Читать книгу "Не могу остановиться. Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться - Шарон Бегли"

К примеру, «озадачивающий», «беспокоящий», «разочаровывающий» и «до крайности удручающий» — далеко не одно и то же.

Терминологический экскурс

Я не брошу тень на моих великодушных и терпеливых собеседников, если признаюсь, что их ответы не убедили меня в вескости научных основ понимания компульсивности. «Ну, поведенческие аддикции обусловлены нейронами и гормонами, — туманно начал один из них. — Компульсивное поведение имеет психологическую природу, но управляет им физиологический механизм». Не странно ли? Эту путаницу ярко, хотя и непреднамеренно, отразили авторы одной статьи 2008 г., измыслившие нечто под названием «импульсивно-компульсивное сексуальное поведение», которое объявили «одним из типов зависимого поведения». Трехликий феномен: поведение, одновременно являющееся импульсивным, компульсивным и зависимым!

Судя по всему, границы между понятиями компульсивного, зависимого и импульсивного поведения не менее подвижны, чем модные тренды, а их взаимозаменяемость фактически закреплена во множестве текстов Американской психиатрической ассоциации (APA), в частности в «Диагностическом и статистическом руководстве». Десятки лет очередные его издания использовали эти слова как синонимы в определениях различных синдромов, в том числе нарушений пищевого поведения и тревожных расстройств. Даже не были четко очерчены границы обсессивно-компульсивного расстройства — казалось бы, очевидно компульсивного нарушения хотя бы в силу названия. Но нет, в первых изданиях руководства утверждалось, что оно характеризуется повторяющимися и стойкими импульсами к совершению того или иного действия. Когда эксперты АРА начали работать над пятым изданием, то дали патологическому пользованию интернетом и патологическому шопингу рабочие названия «К-И интернет-пользование» и «К-И шопинг», где аббревиатура «К-И» обозначала «компульсивно-импульсивный». Они полагали, что чрезмерно выраженное поведение имеет признаки обоих нарушений: импульсивность является непосредственной причиной, а компульсивная потребность обеспечивает повторяемость.

Чтобы понять, насколько размытой была классификация, рассмотрим пример трихотилломании — проблему Эми, с которой мы познакомились в предисловии. В издании DSM за 1987 г. (редакция III-R) она была отнесена к группе нарушений импульсивного контроля наряду, например, с клептоманией, пироманией и синдромом эпизодического нарушения контроля. Здесь проявлялось общепринятое понимание импульсивности как склонности к «неожиданным необдуманным поступкам с неспособностью предвидеть или оценить их негативные последствия» — такое определение дал психиатр Йельского университета Марк Потенца при нашем разговоре в его приемной в Нью-Хейвене (Коннектикут). Однако в редакции 1994 г., DSM-IV, добавляется два диагностических критерия трихотилломании: «растущее внутреннее напряжение непосредственно перед выдергиванием волоса или при попытке удержаться от этого действия» и «удовольствие, удовлетворение или облегчение при выдергивании волоса». И то и другое характерно для компульсии. Тем не менее трихотилломания относилась к расстройствам контроля над импульсами до 2013 г., когда вышло руководство DSM-5 (в том году произошел переход от римских цифр в нумерации редакций к арабским), где трихотилломания оказалась в конце главы, посвященной обсессивно-компульсивному расстройству, в качестве «сопутствующего расстройства». Причем DSM-5 уже не требует, чтобы выдергиванию волос предшествовало напряжение с последующим облегчением, однако помещает трихотилломанию в главу о расстройстве, отличительными признаками которого является именно тревога, провоцирующая действие, которое ее снимает.

Блуждание трихотилломании в дебрях психиатрических диагнозов — ничто в сравнении с «приключениями» патологической игровой зависимости. В 1994 г. DSM помещает компульсивную игроманию (курсив мой. — Авт.) в категорию «Расстройства контроля над импульсами, не классифицированные в других рубриках», где собрана всякая всячина, наряду с клептоманией, пироманией и прочим. Здесь опять-таки отражено представление, что человек может принять импульсивное решение сделать ставку, а затем вследствие действия некоего малопонятного механизма скатиться к навязчивой игре на тотализаторе. В 2013 г. игромания также стала единой в трех лицах: ранее названная компульсивной и отнесенная к категории импульсивных нарушений, она стала первым расстройством поведения, классифицированным как аддикция.

