Читать книгу "Целитель. Спасти СССР! - Валерий Большаков"

Все сразу забегали, а генерал-майор отозвал Марину в сторону и тихонько сказал:

– Товарищ Григоренко поставил меня в известность о предателях в ГРУ и ПГУ. Проверка по Полякову закончена, наши ребята вскрыли сразу несколько тайников на даче генерала, у него дома и на квартире матери. Группа захвата уже в Дели. А вот по Калугину… Сегодня утром его труп выловили в реке Южный Буг около села Мигея.

Марина похолодела.

– Надо полагать, – негромко продолжал Бражко, – предатель встречался с кем-то в Первомайске, возможно, с самим «Хилером». В итоге одно пулевое отверстие в колене, другое – во лбу. Теперь я полностью убежден в вашей правоте, Марина Теодоровна. Мы вышли на след!

Воскресенье, 6 октября 1974 года, утро,

Первомайск, улица Автодоровская

И снова я оседлал своего педального коня – близилось рандеву с Алоном. Как я ни стращал себя, особого перепугу не испытывал. «Беседа» с Калугиным оставила по себе тошное ощущение замаранности – всякий раз думая о том, что случилось третьего дня, меня охватывало раздражение. На кой черт мне это гадостное воспоминание? Еще и думай теперь, а не заведут ли на меня дело об убийстве! На фоне этих мыслей давешняя опаска насчет моссадовцев блекла, как колер калугинского «ВАЗа» на фоне осеннего неба. Да, Хаим высматривает, вынюхивает, и что? «Сыночек» ищет темненького и горбоносого, а я светленький, и нос у меня прямой! Замучатся искать!

Правда, скверное настроение чуть-чуть разбавлялось позитивом. Вчера я получил «серпастый-молоткастый», свой новенький паспорт и отметил сие событие, торжественно заев парой пирожных.

Какой такой холестерин? О чем вы?

Проехав поворот к карьеру «Гранит», я направил своего железного савраску в чащу ив. Узкие листочки пожелтели, но упорно не хотели покидать насиженные ветки. Тем лучше для меня.

Прислонив велик к дереву, я натянул нитяные перчатки и замаскировался – надел парик, нацепил нашлепку, наклеил дурацкие усики. Критически осмотрел себя в маленькое зеркальце. Ну и чучело… Показываться в таком виде на улицах было бы полнейшей глупостью – то самое нутро, где что-то иногда ёкает, подсказывает, что меня очень быстренько взяли бы и упаковали – не наши, так израильтяне.

«Но Алон знает меня только в этом обличье, – вздохнул я. – Не будем его разочаровывать».

Часы показывали полдень, до назначенной встречи оставался целый час, но я не стал стремиться к вежливости королей – хотелось убедиться, что подступы к мельнице чисты и сюрпризы меня не ожидают.

Как ни странно, но Алону я доверял. Даже несмотря на то, что по городу колесил Хаим. А что такого? Простая мера предосторожности – Рехаваму, как и мне, нужна была информация. Откуда ему знать, кто я такой? Тем более что в Бугаёвке я вполне мог засветиться перед моссадовцами. Что Хаим и Леви? Они так – охранники, посыльные, скорохваты. Даже наружное наблюдение вести не могут. Если уж я, далекий от контрразведывательных тонкостей, влёт вычислил «наружку», то это очень и очень непрофессиональная работа. Просто у Алона других исполнителей под рукой нет, а как, интересно, будет выглядеть штангист, если выступит на турнире по художественной гимнастике? Как клоун.

Пробравшись ближе к реке, я внимательно оглядел противоположный берег. Ни души. Да и кому придет в голову шататься в этих местах?

Я осторожно спустился по ступенькам в затхлый проход и включил фонарик. Холодно, черт…

Передернув плечами под курткой, двинулся вперед, переступая лужи. Промозглость забиралась под одежду, лапала холодными склизкими пальцами, но плотина, к счастью, длиной не поражала. Я вылез к останкам винтовой лестницы, прислушался – и полез вверх.

Отодвинув дощатый щит, оставил достаточную щель, чтобы юркнуть обратно, и выбрался на второй этаж мельницы. Тишина и пустота.

Проверив все закутки, спустился на темный первый этаж, обошел здание, поднялся по склону, оглядываясь среди редких вязов да кленов, и добрался почти до шоссе. Сощурившись, огляделся. Вдалеке куда-то в поля сворачивал «газик». Ближе к реке полосой росли липы. Вода отблескивала зеленовато-бурой мутью, на том берегу розовели скалы, где-нигде тронутые травой и редкой порослью.

