Читать книгу "Слова потерянные и найденные - Елена Первушина"

«КНЯЗЬ ПЕТР АНДРЕЕВИЧ,

ПРИЗНАЮСЬ, ЧТО ОДНА ТОЛЬКО НАДЕЖДА ПОЛУЧИТЬ ИЗ МОСКВЫ РУССКИЕ СТИХИ ШАПЕЛЯ И БУАЛО МОГЛА ПОБЕДИТЬ БЛАГОСЛОВЕННУЮ МОЮ ЛЕНОСТЬ. ТАК И БЫТЬ; УЖ НЕ ПЕНЯЙТЕ, ЕСЛИ ПИСЬМО МОЕ ЗАСТАВИТ ЗЕВАТЬ ВАШЕ ПИИТИЧЕСКОЕ СИЯТЕЛЬСТВО; САМИ ВИНОВАТЫ; ЗАЧЕМ ДРАЗНИТЬ БЫЛО НЕСЧАСТНОГО ЦАРСКОСЕЛЬСКОГО ПУСТЫННИКА, КОТОРОГО УЖ И БЕЗ ТОГО ДЕРГАЕТ БЕШЕНЫЙ ДЕМОН БУМАГОМАРАНИЯ. С МОЕЙ СТОРОНЫ ПРЯМО ОБЪЯВЛЯЮ ВАМ, ЧТО Я НЕ НАМЕРЕН ОСТАВИТЬ ВАС В ПОКОЕ, ПОКАМЕСТ ХРОМОЙ СОФИЙСКИЙ ПОЧТАЛИОН НЕ ПРИНЕСЕТ МНЕ ВАШЕЙ ПРОЗЫ И СТИХОВ. ПОДУМАЙТЕ ХОРОШЕНЬКО ОБ ЭТОМ, ДЕЛАЙТЕ, ЧТО ВАМ УГОДНО — НО Я УЖЕ РЕШИЛСЯ И ПОСТАВЛЮ НА СВОЕМ»[9].

Кстати, в том же письме Пушкин замечает: «Лицей (или Ликей, только, ради бога, не Лицея») — видимо, проблема с родовой принадлежностью заимствованных слов волновала русских и в XIX веке. Она не решена до конца и сейчас — смотри дискуссии о роде слов «кофе» и «интернет».

Даже в 17 лет Пушкин был еще слишком юн, чтобы реформировать русский язык, но мы видим, что язык потихоньку «реформировался сам», словно готовясь к приходу Пушкина. Разумеется, никакой мистики, просто Пушкин (на то он и гений) уловил направление, в котором развивается язык, и помог ему сделать несколько решительных шагов и стать таким, каким знали его Тургенев и Толстой, каким знаем мы.

* * *

В начале 1840-х годов еще один долгожитель, генерал, тайный советник и сенатор Александр Александрович Башилов садится писать мемуары, он старается писать их уже на языке нового времени, на языке своих детей и внуков, но архаизмы все равно «просачиваются» в его речь. Вот как он начинает свой труд:

«СТРАННО ПОКАЖЕТСЯ, ЧТО ЧЕЛОВЕК, НЕ ЗАНИМАВШИЙСЯ НИКОГДА НИКАКИМИ СОЧИНЕНИЯМИ, НИКАКИМИ ПОВЕСТЯМИ, ВЗДУМАЛ ИЗЛОЖИТЬ СВОЕ ЖИТЬЕ-БЫТЬЕ, СЛУЖБУ, ВОЯЖИ, И КОГДА ЖЕ? — НА 65-М ГОДУ СВОЕЙ ЖИЗНИ! ЕСЛИ Я НЫНЕ, ХОТЯ ВЕСЬМА ПОЗДНО И С ОСЛАБШЕЮ ПАМЯТЬЮ, РЕШИЛСЯ ЭТО СДЕЛАТЬ, ТАК ЭТО ПОТОМУ, ЧТО, ИМЕЯ ДЕТЕЙ, Я ЖЕЛАЛ ИМ ОБЪЯСНИТЬ, СКОЛЬКО ПОПРИЩЕ ДВОРЯНИНА ИНОГДА УСЛАДИТЕЛЬНО И СКОЛЬКО ИНОГДА ОНОЕ СОПРЯЖЕНО С НЕУДОВОЛЬСТВИЕМ. ЧЕГО В ЖИЗНИ И В СВЕТЕ НИ СЛУЧИТСЯ ОТ НЕРАЗМЫШЛЕНИЯ, ОТ СТРОПТИВОСТИ, ОТ ГОРЯЧНОСТИ, ОТ САМОНАДЕЯННОСТИ И ДАЖЕ ОТ САМОЛЮБИЯ, А ДЛЯ ТОГО КАК ВЕСЕЛО РАССКАЗАТЬ СВОИМ БЛИЗКИМ СЕРДЦУ НЕ ПОВЕСТЬ, А БЫЛОЕ — И ХОРОШЕЕ, И ХУДОЕ, И ДАЖЕ ПОЛЕЗНОЕ!..

