Читать книгу "Девять совсем незнакомых людей - Лиана Мориарти"

– Спасибо, что остановились, но я в порядке, – любезно сказала она с самой милой, самой умиротворяющей из своих улыбок. Крупных незнакомых людей посреди безлюдной дороги следует умиротворять.

– Ну хорошо. – Человек разогнулся, кряхтя и упираясь руками в бедра, но потом постучал костяшками пальцев по крыше машины и снова наклонился. Я мужчина, я лучше знаю, как оно есть. – Слушайте, вы не слишком больны, чтобы ехать? Потому что если вы не в том состоянии, чтобы вести, то представляете опасность для других, и я не могу с чистой совестью позволить вам…

Фрэнсис выпрямилась на сиденье. Вот ведь привязался. Ну, получай.

– Это прилив. У меня климакс, – сказала она.

Человек побледнел.

– Вот как! – Он внимательно вгляделся в нее, помолчал. – Я думал, это называется «климактерий».

– Я уверена, что право на существование имеют оба термина, – объявила Фрэнсис.

Это был уже третий случай. Она много читала, говорила со всеми знакомыми ей женщинами старше сорока пяти и два раза посещала своего терапевта, крича на приемах: «Мне никто никогда не говорил, что будет так!» В настоящее время за ее состоянием постоянно наблюдали врачи, она принимала пищевые добавки, сократила потребление алкоголя и острых блюд. Ха-ха!

– Значит, с вами все в норме, – проговорил человек и оглядел дорогу, словно ища помощи.

– Правда, я в совершенном порядке, – сказала Фрэнсис; поясница дружески кольнула, но Фрэнсис постаралась не поморщиться.

– Я не знал, что приливы бывают такими…

– Драматичными? Ну, так везет не многим.

– А разве… Как это называется? Гормонозамещающая терапия?

Господи боже!

– Можете мне выписать что-нибудь? – веселым тоном спросила Фрэнсис.

Человек чуть отступил от машины, подняв обе руки:

– Прошу прощения. Я просто подумал: наверное, поэтому моя жена… Да нет, не мое дело. Если все в порядке, то я поехал дальше.

– Отлично, – сказала Фрэнсис. – Спасибо, что остановились.

– Не за что.

Он поднял руку, начал было говорить что-то, явно передумал и двинул к своей машине. На спине его футболки расплывались темные пятна. Не человек – гора. Слава богу, решил, что не стоит тратить время на изнасилование и убийство! Наверное, предпочитал менее потных жертв.

Она смотрела, как мужик усаживается в машину и выезжает с обочины. Перед тем как скрыться из виду, он приложил палец к виску.

Фрэнсис дождалась, пока его машина не превратилась в маленькую точку, потом взяла с пассажирского сиденья чистую одежду, припасенную как раз для такого случая.

«Менопауза? – неопределенно спросила ее восьмидесятилетняя мать по телефону с другого конца света, с юга Франции, где теперь жила в полном довольстве. – Нет, не думаю, что мне это доставляло много беспокойства. У меня все это началось и закончилось за одну неделю, насколько мне помнится. У тебя наверняка будет то же самое. Не было у меня никаких приливов. Если честно, я считаю, что это миф».

«Так», – подумала Фрэнсис, вытирая полотенцем обильный «мифический» пот.

Она подумала, не послать ли ей фотографию своей помидорно-красной физиономии школьным подружкам – некоторых из них она знала с детского сада. Теперь, когда они отправлялись куда-нибудь пообедать, симптомы менопаузы обсуждались с таким же живым ужасом, с каким когда-то – первые месячные. Ни у кого не было таких жарких приливов, как у Фрэнсис, значит она брала на себя чужие грехи. Как и все в жизни, реакции на менопаузы определялись их характерами: Ди сказала, что пребывает в постоянной ярости и если ее гинеколог в скором времени не согласится на гистерэктомию, то она возьмет этого маленького говнюка за шкирку и шарахнет о стену; Моника радовалась интенсивности собственных эмоций; Натали беспокоилась, не усиливает ли менопауза ее тревожность. Зато все они соглашались с тем, что это очень похоже на их подругу Джиллиан – умереть, чтобы отмазаться от климакса, после чего лили слезы в бокалы с итальянским вином.

Нет, она не собирается отправлять эсэмэски подружкам, потому что вдруг вспомнила, как на последнем обеде, оторвавшись от меню, ясно прочла на их лицах: «Бедняжка Фрэнсис». Она не выносила жалости. Это они, состоявшие в надежных браках, должны были завидовать ей. И они успешно изображали зависть все эти годы, пока не оказалось, что быть бездетной и незамужней после тридцати совсем не то же, что после пятидесяти. Это уже не гламур. Это теперь что-то вроде трагедии.

«Это только временная трагедия», – говорила она себе, надевая чистую блузку с глубоким вырезом.

Она бросила потную рубашку на заднее сиденье, завела машину, посмотрела через плечо и выехала на дорогу. «Временная трагедия». Так могла бы называться музыкальная группа.

Она увидела знак. Прищурилась. «Транквиллум-хаус».

– Приготовьтесь к левому повороту, – сказал навигатор.

– Сама знаю, не слепая.

Она встретила собственный взгляд в зеркале заднего вида и постаралась придать лицу ироническое выражение типа «интересная штука – жизнь!».

Фрэнсис всегда нравилась идея параллельных вселенных, в которых ее разнообразные «я» проживали разные жизни. В одной из них она стала не писателем, а топ-менеджером, в другой – матерью двух или четырех детей, в третьей – не разводилась с Солом, а еще в одной – с Генри. Но по большей части она всегда чувствовала себя удовлетворенной и охотно принимала реальность, в которой обитала, за исключением нынешнего момента, потому что сейчас Фрэнсис воспринимала эту реальность как катастрофическую административную ошибку квантовой физики. Ей подсунули не ту вселенную. Предполагалось, что Фрэнсис сейчас вожделеет в Америке, а не страдает от боли и скорби в Австралии. Все это было неправильно. Неприемлемо.

Тем не менее она была здесь. Ничего не поделаешь.

– Черт бы все это драл! – воскликнула Фрэнсис и свернула налево.

Глава 3

ЛАРС

Это любимое вино моей жены. – Управляющий виноградником, невысокий, упитанный веселый человек на седьмом десятке, со старомодными усами, поднял бутылку. – Жена говорит, оно навевает ей мысли о шелковых простынях. Думаю, вам понравится его мягкое, бархатное послевкусие.

Ларс качнул бокал, попробовал, вдохнул аромат: яблоки, солнце, древесный дымок. Мгновенное ощущение осеннего дня. Ободряющее пожатие большой теплой руки, держащей его руку. Это походило на память детства, но, вероятно, таковой не было; скорее уж воспоминание, позаимствованное из книги или фильма. Он пригубил вино, покатал во рту и перенесся в бар на берегу моря в Амальфи. Вино оставило легкое послевкусие чеснока и моря. То было достойное счастливое воспоминание из реальной жизни, подтвержденное фотографиями. Он помнил спагетти. Только петрушка, оливковое масло и миндаль. Где-то еще, наверное, есть и такая фотография.