Читать книгу "Музей смерти - Александр Тамоников"

Неожиданная находка – самый настоящий одногорбый верблюд за загородкой! Он был вполне себе жив, прогуливался взад-вперед, снисходительно поглядывал на глазеющих на него людей. Я тоже постоял, отправился дальше. Завис, удивленный, у вагона-теплушки, символизирующего, видимо, разгул репрессий в Советском Союзе. Здание музея находилось слева от крематория. Оно не отличалось изяществом линий и сложностью архитектурных решений (по утверждению Риммы, в нем раньше находилась котельная Военторга), но смотрелось солидно. Черные скульптуры на крыше, у входа в музей. Напротив крыльца разлегся сфинкс – не такой, конечно, как в Египте, но тоже неплох. Фронтон здания венчал черный баннер с белым пояснением: «Музей погребальной культуры». Из здания вышла молодая пара. Девушка как-то ежилась, кукольное личико хранило задумчивость. Парень закурил.

В просторном помещении, напичканном всевозможной атрибутикой, царил загадочный полумрак. Я ловил себя на мысли, что испытываю некий пиетет (пока неясно, к кому) и даже немного зачарован. Атмосфера внушала робость…

Но первое, что я увидел, – это пол, устланный в шахматном порядке черными и белыми плитами. Я смотрел на этот пол, как баран на новые ворота, и кожа покрывалась мурашками. Все это было, разумеется, совпадением, а мистика – плод фантазии недалеких людей. Именно такие плиты я видел в ночном сне, когда группа майора Незнамова обороняла от летучих тварей заброшенную автомастерскую…

Я тряхнул головой, освобождаясь от липкого наваждения. Это просто пол – усиливающий атмосферу торжественности.

– Добрый день. – Ко мне подошла невысокая худенькая девушка. – Вы хотите посетить наш музей?

– Думаю, да, – засомневался я. – Следует купить билет, не так ли?

– Если вам не сложно. – Девушка улыбнулась. – Можете рассчитаться прямо здесь.

Я всматривался в мглистые очертания большого зала. Дефицита экспонатов музей не испытывал. Стеллажи, витражи, сюжетные инсталляции, на стенах картины, иконы. Интимная синеватая подсветка. Напротив входа на небольшом постаменте лежали надгробные плиты. Там же возвышался старинный катафалк – конный экипаж, похожий на карету, – с кучером и домовиной внутри. С экипажа ниспадали траурные балдахины. Кучер на облучке смотрелся как живой. Справа в глубине выделялась лестница на второй этаж. Словно часовой, за ней присматривал установленный на задний торец гроб без крышки. Матово отсвечивал темно-красный бархат внутренней отделки.

– Лариса, не надо брать с товарища деньги, он мой гость, – прозвучал знакомый голос, и из помещения, примыкающего к входному тамбуру, возник мужчина. Ему было за шестьдесят, он смотрелся представительно и, я бы даже сказал, импозантно. Подтянутый, среднего роста, располагающее лицо с внимательными глазами. Седые волосы и окладистая бородка – и эта седина его не портила, а, наоборот, добавляла какого-то шарма. Темные брюки, белая рубашка под строгой облегающей жилеткой, на манжетах – позолоченные запонки.

– Хорошо, Сергей Борисович, как скажете, – смиренно кивнула сотрудница и деликатно отошла на второй план.

– Никита Андреевич? – Мужчина протянул руку. – Очень приятно. Якушин.

Мы обменялись рукопожатием, его рука была твердой и уверенной. Я тоже старался соответствовать, но он, похоже, сразу меня раскусил. Блеснул в глубинах глаз юмористический огонек. Мол, все ясно с вами, товарищ. Больны «вчерашним», больны отсутствием денег, да и психика в связи с военным прошлым оставляет желать лучшего… Ну уж извините, какой есть.

– Прошу меня простить, произошла накладка, – виновато сообщил Якушин. – Важные посетители, я освобожусь через двадцать минут и присоединюсь к вам. А Лариса пока покажет вам экспозицию, проведет, так сказать, обзорную экскурсию. Походите с ней по залам, обвыкнитесь, вчувствуйтесь…

Я глянул через его плечо. В опрятно обставленном помещении (почему-то я мысленно окрестил его «рюмочной») находились столики, навесные шкафы. На тумбочке стояла кофемашина. Поблескивал зеркальный шкафчик, в котором я сразу заподозрил бар. Закипал электрический чайник. Служебное помещение смотрелось уютно. Похоже, ничто человеческое Сергею Борисовичу было не чуждо. Его дожидались мужчина с женщиной.

