Читать книгу "Песнь копья - Илья Крымов"

Клеменс ничего на это не сказал, но слова пленницы подстегнули уже зародившиеся в нём сомнения. Можно было ожидать засады, стрелы из дебрей, много чего ещё, а с пленницей на закорках это совсем нехорошо. За себя пленитель не боялся, но доставить Тильнаваль святым отцам в сохранности он был обязан.

Странный незнакомец верно описал путь и вскоре двое выехали к развилке, где Клеменс осмотрел новый путевой столб с гербовым шакалотом[28], — король Радован метил территорию везде на завоёванных землях. Отогнав сомнения, он всё же избрал правый путь и вскоре лес загустел, сплёл над ними непроглядную крышу из ветвей, состарился даже. Всадники почувствовали запах дыма, — верного спутника человеческих жилищ.

Старые Глинки стояли близ реки, вероятно, уже много поколений, поселение рыбаков, через которое когда-то пролегла дорога. Правда, что-то в нём заставляло насторожиться. Частокол выглядел старым, неухоженным, местами гнилые брёвна давно повалились, а в других местах их укрывали дикие вьюны и росшие на мёртвой древесине грибы. Могло показаться, что деревня давно разорена, но был дым, были голоса, была жизнь.

За распахнутыми воротами оказалось несколько кривеньких улиц, составленных из небольших подворий, деревянных домов с покосившимися ставнями, заросших палисадников. Гуси убегали из-под копыт, а любопытные дети, чумазые ровно ахоги, бросались следом, перекрикиваясь. Удивлённые лица вилланов встречали чужаков.

Трактир оказался единственным зданием в деревне, имевшим второй поверх; тёмная древесина стен, пыльные окна, покрывшаяся мхом черепица, даже вывески нигде не виднелось. Тем не менее тут же на улице показался высокий грузный мужчина с блестевшей от пота лысиной и брюхом, вываливавшимся из-за пояса; за ним следовала дородная женщина да несколько подростков разного полу.

— Найдётся ли местечко усталым путникам разложить свои кости, добрый человек? — натянуто улыбнулся Клеменс.

Трактирщик был бледен, его маленькие глаза еле поблёскивали, окружённые тёмными пятнами, брыли подрагивали как у собаки и в целом человек казался растерянным.

— Э… д-да, да! Сколько угодно, милорд! Прошу внутрь, сынки сей же час вашу поклажу занесут, лошадей пристроят, прошу! — нашёлся он наконец. — А… А… Но…

— Эта женщина находится у меня в заключении на совершенно законном основании, добрый человек, не сомневайтесь!

— Я как бы… я… прошу, милорд!

Как только они вошли под крышу заведения, толстуха поспешила на кухню, тряся телесами, а её муж повёл гостей на второй этаж. Внутри трактир оказался ничуть не привлекательнее, чем снаружи. Старая изношенная мебель, заплёванные полы, паутина и огарки сальных свечей с длинными фестонами; пыль, пятна. Наверху было несколько комнат с кроватями, полными клопов и ещё кое-с-какой мебелью.

— Эта сойдёт, — решил Клеменс, глянув из окна, — какая у вас тут милая площадь. Жаль высота не самая большая, но да ладно! Что на обед?

Тильнаваль видела сколь фальшивой была улыбка её пленителя, видела появившееся затаённое выражение в его глазах. Они спустились, сели за один из длинных столов и принялись ждать. Трактирщик, будто всё ещё удивлённый тому, что у него появились клиенты, после недолгого замешательства, решил наведаться в погреб за пивом.

— Это место — жуткий клоповник, — сказала чародейка, — во всех смыслах. К тому же здесь что-то не так, совершенно неправильно.

Он молчал.

— Они все какие-то странные, бледные, у всех тени вокруг глаз… будто спят наяву. Ты ведь заметил, Пёс? Тебе положено всё замечать.

Он молчал.

— Неправильно. Укреплённые селения погибают, а эта развалина стоит себе посреди леса и ничего. Будто весь мир страдает, но местных беды обходят стороной. Ну чего ты молчишь?

— Я не обсуждаю правду, — ответил он, водя взглядом из стороны в сторону.

На улице послышались голоса, громкие и недобрые. В трактир ввалилась толпа мужчин, вооружённых длинными топорами. Их несомненный предводитель, сухопарый и сутулый человек лет шестидесяти, двинулся к единственным посетителям, увлекая за собой остальных. Он покручивал меж пальцев узловатую клюку и держал во рту трубку из кукурузного початка.

— Прежде чем вы совершите роковую ошибку, друзья, — Клеменс поднялся им навстречу, доставая из-за пазухи знак Святого Официума, — заверяю вас в своих полномочиях! Я везу эту ведьму к братьям-инвестигаторам, а вовсе не являюсь разбойником или иным злодеем! Успокойте сердца свои и не мешайте совершению богоугодного дела!

Его голос, прежде всегда вкрадчивый, прозвучал с силой и властностью как у священника, вещающего с соборной кафедры. То ли он, то ли знак грозной силы возымели такое действие, но люди замерли и уставились на чужака с неподдельным страхом. Наконец их предводитель стянул шляпу с сальных седых волос.

— Простите нас, тёмных, убогих, святой отец! Простите коль сможете! — Он упал на колени. — Господь спас от великого злодеяния! Скудоумие наше безразмерно! Простите! Мы-то думали, злодей какой!

Остальные вилланы тоже стали падать на колени. Трактирщик, уже какое-то время, стоявший у дальней стены с кувшином в руках, сам едва не последовал примеру. Он был испуган, удивлён и растерян сверх всякой меры.

— Моё имя Повэль, святой отец, — плачущим голосом говорил предводитель, позволяя Клеменсу поднять себя с колен, — я староста этой маленькой деревушки! Простите! Простите меня, дурака! Бабы безмозглые наговорили столько глупостей, заморочили нас, от работы отняли! Господи! Господи!

— Ну что ты, сын мой, отринь скорбь, всё обошлось! Вы хорошие люди, но эта женщина не достойна вашей защиты.

— Что за балаган, — процедила Тильнаваль тихо.

— Умолкни, нечистая! — воскликнул пленитель с высокопарной яростью. — Предана будешь анафеме! А ты садись, сын мой, добрый трактирщик сейчас разольёт нам пиво, я угощу!

— Никак нельзя, отче, никак! — затрясся тот. — Работой замолим грехи! Никак! Хубречт, эти почётные гости отныне на содержании деревни, ясно?

Трактирщик затряс брылами.

— Ясно тебе?!

— Денег не возьму, — промычал тот.

Толпа попятилась, кланяясь, пряча оружие. Трактирщик дрожал как мышь перед котом, долго не мог сойти с места, а когда всё же направился к столу, так спешил, что споткнулся и упал. Кувшин разлетелся вдребезги. Он стал извиняться, собирать черепки, звать жену, ещё больше извиняться. Тильнаваль испытывала брезгливое отвращение к тому зрелищу, а Клеменс не обращал внимания.

Пленитель сел за стол рядом, достал небольшой ключ и отомкнул замок на одной из эстрийских перчаток.

— Рано или поздно они таки принесут нам поесть, хочу, чтобы у тебя были силы и возможности. Пожалуйста, не делай глупостей, а то я вырву твои руки из плечевых суставов, и они будут висеть так до конца путешествия.