Читать книгу "Князь Холод - Дмитрий Евдокимов"

– А зверье?

– Зверье тоже только свое, проверенное, – усмехнулся Игнат, – стадо диких свиней сразу ушло, едва мы лагерь разбили. Через неделю медведь не выдержал постоянного грохота пушек, сбежал. Остались только белки, зайцы да лисицы.

– На все-то у тебя ответ есть, – в сердцах махнул рукой управляющий, – а я вот с тех пор готов на воду дуть, лишь бы подобного не повторилось.

– Будет тебе, Кузьмич, – ласково обняв товарища за плечи, Лукьянов повел его к грубо сколоченному столу, стульями при котором служили обычные пеньки. – Не беспокойся, князь нынче другой стал.

– Как он? Вспомнил хоть что-нибудь? – участливо поинтересовался Сушков, принимая из рук Игната кружку с квасом.

– Мне кажется, что плюнул Михаил Васильевич на это занятие, – задумчиво ответил тот, раскуривая трубку, – да и правильно, чего горевать по прошлому? Нужно жить дальше. Бог даст, вернется память со временем, а не даст – значит, так тому и быть. Стало быть, так нужно. Да и, положа руку на сердце, – Игнат понизил голос и склонился поближе к уху Афанасия, – я не очень-то хочу, чтобы князь всё вспомнил и стал прежним.

– Да я с тобой, Игнатушка, вполне согласен, – так же тихо промолвил управляющий, – ничего бы страшного, коли бы нам из Холодного Удела никуда не выезжать. Да уже бумага пришла из столицы – требуют князя Михаила назад, пришла пора полк государю предъявлять. А в столице сам понимаешь, что начнется, когда про все странности бодровские слух пойдет.

– Да с чего? Про покушение все знают и про то, что между жизнью и смертью десять дней блуждал, – тоже все знают. Радоваться нужно, что вообще жив остался!

– Да пойми же ты, Игнатушка, в Ивангороде некому радоваться ни переменам в Михаиле, ни тому, что он жив остался! Сомневаться будут, подмену подозревать. А уж если прознают, кто князя нашего почитай с того света вытащил, так тут и в ереси обвинят, и в колдовстве, ты церковников столичных знаешь.

– Это да, тут ты прав, Кузьмич, – сдвинув треуголку на лоб, Игнат задумчиво почесал затылок, – я бы сам заподозрил, если бы не тащил его сиятельство на себе к бабе Насте, да не сидел там безвылазно десять дней.

– То-то и оно! Тяжело нам придется в столице!

– А ничего, прорвемся! – выпустив вверх кольцо дыма, безмятежно заявил унтер. – Ужель государь да царевич Федор за собранный полк не похвалят? Скажу я тебе, Афанасий, неплохой полк получается. Даже майор Торн доволен, хотя на людях ругается и строит страшные рожицы.

– Тьфу, собака иноземная, – сердито сплюнул Афанасий, поддерживавший общую нелюбовь народа к зазываемым на службу иностранцам.

– Да брось ты, нормальный он мужик!

– Всё бы тебе, Игнат, шпагой махать да из ружья палить, – Сушков укоризненно покачал головой, – лучше бы думал, как князя от неприятностей огородить!

– Сушков! – пессимистичный настрой управляющего наконец-то вывел из состояния душевного равновесия даже обычно выдержанного Лукьянова. – Что ж ты, словно птица ворон, всё каркаешь да каркаешь? Еще не случилось ничего, а ты все одно: кар да кар! Накличешь беду, окаянный!

– Есть еще две новости, – Афанасий Кузьмич тяжело вздохнул, оставив без внимания словесный выпад Игната, – Калашников в Белогорске о встрече просит. А позавчера в город прибыл Сахно.

– Калашниковым ты мне голову не забивай. А вот Сахно – это уже серьезно!