По крайней мере новая классификация была обоснованной, поскольку исходила из традиционного, сложившегося в контексте наркомании понимания аддикции, объединяющего три элемента (первоначальный гедонистический кайф, провоцирующий острое влечение к определенному веществу или в данном случае опыту; привыкание; синдром отмены). Начать с того, что игроманы испытывают столь же мощную тягу к игре, что и наркоманы к героину. Столь субъективное переживание, как влечение, разумеется, трудно оценить количественно, но результаты ряда экспериментов свидетельствуют: мозговые механизмы, лежащие в основе зависимости от игры, частично совпадают с теми, что поддерживают зависимость от алкоголя, никотина, болеутоляющих и наркотических веществ. Когда игроманы смотрят видеозапись игры в кости, рулетку и прочее из арсенала казино, у них в лобных долях головного мозга и в лимбической системе активируются практически те же области, что и у кокаинистов, просматривающих видео с людьми, нюхающими кокс. Кроме того, у них развивается привыкание к игре, аналогичное привыканию алкоголиков к выпивке и наркоманов к наркотику. Чтобы получить от игры прежний кайф, им приходится делать все более крупные ставки. Наконец, игроманы испытывают психологическую ломку, когда пытаются «завязать» или хотя бы играть меньше, — совершенно как наркозависимые. Влечение, привыкание, ломка: патологическая склонность к азартным играм квалифицируется как аддикция.

Особенно характерно смешение зависимости и навязчивости, поскольку оба слова используются не только в медицине, но и в обиходной речи. Это подметил Том Стаффорд, британский специалист в области когнитивных наук из Шеффилдского университета, изучающий компульсивную игру в видеоигры. «Многие люди злоупотребляют термином "зависимость", говоря о своей спортивной зависимости, пристрастии к шопингу или iPhone, — объяснил он. — Отсутствует четкая грань между зависимостью, например, от алкоголя, и действиями, которые просто очень привлекают некоторых людей, но я склонен характеризовать их поведение как компульсивное».

К путанице приводит не только расхожее словоупотребление. «Среди ученых наблюдается серьезное противостояние по вопросу о том, чем аддикции похожи и чем не похожи на компульсивное поведение», — заметил в беседе со мной Джеймс Ханселл, профессор, клинический психолог Университета им. Джорджа Вашингтона и один из авторов известного учебника по патопсихологии. Затем он задумался, словно подбирая аккуратную формулировку: «Это незрелый подход — пытаться дать определение, что есть компульсия и что есть аддикция»[4].

Многие исследователи чувствуют, что не только классификация, но и понимание гипертрофированного поведения «не имеют под собой надежной основы», по словам психолога Кэролайн Родригес, с которой мы разговаривали в ее кабинете в Медицинском центре Колумбийского университета. «Термины, которыми мы пользуемся: аддикция, компульсия и контроль над импульсами — теперь понимаются иначе», — заметила она. Можно ли получить кайф от совершения компульсивного действия? Родригес мысленно перебирает список пациентов и отвечает: «Судя по их рассказам, они не испытывают наслаждения. Лишь снижение тревоги». Снятие тревожности, возможно, и приятно, но такое удовольствие принципиально отличается от связанного с той или иной зависимостью. С совершением навязчивого действия страх и тоска отступают — это все равно что взболтать бутылку газировки и сорвать крышку, чтобы пена могла перелиться через край. Люди с навязчивым влечением испытывают зуд как от занозы — отравляющей разум ментальной занозы, которую необходимо вытащить. Родригес рассказала, что один из ее пациентов «имеет навязчивые мысли в связи с именем "Джеймс". Оно вызывает такую тревогу, что если он хотя бы увидит это имя, например в газете, то должен написать "Эдвард", чтобы перечеркнуть впечатление, и закапать "Визин", смывая воздействие, оказанное "Джеймсом" на его глаза». После паузы Родригес добавила: «Такие люди по-настоящему страдают».