…Я РОДИЛСЯ В 1777 ГОДУ АВГУСТА 31-ГО ДНЯ В ГОРОДЕ ГЛУХОВЕ, И ВОСПРИЕМНИК МОЙ БЫЛ ГРИГОРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ТУМАНСКИЙ, А ВОСПРИЕМНИЦА — БРИГАДИРША ФРЕЙГОЛЬЦ. ОТЕЦ МОЙ БЫЛ ТОГДА ГЛАВНЫМ НАЧАЛЬНИКОМ КОЛОНИЙ, А ПОТОМ ВИЦЕ-ГУБЕРНАТОРОМ В КИЕВЕ, НАКОНЕЦ ОБЕР-ПРОКУРОРОМ 3-ГО ДЕПАРТАМЕНТА СЕНАТА И ВПОСЛЕДСТВИИ СЕНАТОРОМ И КАВАЛЕРОМ СВЯТОГО РАВНОАПОСТОЛЬНОГО КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА 3-Й СТЕПЕНИ. ЕГО ЗВАЛИ АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ, И ОН БЫЛ ЖЕНАТ НА ХРИСТИНЕ ЛАВРЕНТЬЕВНЕ НЕЙДГАРДТ, И НАС БЫЛО ДОВОЛЬНОЕ ЧИСЛО ДЕТЕЙ. МЫ ЖИЛИ В ГОРОДЕ КИЕВЕ, В ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЕ, В КАЗЕННОМ ДОМЕ, И ВОСПИТАТЕЛЬ МОЙ БЫЛ ЛЕЙПЦИГСКИЙ УРОЖЕНЕЦ ШАУФУС, ВПОСЛЕДСТВИИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ СТАТСКИЙ СОВЕТНИК И ГУБЕРНАТОР. ЗАКОНУ БОЖЬЕМУ УЧИЛ НАС ИЗВЕСТНЫЙ ПРОПОВЕДНИК ЛЕВАНДА. НЕ МОГУ ПОХВАСТАТЬ УЧЕНОСТЬЮ, А МОГУ ПОХВАЛИТЬСЯ ТЕМ, ЧТО Я БЫЛ МАЛЬЧИК РЕЗВЫЙ И БОЛЬШОЙ ШАЛУН. МНОГО РАЗ ЗА ЛЕНОСТЬ И ШАЛОСТИ БЫЛ Я ПРИВЯЗЫВАЕМ К ЛОМБЕРНОМУ СТОЛУ ЗА НОГУ И ДОЛЖЕН БЫЛ ЧИТАТЬ БИБЛИЮ; ЧАСТО Я ОБЕДЫВАЛ С ХЛЕБОМ И ВОДОЮ. НАКОНЕЦ РОДИТЕЛЬ МОЙ ПОВЕЗ МЕНЯ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, ГДЕ ПО ХОДАТАЙСТВУ КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА АНДРЕЕВИЧА БЕЗБОРОДКИ БЫЛ Я ПРИНЯТ В ПАЖЕСКИЙ КОРПУС, В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II; ТОГДА МНЕ БЫЛО 15 ЛЕТ ОТ РОДУ»[10].

Знаете, на что показались мне похожими эти строки? Конечно, на начало «Капитанской дочки» Пушкина! Хотя, по-видимому, мемуары Башилова написаны на несколько лет позже романа, Александр Сергеевич, несомненно, читал воспоминания других сверстников Александра Александровича и вдохновлялся ими. Помните?

«ОТЕЦ МОЙ АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ ГРИНЕВ В МОЛОДОСТИ СВОЕЙ СЛУЖИЛ ПРИ ГРАФЕ МИНИХЕ И ВЫШЕЛ В ОТСТАВКУ ПРЕМЬЕР-МАЙОРОМ В 17… ГОДУ. С ТЕХ ПОР ЖИЛ ОН В СВОЕЙ СИМБИРСКОЙ ДЕРЕВНЕ, ГДЕ И ЖЕНИЛСЯ НА ДЕВИЦЕ АВДОТЬЕ ВАСИЛЬЕВНЕ Ю., ДОЧЕРИ БЕДНОГО ТАМОШНЕГО ДВОРЯНИНА. НАС БЫЛО ДЕВЯТЬ ЧЕЛОВЕК ДЕТЕЙ. ВСЕ МОИ БРАТЬЯ И СЕСТРЫ УМЕРЛИ ВО МЛАДЕНЧЕСТВЕ.

