Читать книгу "Улыбка черного кота - Олег Рой"

Светлана недоуменно и с каким-то облегчением замотала головой. Ее слезы высохли.

— Да бог с вами! Муж никогда не стал бы заниматься подобными глупостями. Он относился ко всем этим молодежным приколам с пренебрежением, был противником всякого украшательства и абсолютно не интересовался модой. Он — солидный человек, ученый, исследователь, а не какой-нибудь там рокер-музыкант.

— Тогда взгляните сюда, — и две хорошенькие сестрички милосердия, похожие друг на друга как две капли воды, по знаку медика быстро приоткрыли камеру и очень бережно, за одно плечо приподняли больного так, будто хотели положить его на бок. Со спины этого человека, чудом не тронутой огнем, им улыбалась морда лукавого и хитрого кота.

«Вот чертяка! Неужто выжил?!» — почти беззвучно, одними губами прямо-таки ахнул Сергей.

Если бы Светлана в этот миг посмотрела на него, то, вероятно, по его мимике догадалась бы о смысле так и не произнесенной вслух фразы. Но жена Антона не могла оторвать глаз от больного, а китайский врач, внимательно наблюдавший за ними обоими, не знал русского языка и не мог понять того, что прошептал сейчас посетитель из России.

Светлана же с неподдельным изумлением смотрела на татуировку. «Надо же, как мастерски выполнена, как ловко нарисована!» — с невольным восхищением отметила она. Да, это был настоящий шедевр! Вероятно, от любого движения мускулов, от малейшего поворота спины морда кота должна была менять свое выражение: двигаться, подмигивать, словно живая… Однако, опомнившись, она разочарованно развела руками, и медсестры, осторожно опустив больного, снова закрыли камеру.

Теперь все сомнения Светланы окончательно улетучились. Этот человек, отдаленно похожий на Антона Житкевича, никак не мог быть ее мужем. Ясно как белый день, даже и обсуждать нечего. И она решительно вышла из палаты.

А Сергей, все это время молча находившийся рядом с ней и почти потерявший дар речи от происходящего, еще на несколько минут задержался у барокамеры. Он не мог понять, почему так внимательно и тревожно смотрит на него китайский врач, но предпочел не выдавать своего знания языка и не промолвил ни слова.

Не в силах оторвать взгляд от умирающего, Сергей точно прощался с чем-то большим, нежели то, чем всегда был для него Антон Житкевич. — Может быть, с молодостью, дружбой, верой в собственную порядочность. «В конце концов, — подумал он, словно бы оправдывая свой поступок, — шансов выжить практически никаких, разве что чудо… А где его взять, это чудо?… А продлевать агонию… зачем?!» И, наконец, круто повернувшись на каблуках, он навсегда покинул эту комнату.

Внизу, в регистратуре, полицейский оформил протокол опознания. Светлана уверенно подтвердила, что оба пострадавших в авиакатастрофе ей абсолютно не знакомы.

Через два дня им выдали маленький цинковый ящик с останками, которые принадлежали кому-то из пассажиров злополучного рейса. Понятно было, что это фрагмент общей могилы, однако ничего другого китайские власти предложить не могли. И они повезли цинковую капсулу в Россию.

По дороге в аэропорт Светлана плакала, ей стало страшно в чужой стране и отчего-то очень жалко себя. Мелькавшие за окнами машины, трепавшиеся на ветру кумачовые полотнища, огромные иероглифические надписи и чистые улицы Пекина теперь оставляли ее совершенно равнодушной, даже отчасти пугали. Она покидала страну, чувствуя непонятное отвращение к ее чуждой прелести и загадочной красоте. Люди и сам дух Азии казались ей враждебными и коварными.

Отец Антона, Николай Васильевич Житкевич, настоял, чтобы сына захоронили рядом с могилой матери, в ее ограде, на Кунцевском кладбище. Через год здесь был поставлен памятник — общий для матери и сына. А приходили сюда лишь те, кому была по-прежнему дорога память об Антоне, кто тосковал по нему и помнил его живым — отец, сын Костик и Настенька.

Глава 3

Я вижу их точно сквозь дымку времени — Антона, Сергея, Светлану… Могу признаться: я хорошо знал их, они были моими друзьями, я учился в одном классе с теми, о ком сейчас пишу. И вот, рассказывая о том, что с ними произошло, невольно думаю о нереальности этой истории. Слишком много странного и жестокого произошло с ними. Слишком сильно изменились они сами в своих удачах и падениях, свершениях и потерях… Но если вам вдруг покажется, что и вы узнаете этих людей в их бледных силуэтах, прошу вас, не торопитесь с выводами. Как заранее предупреждают современные англоязычные авторы: аллюзии запрещены. Поверьте мне, тех, о ком я решил вам рассказать, вы не могли знать. Это мои воспоминания, мои друзья, а вы с ними никогда не встречались…

Стоит мне закрыть глаза, и я вижу ее, Светлану, — то легкую и пугливую лань с большими глазами, а то — гибкую опасную кошечку. Она с детства была такой — и разной, и похожей, но чаще напоминала красивого и опасного зверька. Мать Светланы работала обыкновенной закройщицей в ателье, маленькой служащей со всеми вытекающими отсюда последствиями: небольшим окладом, вечными долгами и унизительным «дотягиванием» от получки до получки. Женщина старалась изо всех сил, чтобы дочка выглядела не хуже других и ни в чем не нуждалась, только вот ее представления о хорошей жизни, как на беду, слишком уж сильно отличались от истинного положения вещей.

В те времена у нас на Арбате обеспеченные девочки вовсю щеголяли обновками из пресловутой «Березки», пользовались дорогой косметикой, привезенной родителями или кем-то из знакомых из-за рубежа, сходили с ума по модным дискам, которых не достать было ни за какие деньги, разве что за очень, очень большие… А потому, хотя мать Светы и работала сверхурочно, брала заказы на дом, перекраивала из старой одежды для дочери юбки, брюки, иногда даже пальто и куртки, все равно денег отчаянно не хватало. И острая их нехватка, при всей изобретательности, мастерстве и трудолюбии матери, сказывалась на девочке постоянно, и прежде всего на ее одежде.

Именно бедность, которую ни скрыть, ни замаскировать было нельзя, чуть не испортила Свете отношения с ребятами в нашем классе едва ли не с первого дня. Девочка, от природы обладавшая хорошей памятью и старательностью, появилась у нас, в одной из лучших школ района, в пятом классе. Это был тот самый возраст, когда к обычной детской жестокости прибавляется еще и подростковая неуправляемость, желание выделиться среди других, а значит, найти чужака в стае и показать свое преимущество перед ним. Но Светина мама, переводя дочку к нам, разумеется, ни о чем таком не думала, зато Свете пришлось столкнуться со всем этим довольно быстро.

Она еще не успела оглядеться, чтобы определить свое отношение к новому коллективу, как в первую же неделю сентября ее поджидал серьезный удар по самолюбию. Классная руководительница Валентина Ивановна громко объявила список «бесплатников» на обеды в школьной столовой.

В восьмидесятые годы, на закате социализма, в нашей стране так было еще принято: если средний оклад в семье составлял менее восьмидесяти рублей на человека (а тем более в неполной семье, с одним родителем, как у Светы) и если прибавлялось еще и соответствующее письмо-ходатайство от предприятия, ученика ставили на довольствие и кормили в школе за счет государства. Список ребят от нашего класса оказался коротким, из одной фамилии. И это была Света Журавина.