артподготовки. Начальник связи полка уже отправил пару бойцов для восстановления линии, но, думаю, затея эта глупая. Только людей потеряем!

– Понятно, посыльного сюда. И не одного, а пару человек!

Через минуту передо мной уже стоят навытяжку два неестественно бодрых бойца.

– Значит так, орлы, слушайте боевую задачу. Как только закончится артподготовка, на всех парах дуйте в сто пятнадцатую и передайте мое сообщение лично командиру, майору Андрусенко. Конвертов два, каждому по одной штуке, второй из них запасной. Но если вдруг с конвертами что произойдет, озвучьте устно: «Имею опасения за резервную линию обороны. Возможен прорыв в случае атаки со стороны высоты сто девять и четыре. Предлагаю незамедлительно начать отход, оставив на позициях боевое охранение. Отход прикрою с высоты». Все понятно?! Повторить.

Со второго раза посыльные запомнили сообщение слово в слово, а я вновь принялся старательно рассматривать изрытые воронками, кажущиеся отсюда такими тонкими ниточки траншей 115-й бригады. Досталось ей очень крепко, что и говорить, ребята геройски дрались последние три дня… А отход правого крыла и центра бригады я действительно смогу прикрыть огнем полковой артиллерии и тяжелых минометов. Ну и что, что полковушек осталось всего две? Зато к ним есть пусть и небольшой, но все же запас шрапнельных и бризантных снарядов. На открытой местности против пехоты шрапнель действует просто убойно, достанется и десанту незащищенных сверху «ганомагов». Да и бронетехнике не поздоровится при близком подрыве шрапнели, способной повредить качественную цейсовскую оптику…

Немцы сейчас комбинируют тяжелые удары массой танков при поддержке панцегренадер (29 сентября бросили в бой сразу пятьдесят «коробочек») с атаками небольших групп пехоты от роты до двух, усиленных несколькими «тройками». Они вгрызаются в нашу оборону, создавая предпосылки для развития наступления, но подобные отряды вполне реально тормознуть навесным огнем даже двух пушек, до поры до времени придержанных мной в резерве. А тройка минометов гаубичного калибра, посылающих осколочно-фугасные снаряды за пять километров, вполне способны доставить врагу дополнительные сложности…

В общем, отход правого фланга и центра бригады мне есть чем прикрыть. А на левом ее крыле будет действовать – держите меня семеро! – мобильная группа 282-го полка. Да-да, мобильная группа. Как захватили мы при первом штурме и последующих боях за высоту три исправных, массивных «цундапа» с колясками, так я и загорелся создать что-то вроде «пожарной команды», памятуя свой собственный «байкерский» опыт от июня месяца прошлого года.

В принципе, наличие прочной коляски навело меня на однозначную мысль о мотоциклистах-минометчиках. А что? В мое время блуждающие минометы продемонстрировали себя во всей красе. Так вот, имея возможность маневрировать, мои смогут очень быстро менять позицию, сделать несколько беспокоящих врага залпов, а после бодро укатить от ответного огня. Отличная же идея!

В мобильные расчеты артиллеристов-минометчиков отобрали поголовно грамотных городских ребят, хотя бы заочно знакомых с мотоциклами. И по моему настоянию их же выучили еще и на пулеметчиков, вооружив каждую пару мотоциклистов трофейными МГ-42. Это помимо отечественных «самоваров» БМ калибра 82 миллиметра. Ну а что? Вдруг на отдельном участке немецкая пехота пойдет вперед без поддержки танков и бронетранспортеров? Чем плохо, если с фланга заедут мои «байкеры» да вжарят сразу из трех скорострельных «косилок»? По любому ведь немцы завязнут, сбавят темп движения, а нам-то большего и не надо. Задача мотоциклистов – действовать на левом фланге бригады и быстрыми, жалящими ударами мешать фрицам преследовать откатывающиеся на запасные позиции части 115-й осбр. Ну, это все в идеале. Как пойдет на самом деле, одному Богу известно…

Артподготовка становится все сильнее с каждой минутой. Тяжелые удары сотрясают землю, заставляя ее волнами ходить под ногами. Вроде бы и привычный к этому, я с каждым мгновением ощущаю нарастающую тревогу, а в груди становится как-то пусто. В очередной раз бросив взгляд на потеющего, затравленно озирающегося по сторонам комиссара, на мертвецки бледного лейтенанта Маслова, судорожно вцепившегося в трубку коммутатора, я ловлю себя на мысли, что страх окружающих меня людей, мой собственный страх – это не что иное, как предчувствие смертельной опасности…

– Товарищи, я думаю, Дмитрий Иванович прав. Нет смысла в пустом риске, и до завершения артподготовки нам стоит покинуть наблюдательный…

Тяжелый удар оборвал меня на полуслове, а в глазах мгновенно потемнело.

А дальше ничего не помню.

Наши дни

Оля спала. Да, девушка спала в своей кровати, и наблюдатель со стороны мог отметить, что сновидения ее крайне тревожны. Он мог сделать свой вывод по частым протяжным стонам, мятущимся движениям переворачивающейся с бока на бок Мещеряковой, ее беспокойным вздрагиваниям.

А потом сторонний наблюдатель очень удивился бы, увидев, как девушка вдруг замерла на кровати и вытянулась ровно посередине. Еще бы сильнее он удивился, увидев движения ее вытянувшихся вперед рук, совершающих какие-то странные жесты. И наверняка ему стало бы не по себе от частых всхлипов и громких, отчетливых причитаний:

– Рома, Ромочка, любимый… Рома, Ромочка… Ну очнись же, приходи в себя…

Однако сторонний наблюдатель с медицинским образованием вполне мог бы узнать движения девушки. Он мог бы подумать, что она накладывает бинты в своем сне. И он был бы прав, на сто процентов прав.

Ведь она действительно накладывала бинты на поврежденную левую руку своего любимого человека, человека, не приходящего в сознание. Она действовала уверенно и умело, несмотря на то что глаза ее застилали слезы…

Наконец ее горячие мольбы были услышаны, и возлюбленный открыл глаза.

Вначале он удивленно посмотрел по сторонам, видимо не понимая, не узнавая место, куда попал. Потом страдальческая гримаса исказила его лицо, затем он посмотрел на девушку, и губы его тронула мягкая улыбка. Он мягко провел по щеке казачки пальцами правой, затем положил кисть