Вздохнув, я вернулся на мельницу и сел в позу Ждуна.

Ожидание мое не затянулось – в узком окне, обращенном к дороге, мелькнула фигура в плаще и шляпе. Я встрепенулся.

Подкравшись, выглянул над подоконником. Алон!

Судя по всему, один. Ну что ж, добро пожаловать.

А посторонним вход запрещен.

Без двадцати час Рехавам поднялся на второй этаж. Обшарил взглядом стены, увидел меня – и обрадовался.

– Здравствуйте, Миха! – поклонился он.

– Добрый день, – поднялся я. – Признаться, не совсем понял, зачем нужна была вам наша новая встреча.

Алон закивал понимающе.

– Я удостоен почетного звания раввина, – начал он, глядя под ноги, чтобы не оступиться, – поскольку хорошо знаю и толкую священные книги. Правда, ревнители веры меня бранят за слишком вольные допущения… К примеру, я выступаю за то, что Бог, в неизреченной мудрости своей, иначе относится к современному человечеству, нежели к праотцам нашим. Он требует не простого послушания, а обдуманных деяний во славу Его – и в нашу пользу. Люди недалеко ушли от предков в смысле духовного благоденствия, но пределы наших знаний о Вселенной расширились неимоверно. Поэтому и к молитвам, и к почитанию Господа следует относиться по-другому. Не выпрашивать, а искать совета и поддержки. – Помолчав, Рехавам неожиданно спросил: – Миха, скажите мне, вы действительно посланы Богом?

Сказать, что я удивился, значит, ничего не сказать. Алон не шутил, он следил за мной очень внимательно, с некоей нервической торжественностью во взгляде.

– Вы принимаете меня за мессию? – осторожно уточнил я.

– Я ошибаюсь? – голос старого еврея дрогнул. – Вы излечиваете хвори там, где медицина бессильна. Вам ведомы такие тайны, кои недоступны даже директору Моссада. Разве это не признаки помазанника божьего?

Я задумался. Хорошо ощущая Алона, я убедился, что он искренне верит в мою сверхъестественную сущность. И поколебать его веру, подвергнуть старого человека жесточайшему разочарованию мне не хотелось. С другой стороны, почему бы и не заиметь в лице Алона преданного союзника? Да, я стану его использовать, но он-то будет от этого совершенно счастлив!

– Скажите, рабби, – медленно проговорил я, не забывая поглядывать за окна, – осознаёт ли сам мессия, для чего рожден и для чего призван? Известно ли ему, что он призван богом?

– Занятный вопрос… – Алон зябко потер ладони. – Думаю, что его предназначение открывается ему во благовремении, в срок, избранный Господом.

Моя мысль завиляла, как лыжник на горном слаломе.

– Я приподниму для вас лишь уголок завесы над тайной, которую и сам не знаю до конца, – проговорил я нарочито пафосно, подыскивая слова для выражения чего-то среднего между божественным и безбожным. – Я действительно послан, но не знаю, кем именно. Пришел я не отсюда, а прийти мне помогли две девушки-посредницы. Они – люди очень необычные и похожи на ангелов… – Наташа с Леной вспомнились очень ярко и выпукло. – Но поймите меня правильно – я атеист и свои ощущения интерпретирую на основе науки, на устоях материализма. Да, я лечу людей. Уж таким уродился – мой мозг сильнее, чем у ближних, генерирует энергию, природа которой мне неизвестна. Да, я могу что-то знать, даже если это знание считается совершенно секретным. Есть такое понятие – рассеянная информация. Это обрывки слов, отражение в воде, почти неуловимый запах, чья-то мысль – микроскопические пазлы, из которых пока что я один способен составить некое сведение. Не спрашивайте, как мне это удается – не знаю и объяснить не могу. Это что-то вроде переразвитой интуиции или сверханализа. Понятия не имею, как я узнаю то, что дается мне. Анализирует подсознание, а я получаю уже готовый ответ. Кстати, если вас будут допрашивать, можете открыть следователю то, что я вам рассказал о природе моей осведомленности. Я и диагнозы ставлю примерно так же – не как врач, на основе показаний приборов и наблюдений. Мне просто открывается сведение о болезни. Что же до мессианства… Скажу честно: я не чувствую себя Помазанником, но знаю свое предназначение. О нем я умолчу.