Читать книгу "Энигма для ведьмы - София Мещерская"

Но что-то внутри будто трещало и грозило сломаться под натиском этого осознания. Допустим, я это сделаю. Проигнорирую, что это глубоко мне противно, и влюблю в себя четверых мужчин. А дальше что? Верховная, которая сама не может восстановить свой резерв? Да меня сожрут на шабаше, предварительно сварив из моей крови зелье от тупости!

— Почему вы говорите о разбитых сердцах, будто это сложно? — Ректор отвлек меня от размышлений. — И почему их должно быть пять?

— Легенда. — Я поежилась, вспоминая, как сама задавала такие вопросы Бояне. Только я спрашивала, почему нужно делать кому-то больно, чтобы занять место Верховной. То место, которое, по ее словам, принадлежит мне по праву силы и рождения. — Лилит любила пять раз. И пять раз ей разбивали сердце. Первый муж богини был богом любви, от него она родила трех дочерей. Он боялся, что Лилит изменит ему, поэтому настоял на принесении клятвы. Подробностей не помню, но эта клятва гласила, что Лилит сможет быть только с тем, кого любит, даже после смерти Нороса. Норос думал, что эта клятва позволит им умереть в один день, защитит от ее предательства — женщины ведь так коварны. Но не вышло. После того, как Олакай его убил и рассказал, что Норос сам гулял направо и налево с человеческими женщинами, сердце богини было разбито. А разбитое сердце любить не может, потому клятва не позвала Лилит в Хаос. Потом она полюбила самого Олакая, много позже, когда ее боль утихла. Он тоже ее предал. Ну еще был демон, который попытался ее убить по приказу Диты, после него человек — принес в жертву их общего ребенка… Пятым был эльф, который не смог ее полюбить. Она мстила каждому из своих мужчин, кроме эльфа, хотя он причинил ей самую большую боль.

- "И сердце женщины бьется в такт всем сердцам, что она любит. Но когда ее любимое — бьется для другой женщины, она становится полумертвой, потому что сердце ее перестает биться вовсе. То, что разбито, петь не может."-Это был любимый отрывок Веданы.

— Теперь считается, что получить истинную силу Верховной может только та, которую любит или любило минимум пять мужчин. А ее сердце должно биться ровно, независимо от какого-то другого человека. — Пояснила Мара. — Мы не знаем, имеет ли это реальный смысл, но требования Совета к кандидатурам Верховных более чем прозрачны. Она должна быть сильна и безжалостна.

Аринский молчал. Он не отрываясь смотрел в свой бокал с алкоголем, о чем-то думал и будто вообще нас не слушал. А я вдруг тоже задумалась. С чего бы мы сейчас все это ему рассказывали? Почему дружно выдавали все тайны Ведьм инквизитору?

— Почему у тебя в копилке одно сердце? Как же граф? Как же маркиз? — Равнодушно спросил герцог.

И хотя он этого не сказал, все поняли, что главного он не спросил. Этот вопрос читал я в нервных жестах, в том, как он осушил бокал одним махом.

"Как же я?" — кричали его серые глаза.

— Они не любили Стану. — Грустно ответила Мара. Нет, ей не было жалко инквизиторов. Просто, если бы их засчитали, задача бы упростилась, и от этого девушке хотелось вернуть магов к жизни, заставить их меня полюбить и снова упокоить. — Не путайте любовь и страсть, неужели вы совсем не знаете разницы?

— Разве ведьмы верят в любовь? — Аринский приподнял одну бровь и бросил насмешливый взгляд на повелительницу разумов.

Веда фыркнула.

— Официально — нет. То есть мы не должны в нее верить, потому что иначе имидж пострадает. Вы же все мечтаете видеть нас злодейками, беспощадными стервами, неспособными на чувства. А между тем, ведьмы влюбляются, рожают, любят — как и все женщины. Разве что замуж не выходят, как правило. Но и это скорее ваша вина — вы же считаете, что ведьма по своей натуре блудлива. А кому нужна гулящая жена? Рога не охота носить ни одному мужчине!

— Больше того, — Мара прочистила горло. — Изначально ведьмы были полной противоположностью своего нынешнего образа. Мы — хранительницы природы, защитницы слабых, средоточие любви и носители ее силы.

Они говорили то, что когда-то рассказывала им я. А до того — мне Бояна. Она говорила про истинное предназначение ведьм, про нашу настоящую сущность, а не навязанные образцы поведения. Только не сказала, в какой момент все изменилось. Когда нас начали ненавидеть? Почему мы были вынуждены меняться, чтобы выжить?

— И в чем разница между любовью и страстью? — Голос Аринского звучал глухо.

Ответила Мара, несколько секунд молчала, подбирая слова, а потом осторожно произнесла.

— То, что вы чувствуете, когда Стана полна сил, бодра и мила — страсть. То что чувствовали, когда думали, что она умирает, — похоже на любовь. Похоже, потому что это чувство нельзя вызвать искусственным путем. — Поспешно пояснила Мара. — Желание мужчины обладать — страсть, желание защитить — любовь.

— Ну есть еще косвенные признаки. — Охотно поддержала рассказ Веда. — Например, у мужчин возникает желание показать всем, что эта женщина занята. Только для этого они и женятся по любви. И еще детей хотят только от любимых женщин. Если когда-нибудь вам не станет страшно от мысли, что вы можете стать отцом, то это либо врожденная смелость, либо любовь.

— Стана, а вы как считаете? В чем разница между страстью и любовью? — Аринский смотрел на меня выжидательно, будто хотел поймать на лжи.

Я мысленно выругалась, поняв, что творят сестры. Они решили создать максимально прочную эмоциональную привязку Аринского ко мне, чтобы потом, когда я сняла приворот, чувства у него остались. Не получив ответа, герцог останется с разбитым сердцем. А я смогу приблизиться к цели еще на шаг.

Пекло, какие же они… Ведьмы!

— Я не верю в любовь, лорд ректор. — Я улыбнулась, стараясь не выглядеть слишком злой. — И, кажется, уже говорила об этом. Несмотря на то, что сказали мои сестра, факт остается фактом — искусственно можно вызвать любые чувства. Все зависит от могущества ведьмы. Разве у вас нет желания меня защищать? Разве вы не делали мне предложение, чтобы показать всем, будто я вам принадлежу? Ваши чувства — ложь. Иллюзия, которую мастерски вызвала я своим приворотом. А Веда с Марой — молодые и наивные девушки, которые еще не разучились верить в подобную чепуху. Они вам и не такое расскажут.

Яростный взгляд на напряженных сестер наверняка очень контрастировал с мягкой улыбкой, но мне было наплевать. Гнев поднимался удушливой волной, накатывал миг за мигом с все большей силой. Мне хотелось прибить Веду и Мару. Хотелось хорошенько жахнуть по ним парочкой заклятий, но я стерпела. И даже отвернулась, обратив все внимание на герцога, который против воли делал все, что от него требовали мои сестры.

— Стало быть, любви нет?

— Разумеется, нет. А если бы и была, то это самое ужасное чувство на земле. Хуже ярости и презрения.

— Вы так считаете?

— Да, и вполне оправдано. Любовь толкает на более глупые и жуткие вещи, но при этом не дает никаких гарантий. Раз даже сам бог любви предавал свою жену раз за разом, наплодив целую расу инкубов и суккубов. О какой верности может идти речь?