Читать книгу "Общая психопатология - Карл Теодор Ясперс"

С другой стороны, мы должны постараться понять, что же именно не поддается корректировке. Поведение больного будет свидетельствовать об этом более красноречиво, нежели любая беседа с ним. Смысл действительности для него не всегда совпадает со смыслом нормальной реальности. У таких больных «преследование» не всегда похоже на переживания лиц, которые действительно подвергаются преследованию. Аналогично, их ревность не похожа на ревность людей, испытывающих это чувство обоснованно, – притом что в поведении часто наблюдаются черты сходства. Отсюда – достаточно обычная и в своем роде примечательная непоследовательность отношения больного к содержанию своего бреда. Содержание бреда воздействует как символ чего-то совершенно иного; иногда содержание постоянно меняется, хотя смысл бреда остается тем же. Вера в реальность может достигать самых различных степеней: от простой игры с возможностями через двойную – эмпирическую и бредовую – реальность к недвусмысленной установке, при которой содержание бреда господствует в качестве единственной и абсолютной реальности. При игре с возможностями каждый отдельный элемент содержания потенциально подвержен коррекции, но это не относится к установке в целом; когда же бредовая реальность превращается в абсолют, некорректируемость также становится абсолютной.

Выяснив, что признаки собственно бредовой идеи состоят в первичном бредовом переживании и происшедшем в личности изменении, мы имеем основание сделать вывод, что бредовая идея может быть корректной по своему содержанию, но при этом оставаться бредовой идеей. Впрочем, такая корректность случайна и необычна; чаще всего она появляется при бреде ревности. Корректная мысль обычно возникает как результат нормального опыта и поэтому имеет ценность также для других людей. Что касается бредовой идеи, то она проистекает из недоступного другим людям первичного переживания; соответственно, она не имеет твердой основы. Мы распознаем ее только по тому, каким образом больной впоследствии пытается дать ей обоснование. Например, мы можем распознать бред ревности по его типичным признакам, при этом вовсе не нуждаясь в знании о том, действительно ли ревность данного субъекта оправданна или нет. Бред не перестает быть бредом оттого, что заболевшее лицо на самом деле становится жертвой супружеской неверности – часто лишь вследствие самого этого бреда.

(г) Разработка бреда

Осмысление бреда сопровождает его с самого момента возникновения. Оно может быть не более чем несистематизированным, лишенным ясности мышлением, характерным для острых психозов и хронических состояний, – хотя даже в этих случаях больным свойственно искать какие-то связи. В относительно умеренных хронических случаях мышление может быть более систематическим; осмысление бреда осуществляется на основании первичных переживаний и заключается в попытке объединить их в гармоничное целое с действительными восприятиями и знаниями больного. Осуществление этого иногда требует полной отдачи сил со стороны личности с развитым интеллектом. Таким образом строится бредовая система (Wahnsystem); взятая в собственном контексте, она полностью доступна пониманию, иногда отличается исключительным остроумием и остается непонятной только в своих последних основаниях, то есть на уровне первичного переживания[46]. Бредовые системы являются объективными осмысленными структурами и методологически относятся к области психологии творчества.

(д) Бредовые идеи в собственном смысле и бредоподобные идеи

Термин «бредовая идея», строго говоря, относится лишь к тем случаям, когда бред имеет своим источником некие первичные патологические переживания и может быть объяснен только изменениями в личности. Следовательно, истинная бредовая идея – это группа элементарных (первичных) симптомов. Что касается термина «бредоподобная идея», то он приберегается нами для «бреда», который доступным пониманию образом проистекает из других событий психической жизни и может быть психологически прослежен вплоть до лежащих в его основе аффектов, стремлений, желаний и страхов. В случаях бредоподобных идей нам не нужно взывать к происшедшим в личности изменениям; напротив, мы можем полностью понять их, исходя из постоянного комплекса свойств данной личности или из какого-то временного эмоционального состояния. к бредоподобным идеям мы относим преходящие обманы, обусловленные ложными восприятиями и т. п., маниакальные и депрессивные «бредовые идеи» («бред» греха, обнищания, нигилистический «бред» и т. п.) [47], но прежде всего сверхценные идеи.

Сверхценные идеи (überwertige Ideen) – это убеждения, сильно акцентированные благодаря аффекту, который может быть понят в свете характерологических качеств данной личности и ее истории. Под воздействием этого сильного аффекта личность отождествляет себя с идеями, которые в итоге ошибочно принимаются за истинные. В психологическом аспекте упорное нежелание отказываться от сверхценных идей не отличается от научной приверженности истине или страстной политической или этической убежденности. Различие между этими феноменами состоит только в ложности сверхценных идей. Последние встречаются как у психопатов, так и у здоровых людей; они могут принимать также форму «бреда» – идей изобретательства, ревности, кверулянтства (сутяжничества) и т. п. Такие сверхценные идеи следует четко отличать от бреда в собственном смысле. Они представляют собой единичные идеи, развитие которых может быть понято на основе знания о свойствах и ситуации данной личности – тогда как истинные бредовые идеи суть недоступные психологическому пониманию рассеянные продукты кристаллизации неясных бредовых переживаний и диффузных, путаных ассоциаций; правильнее было бы считать их симптомами болезненного процесса, который может быть идентифицирован также на основании других симптомов.

(е) Проблема метафизических бредовых идей

Бред часто проявляет себя в метафизических переживаниях больного. Переживания этого рода не могут быть оценены в терминах истинности или ложности, соответствия или несоответствия действительности. Однозначные выводы трудно делать даже в тех случаях, когда речь идет об эмпирической реальности, – хотя в конечном счете обычно удается прийти к определенным оценкам. Мы можем изучать метафизические переживания в их шизофренических проявлениях, обусловливаемых процессом течения болезни, и при этом убеждаться, что метафизические прозрения (образы, символы), возникающие в ходе этих переживаний, в силу совершенно иных причин приобрели культурное значение в умах здоровых людей.

Действительность для нас – это реальность в пространстве и времени. Прошедшее, будущее и настоящее для нормального человека действительны в формах «уже нет», «еще нет» и «теперь», но благодаря постоянному течению времени все кажется нереальным: прошедшего больше нет, будущее еще не наступило, а настоящее неумолимо исчезает. Временная реальность не есть действительность как таковая. Последняя существует как бы «поперек» времени, и любое метафизическое осознание представляет собой опыт и утверждение этой действительности. Ее настоящее постижение мы называем верой. Если эта действительность объективируется в нечто осязаемо присутствующее в этом мире (и, таким образом, вновь превращается в простую реальность), мы говорим о суеверии. о том, насколько велика потребность людей в том, чтобы удержать эту реальность мира, мы можем судить по их бездонному отчаянию, наступающему всякий раз, когда у суеверий отнимается их абсолютная значимость. Можно сказать, что суеверия – это «бред» нормальных людей. Только вера, трансцендируя в мире, может в силу своей безусловной жизненности и действенности быть уверенной в бытии как таковом, символом которого служит наше наличное бытие (Dasein) – не теряя почвы и как бы паря над тем и другим.