Купец Юрий Иванович Калашников входил в число богатейших людей Таридии, основу его благосостояния составляла торговля фрадштадтскими зеркалами, на которую ему удалось в свое время добиться монополии. За щедрые добровольные взносы на обустройство армии царем Иваном Шестым было ему пожаловано личное дворянство. Тут бы купцу-дворянину и успокоиться, но Калашников привык все свои дела вести с размахом. Тем более что подвернулся удобный случай – выручил он деньгами совсем еще юного тогда наследника рода Бодровых, попросив взамен «сущую безделицу» – жениться на его старшей дочери. Можно понять новоиспеченного дворянина, стремящегося породниться с одним из старейших княжеских родов страны. И растущего без родителей тринадцатилетнего князя, хозяина обширных, но бедных земель Холодного Удела, тоже можно понять. Сложнее Афанасию было понять согласие на этот брак опекуна Михаила. А опекуном-то, между прочим, выступал сам царь Иван Федорович. Видимо, уж очень сильно государь нуждался в деньгах, раз счел подобное решение уместным. Так что помолвка состоялась. Но очень скоро выяснилось, что в данном случае чутье подвело удачливого торгаша – князь рос чрезвычайно болезненным, взбалмошным и самовлюбленным. К серьезному делу интереса не проявлял, зато в развлечениях и денежных тратах старался ни в чем не уступать дружкам, среди которых выделялся младший царевич Алексей. Будущего тестя Михаил воспринимал лишь в качестве снабжающего его деньгами кошелька. Калашников же сам был человеком самолюбивым и властным, к подобному отношению не привык, потому уже после первых «займов на будущее» стал держаться от Бодрова на приличном расстоянии, благо, что дочери на тот момент исполнилось всего пять лет. Но чем взрослее становилась невеста, тем активнее Юрий Иванович предпринимал попытки разорвать помолвку. Таким образом, минуло уже девять с лишним лет. А теперь вот весть о том, что Бодров сам не свой после покушения, дает Калашникову отличный шанс попытаться исправить давнюю ошибку.

Ну да бес с ним, с купцом. Сушков сам давно убеждал Михаила Васильевича отказаться от несоответствующего его статусу брака, который мог прибавить богатства, но не таких необходимых при дворе связей. Но Бодров все медлил, раздумывал, сомневался. Эх, что нужда в золоте с людьми делает!

Как бы то ни было, вопрос с Калашниковым сейчас казался довольно просто решаемым. В сложившихся обстоятельствах тот сам должен быть озабочен разрывом помолвки. Гораздо сложнее с господином Сахно.

Поручик третьего Ивангородского драгунского полка Владимир Сахно был известным на всю страну дуэлянтом, с удовольствием «продававшим» свою шпагу владельцам тугих кошельков. И его появление в Белогорске могло означать только то, что в ближайшее время там намечена дуэль с его участием. Вопрос же о том, кто может оказаться мишенью Сахно, ни у Сушкова, ни у Лукьянова сомнений не вызывал. И это действительно серьезная проблема, ибо спровоцировать дворянина на дуэль очень легко, а драться с дуэлянтом-поручиком на шпагах – это дело, заранее обреченное на провал.

– Вот что, Афанасий, – решительно заявил Лукьянов после недолгих раздумий, – князь сейчас фехтует так, что любо-дорого смотреть, не в пример лучше прежнего. Но рисковать не стоит, Сахно я из Белогорска удалю. А с Калашниковым, будь добр, разберись сам.

– Добро, Игнат, так и поступим. Нам князя беречь нужно, и так мы его чуть не лишились полгода назад.

4

– То есть вы, Юрий Иванович, предлагаете разорвать помолвку? Я вас правильно понял?

Я с интересом вглядывался в подаренное мне Калашниковым зеркало. Оно было достаточно большое, примерно полметра в ширину и полтора в высоту, вставленное в фигурную деревянную раму и очень качественное. Пожалуй, качество даже было сопоставимо с зеркалами из моего мира. И, несомненно, это было лучшее произведение мастеров-зеркальщиков, виденное мною в новой реальности. Или в новом мире, как правильно? Я с этим пока не разобрался, и было совершенно непонятно, смогу ли разобраться вообще. Да и нужно ли разбираться? Спору нет – вопрос интересный, но ломать голову над поиском скорейшего ответа не было особого желания. Я понимал, что нужно жить, что называется, здесь и сейчас, исполняя роль Михаила Бодрова, а не биться в истерике, требуя вернуть меня обратно. Объяснения так называемой «целительницы» бабы Насти я принял на веру, хотя время от времени приступы беспокойства за семью накрывали меня с головой.