Читать книгу "Украденное лицо - Тара Изабелла Бертон"

Иногда по вечерам, по дивным, особенным вечерам, там дают костюмированные приемы с открытым до утра баром и маскарадом по принципу «поцелуй-маска-я-тебя-знаю», когда все наряжаются и разбредаются по лабиринту связанных между собой комнат, когда на каждом этаже – своя звуковая система, и даже в сумасшедшем доме все ванные полны людьми, занимающимися любовью.

Раньше Луиза никогда не была на подобных вечерах.

Не волнуйтесь. Побывает.

Вот что происходит в «Макинтайре» в том порядке, что имеет для Луизы какой-то смысл: красный бархат, страусовые перья, бокалы с шампанским, люди в больших очках с надписью «С Новым 2015 годом!», люди, делающие селфи, женщина в платье с оголенной спиной, украшенном блестками, поющая песню Пегги Ли «И это все, что есть?», делающие селфи люди. Лавиния. Женщина в смокинге. Мария-Антуанетта. Кто-то в костюме укротителя львов. Лавиния.

Люди в строгих вечерних костюмах. Люди в собственных, а не взятых напрокат вечерних костюмах. Люди в корсетах. Люди в женском белье. Лавиния.

Мужчина в рясе («Не говори ему, что я тебе все рассказала, но он на самом деле расстрига»). Женщина ростом метр восемьдесят, одетая лишь в накладки на соски и перья с самым резким нью-йоркским прононсом, который Луизе доводилось слышать («В стриптизе ее зовут Афина Мейденхед. Ее настоящего имени я не знаю»). Лысый мужчина в черных джинсах в обтяжку и водолазке – единственный без костюма, который, похоже, этого не замечает («Это Гевин. Он ведет электронные таблицы на всех женщин, с которыми встречается»). Лавиния.

Лавиния танцующая. Лавиния пьющая. Лавиния, делающая очень много фоток, тащащая Луизу за собой, прижимающаяся так близко, что Луиза слышит запах ее духов. Делают их для Лавинии, как Луиза однажды узнает, в китайском заведении на Восточной Четвертой улице, и пахнут они лавандой, табаком, инжиром, грушами и всеми красотами мира.

Пегги Ли поет строчку «И это все, что есть в огне?», Луиза осушает бокал шампанского, словно это рассол, и тут же начинает нервничать, потому что когда она пьет, она перестает сосредоточиваться на том, как бы не облажаться, а перестав сосредоточиваться, Луиза лажает больше всего, но Лавиния обнимает ее за талию, а другой рукой едва не опрокидывает бутылку джина «Бомбей Сапфир» прямо в переполненный рот Луизы. И хотя Луиза не из тупых, она научилась наблюдать за людьми и очень осторожна – всегда настороже! – давящая ей на спину рука Лавинии заставляет ее подумать, что если конец света и наступит, то он вполне может случиться сегодня вечером.

– Друзья! Римляне! Соотечественники! Принесите еще джина!

Лавиния. Лавиния. Лавиния.

Когда Луиза жила в Нью-Гэмпшире, она часто представляла, что, попав в Нью-Йорк, станет ходить на такие вот вечеринки.

Когда они с Виргилом Брайсом стояли на железнодорожном мосту и она просила потрогать ее за грудь, а он великодушно соглашался, они говорили о том, как им вместе сбежать из дома (ему хотелось жить в Колорадо и иллюстрировать комиксы-манга), и он напоминал ей, как жесток мир, а она пыталась ему объяснить, что Нью-Йорк ни на что не похож.

Не важно, такая уж ли ты особенная, говорила она, или даже ты не очень красивая, пусть и по стандартам Девоншира, штат Нью-Гэмпшир, главное – уметь хотеть. Город подхватит тебя и вознесет к небесам навстречу твоим затаенным надеждам и желаниям. Каждый праздник каждым вечером в этом огромном, сверкающем и сияющем городе заставит тебя чувствовать себя так, словно ты – единственная во всем мире, и к тому же самая неповторимая и любимая.

Мы с вами, конечно же, знаем правду.

Мы знаем, как легко все подстроить. Всего-то и нужно: приглушенный свет, пара танцовщиц с накрепко приклеенными по краям корсетов дешевенькими перьями, а еще – заставить людей пить дальше.

Но девушки вроде Луизы этого не знают. Пока не знают.

Это самая счастливая Луиза за всю ее жизнь.

Девять часов. Лавиния, Луиза, Гевин Маллени, отец Ромилос, Афина Мейденхед и множество других безымянных людей танцуют чарльстон прямо на сцене под люстрой размером с жирафа.

– А нам на сцену-то можно? – спрашивает Луиза, но Лавиния не слышит ее за грохотом музыки. Два воздушных гимнаста сплетаются телами, задевая хрустальные висюльки люстры, Афина сбросила свои перья, и между ее кожей и потом остальных нет ничего, кроме двух накладок на соски и покрова на причинное место в форме луны.

– Решительность Нового года! – ревет Лавиния. – Пусть все решится: мы осушим чашу до дна.

Платье у Лавинии съехало с плеча, показалась грудь. А ей все равно.

И тут две руки закрывают Луизе глаза. Кто-то целует ее в шею.

– Угадай, кто это? – шепчет она, дыша Луизе в ключицу.

Луиза резко оборачивается.

Девушка очень растеряна.

– Но…

– Мими? – Лавиния прекращает танцевать. Она не улыбается.

– Но-твое-платье. – Голос у девушки громкий, монотонный и неестественный, словно она произносит реплику из пьесы по школьной программе. – Я думала, – смеется она. Смех такой же неестественный и такой же громкий. – Ты-понимаешь? – На ее губах повисает отчаянная улыбка. – Она-взяла-твое-платье!

Никто не произносит ни слова.

– Извини-я-опоздала, – продолжает она. – Сеанс-очень-затянулся. А-потом-я-не-могла-найти-изящное-нижнее-белье.

И снова никакой реакции.

– Он-говорит-что-у-меня-невротическая-депрессия.

Оглушительно гремит музыка. Девушка наклоняется поближе. Она очень напряженно мигает.

– Я-сказала: Он-говорит-что-у-меня-невротическая-депрессия.

Ничего. Ни даже кивка.

– Знаешь-ее-даже-в-справочнике-нет.

Отец Ромилос виновато кивает в ее сторону, и это даже хуже, думает Луиза, чем если бы ее вообще никто не узнал.

Самое плохое то, что она по-прежнему улыбается.

Даже когда подходит к Лавинии. Даже когда Лавиния отшатывается от нее.

– Я по тебе скучала, – произносит она.

Девушка быстро бросается к Луизе.

– Это я, – говорит она. – Я.

– Что?

– Мими, – отвечает та, словно Луиза должна ее знать.

– А-а, – произносит Луиза.

Мими протягивает ей телефон. Обвивает руками шею Лавинии.

– Сфоткай нас!

Лавиния не улыбается.

Мими выхватывает у Луизы телефон. Быстро пролистывает фотографии.

– Мы прекрасно смотримся, – заявляет она. – Я их все выложу.

Теперь уже десять часов. Теперь светит полная луна.

– Пообещай мне кое-что, – говорит Лавиния. Они курят на крыше, они внутри живой изгороди, лабиринта или чего-то, заполненного розовыми кустами, которые еще цветут, несмотря на мороз. Луиза понятия не имеет, как они сюда попали.