Читать книгу "Город Солнца. Глаза смерти - Евгений Рудашевский"

В мастерскую давно вернулась тишина. Возле высоких окон зелёными и синими огоньками подмигивали регуляторы влажности и поставленное на зарядку оборудование. И Савельев, заворожённый, смотрел на них. По-прежнему стоял у двери в коридор. Будто надеялся, что в последний момент Катя одумается.

Он даже забыл про ждавшие его на рабочем столе компрессы. Такое с ним случалось редко.

Наконец понуро вернулся за рабочий стол. Рассеянно взглянул на перепачканный в краске безымянный палец. Ещё долго так сидел – тихо, неподвижно. И гадал, как сложится судьба картины: доведётся ли кому-то узнать о скрытых в ней загадках, доведётся ли кому-то их разрешить?

Глава третья. Аня

Аня впервые увидела Максима две недели назад, в столовой. Тогда он вступился за худосочного парня из иллюстраторов. Глупая забава – выхватить рюкзак и не отдавать его, шутливо перебрасывая друг другу. Аня в начале семестра вернулась из Мадрида – перевелась из Европейского института дизайна – и уже два раза видела здесь подобные сцены. Ей было неприятно. Она думала вмешаться, выручить бедолагу, который только мямлил что-то неразборчивое, но так и не осмелилась. А Макс ему помог. И Ане это понравилось. Сейчас, оказавшись у него в гостях, она так и сказала:

– Ты молодец. Вступился за друга.

– Он мне не друг, – Максим вяло пожал плечами.

– Ещё лучше! – обрадовалась Аня.

– И он сам виноват.

– Это почему?

– Настучал в деканат, вот почему! – довольный, пояснил Дима, Анин брат.

Дима разглядывал деревянные панно на стене. Будто впервые здесь оказался. Оставив трость у дивана, он прихрамывал, но даже не пробовал опереться рукой о стол или тумбу. Он всегда так делал, когда на него кто-то смотрел.

– Тот парень в общаге живёт. Вот и настучал, что в соседней комнате курят.

– Это правда? – удивилась Аня.

– Что курит или что настучал? Да и какая разница?

– Ты всё равно молодец. – Аня хотела положить руку на плечо Максиму, но сдержалась. Вспомнила, что он не любит, когда к нему прикасаются чужие люди. Об этом ей сказал брат.

Дима весь месяц зазывал Аню в Клушино, обещал познакомить с Максом и был явно доволен тем, что у него есть не просто друг, а друг со странностями. Пытался эти странности как-то заострить, преувеличить – рассказывал всякие нелепые истории.

– Он и руки́ никому не жмёт! Сейчас уже привыкли, а на первом курсе смеялись. Все утром здороваются, только он стороной обходит. А ещё он никогда не отмечает дни рождения.

– Почему?

– Сама спроси.

И Аня спросила. Это был её первый вопрос. Макс не растерялся, только с недовольством посмотрел на Диму.

– Я ему предлагал на день рождения добавить на зеркалку, так он отказался. Хочет сам накопить, – Дима не обращал внимания на сердитые взгляды друга. Кажется, привык к ним и научился не реагировать.

– Ты знаешь, я не принимаю подарков, – спокойно ответил Максим.

– А что плохого в подарках? – тут же спросила Аня.

– Я не говорю, что в них что-то плохое. Просто не отмечаю дни рождения и не принимаю подарки.

– Вот! – торжественно подытожил Дима.

– Думаешь, что праздновать дни рождения – это как комплекс Иисуса Христа? У меня был знакомый, он так и говорил.

– Нет, – Макс устало качнул головой. – Я просто не отмечаю дни рождения.

– Он вообще ничего не отмечает! – не останавливался Дима. – Так и не приехал к нам на Новый год.

Вообще Макс оказался не таким уж чудаком. Однако Ане он всё равно понравился. В нём угадывалось что-то спокойное, размеренное. Да и голос был приятной глубины. Хотелось вытянуть из Макса хоть несколько фраз, чтобы послушать, прочувствовать этот голос, однако он оставался молчаливым. За него тараторил Дима:

– Хорошо, когда не надо жать руки. Глупо ведь трогать все эти потные ладошки и улыбаться. Да и бог его знает, чего он там этими руками чесал, правда? Слушай, может, покажем Ане дом?

Максим нехотя согласился. Аня предпочла бы посидеть в гостиной, а ещё лучше – сходить в лес, однако Дима настоял на экскурсии. Впрочем, Максим лишь открыл несколько комнат, позволил в них заглянуть, но толком ничего не рассказал.

Дом оказался настоящим уродцем. Ему было не меньше полувека. Он мог бы состариться красиво, уютно, как это случается с бревенчатыми избами, в которых слой за слоем мумифицируются жизни целых поколений. В естественных морщинах, в самóм запахе таких стариков угадывается тёплое, родное, даже если ты никогда не жил за городом. Однако этот дом в последние годы попадал в руки пластических хирургов и после десятка операций превратился в нечто несуразное.

Обтянутый серым пластиковым сайдингом, укрытый бордовой металлочерепицей, он делился на две непропорциональные части: старую и новую.

Старую часть захламили воспоминания ушедших людей. Тут было три комнаты, каждая из которых представляла готовую музейную экспозицию советской жизни – с дисковым телефонным аппаратом, с пузатым телевизором, всевозможными скатертями, подзорами и стопками пуховых подушек. Под толстыми выцветшими коврами лежала скрипящая, местами прогнившая паркетная доска. На стенах лепились часы-ходики с латунным маятником, чёрно-белые фотографии, а вместо дверей в одну из комнат висели вишнёвые сатиновые портьеры, насквозь пропитанные запахом пыли и старости. Ну, по меньшей мере, Аня этот запах определила именно так.

Новой частью была современная двухкомнатная пристройка к дому. Здесь вместо паркета лежал ламинат, вместо старых громоздких трельяжей и поставцов стояли лёгкие «Хемнэс» из ИКЕИ, а стены были обклеены текстурными флизелиновыми обоями. В углу неуклюжим наростом торчал кондиционер.

Между этими несуразно слепленными частями дома образовалась прихожая. Оттуда, пройдя по коридору, можно было попасть в комнату Максима.

– Это не всё! – Дима наслаждался прогулкой по дому, будто сам впервые тут оказался. – У пристройки к дому есть своя пристройка! Там ванная с бойлером. И там же выход на веранду, которой пока нет. Её дядя Паша только в прошлом году начал. И мастерскую он сам себе построил. И беседку хочет поставить. Тут бы ещё пару этажей, и была бы «Нора» Уизли, правда?

Аня с сомнением кивнула.

Экскурсия закончилась в старой части дома, в гостиной. Единственным новшеством за последние годы там стали развешанные по стенам резные панно.

– Это всё дядя Паша, – пояснил Дима. – Он же столяр.

Панно тут висели простенькие, даже не покрытые лаком. Скорее заготовки или наброски абстрактных буколик и вполне конкретных лиц, каждое из которых выражало свою обособленную эмоцию. И в череде этих не самых интересных панно выделялась маска – громоздкая, синяя, с рогами, изображавшая не то быка, не то индийского демона.