МАТУШКА БЫЛА ЕЩЕ МНОЮ БРЮХАТА, КАК УЖЕ Я БЫЛ ЗАПИСАН В СЕМЕНОВСКИЙ ПОЛК СЕРЖАНТОМ, ПО МИЛОСТИ МАЙОРА ГВАРДИИ КНЯЗЯ Б., БЛИЗКОГО НАШЕГО РОДСТВЕННИКА. ЕСЛИ БЫ ПАЧЕ ВСЯКОГО ЧАЯНИЯ МАТУШКА РОДИЛА ДОЧЬ, ТО БАТЮШКА ОБЪЯВИЛ БЫ КУДА СЛЕДОВАЛО О СМЕРТИ НЕЯВИВШЕГОСЯ СЕРЖАНТА, И ДЕЛО ТЕМ БЫ И КОНЧИЛОСЬ. Я СЧИТАЛСЯ В ОТПУСКУ ДО ОКОНЧАНИЯ НАУК. В ТО ВРЕМЯ ВОСПИТЫВАЛИСЬ МЫ НЕ ПО-НОНЕШНЕМУ. С ПЯТИЛЕТНЕГО ВОЗРАСТА ОТДАН Я БЫЛ НА РУКИ СТРЕМЯННОМУ САВЕЛЬИЧУ, ЗА ТРЕЗВОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПОЖАЛОВАННОМУ МНЕ В ДЯДЬКИ. ПОД ЕГО НАДЗОРОМ НА ДВЕНАДЦАТОМ ГОДУ ВЫУЧИЛСЯ Я РУССКОЙ ГРАМОТЕ И МОГ ОЧЕНЬ ЗДРАВО СУДИТЬ О СВОЙСТВАХ БОРЗОГО КОБЕЛЯ».

«Капитанская дочка» писалась как стилизация под мемуары XVIII века. Когда Пушкин хотел написать повесть о своих современниках, он начинал ее совсем по-другому. Вот как, к примеру, начинается «Пиковая дама»:

«ОДНАЖДЫ ИГРАЛИ В КАРТЫ У КОННОГВАРДЕЙЦА НАРУМОВА. ДОЛГАЯ ЗИМНЯЯ НОЧЬ ПРОШЛА НЕЗАМЕТНО; СЕЛИ УЖИНАТЬ В ПЯТОМ ЧАСУ УТРА. ТЕ, КОТОРЫЕ ОСТАЛИСЬ В ВЫИГРЫШЕ, ЕЛИ С БОЛЬШИМ АППЕТИТОМ, ПРОЧИЕ, В РАССЕЯННОСТИ, СИДЕЛИ ПЕРЕД ПУСТЫМИ СВОИМИ ПРИБОРАМИ. НО ШАМПАНСКОЕ ЯВИЛОСЬ, РАЗГОВОР ОЖИВИЛСЯ, И ВСЕ ПРИНЯЛИ В НЕМ УЧАСТИЕ».

Но главное: «связь времен» никогда не прерывалась, старики, сами того не замечая, учили новый язык, а дети и внуки с улыбкой слушали архаизмы и находили их очаровательными. Сверстникам Пушкина было интересно почитать про приключения своих дедов. Совсем не случайно он опубликовал «Капитанскую дочку» в одном из первых номеров «Современника», чтобы привлечь внимание к журналу.

* * *

Вы привыкли воспринимать язык как нечто незыблемое, навек застывшее в учебниках и словарях? Если это так, тогда это привычное убеждение должно постоянно опровергаться вашим же повседневным опытом.

Вы помните годы перестройки, когда условия жизни большинства россиян резко изменились и в язык хлынул поток новых слов?

Словом «челнок» стали называть не «маленькую лодку» и не «деталь ткацкого станка», а человека, который ездил за границу, покупал там одежду и другие товары и продавал их в России. «Зелень» теперь означала не только траву или кроны деревьев, а валюту, доллары, а российские рубли ласково звали «деревянными». Деньги можно было считать (правда, чаще — в мечтах) «лимонами» — миллионами и «арбузами» — миллиардами. А «забить стрелку» могли не только две банды, решившие поделить зоны влияния, но и два приятеля, которые хотели выпить кофе и обменяться новостями. А еще все понимали без долгих объяснений, что такое «ножки Буша», «фильтруй базар», «попасть на бабки», «чисто конкретно», «бумер» и «мерин», «попса».

Но прошло всего двадцать лет, и эти слова уже стали экзотикой, архаизмами. Зато в русском языке уверенно закрепились другие, ставшие популярными в конце девяностых — начале нулевых: «акционизм», «глянец», «ток-шоу», «блокбастер», а еще «праймериз», «четвертая власть», «гласность», «омбудсмен», «гуманитарная помощь» и т. д. Потому, что понятия, которые они обозначают, актуальны и в наши дни, их обсуждают, о них спорят, а значит, нам нужны и слова для того, чтобы называть их. И этот процесс изменения языка, пополнения словаря, появления новых идей, выраженных новыми словами, никогда не закончится. И каждый из нас волей-неволей принимает в нем участие.