Читать книгу "Красная точка - Дмитрий Бавильский"

Обычно она там не сиживала, некогда, всё больше по каким-то делам бегала, а тут (Вася, продолжая заниматься с красной точкой, заметил) начала у подъезда задерживаться, точно выжидая кого. Особенно когда дога вместо молодожёнов выгуливала – отпускала его на травку пастись, а сама, подобно внешнеполитическому ведомству, доносила до районной общественности «официальную точку зрения».

Она и Васю однажды так подловила, с теми же точно словами, из-за чего он и понял: неспроста эта формула по кругу вертится, но должна она, видимо, вместе с пылью и летней гарью на всех соседей незыблемой данностью осесть. Как июльский загар.

Вася тогда в совершеннейшей запаре был: перед уходом в армию[32] ему столько ещё нужно дел разгрести, но пройти мимо тёти Гали на крейсерской скорости он не смог. По старой памяти. Хотя природа времени, кажется, окончательно изменилась с появлением видеомагнитофонов – отныне некоторые события и даже явления можно было видеть в ускоренном темпе или же вовсе – поставив на перемотку.

Ускорение и расширение

Тогда-то она ему и выдала – сначала про дерево, срубленное не по ранжиру, а затем, без всякой логической привязки, но словно заранее тоскуя о дочкиной будущности, предчувствуя всю её непруху, ещё и про своего мужа Петю, читателя фантастических романов, не сильно радовавшего её нежностью. Ради лишней проникновенности, видимо, установления дополнительного эмоционального контакта. А может быть, от усталости или же на автомате – Вася много раз замечал, как «простые люди» легко «проговариваются», выбалтывая посторонним то, что, по его мнению, нужно держать за зубами и за десятью амбарными замками.

Впрочем, судя по контрольным, постоянно повторяемым, словам о дереве не по росту, тётя Галя была Морчковым довольна – парень дочери попался домовитый и мастеровой, всё в дом – всё в семью. Тут же, кстати, к ним на пятый этаж из своего последнего подъезда и переехал, так что мамочка, с его Моди, снова осталась одна.

Никто ей уже не мешал. К сожалению, пса пришлось оставить: у Лены жил дог, и девать его было некуда. Из девичьей комнаты, тесно забитой книгами, вынесли письменный стол и внесли семейное ложе.

Август, вечер воскресенья

Васе вдруг вспомнилась степень недоумения, когда Пушкарёва первый раз оказалась в его комнате, забитой книгами[33], и произнесла высокомерно, именно что через плечо:

– А у нас книг больше.

Он тогда не поверил, тем более что книжной пылью из-под двери пушкаревской квартиры не пахло. Пахло скученной и непростой жизнью повышенной плотности, а не дополнительными умствованиями. Хотя вышло-то именно так, как сказала незнакомая тогда девочка. Значит, книги выполняли в их комнатах иные, не книжные функции. Например, подобно пробковым экранам из биографии Пруста, защищали от соседских звуков или же служили дополнительными пылесборниками. По запахам ведь чувствуется, сколько измерений существует в той или иной квартире. Вот, скажем, запах из-за двери супругов Орловых на третьем этаже пахнет перманентным скандалом, незримой вознёй и непреходящей фрустрацией непонятного происхождения, а от Янкиной двери на четвёртом этаже веет сытостью и достатком. Она даже обита наособицу – стильным, как казалось, дерматином.

Когда днём, «после Снегурочки», Вася поднялся на второй к тургояковской двери (демонстративно нейтральной и ничем совершенно не пахнувшей), Маруси дома не было. Тогда он взошёл на четвёртый. Подруга долго не открывала, вышла заспанная. Она уже тогда красилась, и Вася каждый раз удивлялся, когда видел Марусино лицо без косметики (происходило это редко и оттого статуса события не утрачивало). Вот как сейчас.

– Все так напились, кажется, лишь по Пушкарёвой не было видно…

Места чужого обитания

– Это она умеет. На это она мастерица. Настропалилась.

– И когда успела?

– Так она ж алкоголик, причём со стажем…

Впустив Васю, Маруся вновь впрыгнула в чужую кровать. Она ничего не знала про события ночи (Вася надеялся, что и не узнает), поэтому казалось, она слегка запаздывает в развитии – друзья её как бы ушли далеко вперёд, а она всё ещё валяется, пчелой в бутоне, среди ослепительных простыней: на время отлучки соседей Тургояк, въезжавшая в жильё двумя этажами выше, тут же меняла постельное белье, так как каждый год Янка уезжала с мамой в отпуск, бросая всё без каких бы то ни было сборов и тем более уборки. Точно бежала от наступления белых (ну, или красных), бросив в квартире всё как «при хозяевах». Точно они никуда не уехали, но могут вернуться в любую минуту.

– Представляешь, в мусорном ведре остались шкурки от бананов, а в раковине – недопитая чашка кофе и блюдце из-под бутерброда.

Тургояк, устраивая обзорную экскурсию по чужой кухне (вид из окон такой же, как у Пушкарёвых, только этажом ниже), делилась главным:

– С сыром ещё, поди, бутерброд был?

Вася, привыкший к хроническому дефициту мясо-молочной продукции примерно так же, как к особенностям челночного чердачинского климата, захлебывался от слюны.

– В холодильнике я нашла не только сыр «Пошехонский», удивительной свежести, но ещё и обрубок сервелата, прикинь?

Дело нехитрое

Вася прикинул. Звучало как музыка. Как песня без слов.

– Давай устроим пир на весь мир.

Вася надеялся, что она и теперь ничего изменнического за ним не предполагает. Иначе бы не допустила до себя тогда без предисловий и с такой лёгкостью. Или же просто «чужая территория» помогла им своей незапятнанностью, но именно так и вышло, что, с разницей в полдня, одну за другой, Вася познал сначала Лену, затем Марусю. И тут уже он постарался быть на высоте и разума не терять. С высоты нечаянного опыта, который, вот-вот, столь скоро пригодился. Оттого-то и отметил про себя, что он у Маруси не первый – крови на холёных Людиных простынях точно не было.

Может, она и восприняла его последующую отстранённость на свой счёт, да только Васе (похмелье плюс двойная усталость, физическая и эмоциональная), честно говоря, было не до неё. Он тихо уснул. Проснувшись, удивился новым пространственным ощущениям, явно иного, не домашнего измерения (четвёртый этаж – не первый, более светлый, точно лежишь на летней поляне и светит горячее солнце).