– Конечно, без проблем, Сергей Борисович, – кивнул я. – Я никуда не тороплюсь.

Он кивнул и удалился. Мы ходили по залам с сотрудницей музея, останавливались у экспонатов. У нее был хорошо поставлен голос, выразительная мимика – девушка идеально владела предметом. Посетителей в этот рабочий понедельник было немного, но люди ходили, разглядывали экспонаты. Тишина стояла, как в библиотеке, – я поймал себя на мысли, что в этом здании нет желания громко разговаривать. В принципе, это был обыкновенный музей – кабы не характер представленных экспонатов! Поначалу от увиденного было как-то не по себе, дискомфортно, но по мере прогулки возвращалось спокойствие, я начинал относиться к выставленным образцам как к ОБЫЧНЫМ экспонатам.

– В нашей экспозиции десятки тысяч предметов, – вкрадчиво вещала Лариса. – Не все они, разумеется, выставляются, часть хранится в запасниках. Но рано или поздно все попадает на выставку.

– И все ваши экспонаты объединены темой смерти? – спросил я.

Лариса снисходительно улыбнулась.

– Нет, боюсь, вы несколько упрощенно все понимаете. Экспозиция посвящена похоронным традициям разных эпох и народов. Все, что касается погребальных ритуалов и похоронной атрибутики. Есть подлинные экспонаты, есть реконструкции – поскольку не все предметы тех эпох дожили до наших дней…

– А как пополняется коллекция музея? – поинтересовался я. – Откуда это все берется?

– Сергей Борисович – энтузиаст своего дела. – Лариса застенчиво потупилась. – Вы даже не представляете, сколько личных средств он вложил в этот проект… Зайдите, кстати, на наш сайт. Там сказано, что музей принимает в дар от населения старые предметы, связанные с похоронной тематикой. Это не обязательно XVIII или XIX века – это могут быть предметы, связанные с началом XX века, с советским периодом, в котором тоже было много интересного. Порой встречаются настоящие предметы искусства – такие вещи, если владелец не против, мы, разумеется, покупаем… В нашей коллекции представлено около 200 траурных платьев XIX века, вы можете видеть модели катафалков, множество гравюр, посвященных погребению, фотографии, открытки, медальоны, настенные мемориалы. Есть образцы официальных документов, заключений судебной экспертизы, некрологи и тому подобное. Обратите внимание, здесь представлены образцы кладбищенской архитектуры – могильные плиты XIX и начала XX века; специалисты исследуют типологию намогильного креста…

Рассмотрев похоронный экипаж, в котором лежала укрытая парчой домовина некоего купца из Бердска, мы подошли к могильным плитам. Они были старые, местами потрескались, стерлись надписи. От них буквально веяло какой-то замогильной стариной. Лариса объясняла: это сейчас ставят стелы в изголовье умерших. На них изображают даты, портреты и эпитафии (последнее – необязательно). Раньше данную функцию выполняли надгробные плиты, а в изголовье водружали кресты. Разбегались глаза. На стенах плотными рядами висели иконы и картины – имелось бы время, каждую из них стоило рассмотреть отдельно. Мы осмотрели коллекцию траурных платьев, покрытых крепом, урны на стеллажах – их было много, и ни одна по конструкции не повторялась. Рядом с лестницей на второй этаж – напротив поставленной на попа домовины – стену украшала коллекция намогильных крестов – тоже разнообразных конфигураций, большинство отлито из бронзы. Домовины, траурные накидки, настенные мемориалы из волос умерших – по-видимому, отдельный вид «изобразительного» искусства. Картина в богатой напольной раме из резного дерева – старый монах в накидке с капюшоном, опирающийся на лопату: преподобный Марк Печерский, святой Гробокопатель, объяснила Лариса. Монах Киево-Печерской лавры, почитается православной церковью. Подножие картины украшала гладкая каменная плита с кучкой совершенно конкретных человеческих черепов. Потом мы подошли к застекленной витрине – снова черепа, кусочки костей, пепел в фигурной стеклянной емкости. «Прах и костные останки, остающиеся после кремации», – гласила для бестолковых сопроводительная надпись. Становилось интересно. Не совсем то, что требуется с похмелья, но все равно интересно.