Читать книгу "Прикрой, атакую! В атаке - "Меч" - Антон Якименко"

— Вот это удар, — показал большой палец командир звена Николай Гринев.

После первой атаки противник как-то сник, видимо, летчики поняли, что встретились с новой, ранее неизвестной машиной, и допустили промашку. Помощь наша оказалась излишней. Мы радовались за успех товарищей, которые славно разбросали группу самонадеянных японских пиратов. Я знал, что в составе этой группы сражается мой друг Толя Орлов. С ним два года жил в одной комнате в нашем гарнизоне. Хороший летчик, очень любил свое дело. Его брат Леонид тоже был с нами.

Я внимательно посмотрел в сторону линии фронта: как и предполагали мы, со стороны противника шло новое подкрепление на выручку попавшим в беду. Ну что ж, мы готовы, настал и наш черед. Капитан Чистяков подал команду «внимание», и мы бросились в атаку и пошли выписывать всякие кривые в воздушных просторах монгольского небосвода. Теперь мы вместе с летчиками «Чаек» зажали хваленых летчиков Японии, да так зажали, что небу стало жарко. Высота за нами, а на горизонтальной плоскости они тоже не без внимания, под огнем советских летчиков на новых машинах. Японцы крутились, как караси на сковородке. Мы им показали силу оружия, боевое мастерство, слаженность в бою и волевые качества летчиков Страны Советов, которых пропаганда Японии всячески пыталась принизить и высмеять. Бой был не только жаркий, но и интересный. Валились к земле горящие и беспорядочно падающие белые самолеты с красными кругами на плоскостях, болтались на стропах своих парашютов японские асы.

На земле Толя Орлов рассказывал о новой машине больше и увлеченнее, нежели в свое время о любимой невесте, которая, увы, так и не дождалась его. Имя Анатолия Орлова золотыми буквами написано на памятнике летчикам Советского Союза, установленном нашими друзьями-монголами. Спасибо им за сердечную память о тех, кто в 1939 году отдал свою жизнь во имя победы в небе Халхин-Гола.

Видимо, результаты боя советских летчиков на новых машинах, в котором был проявлен героизм, мастерство, преданность советско-монгольской дружбе, обеспокоили японское командование, так как в их газете «Иомиури» была опубликована корреспонденция об этих событиях. Японцы писали, что у «красных» появился самолет новой конструкции. Нашу «Чайку» они окрестили как И-17, а летчиков, которые летали на этих самолетах, «сущими дьяволами».

На второй день после боевого вылета, возвратившись на свой аэродром, я вышел из самолета и увидел, что в моем направлении идет легковая машина М-1. Из машины вышел секретарь парторганизации капитан Кравченко и спросил:

— Не будешь возражать, если у твоего самолета проведем заседание партбюро?

— Какое может быть возражение? — ответил я. А сам не мог понять, почему заседание партбюро у моего самолета.

И тут на заседании в короткое время и в деловой обстановке было рассмотрено мое заявление с просьбой о приеме в партию. Не успело закончиться бюро, как в воздух взвилась зеленая ракета, и я с разрешения его членов снова сел в самолет и поднялся в воздух, но уже как член Коммунистической партии, партии Ленина. После возвращения меня горячо поздравили секретарь партбюро полка, комиссар полка, батальонный комиссар Калачев и командир полка майор Кравченко. Высказали мне несколько добрых напутствий в связи с вступлением в партию. Я заверил, что не пожалею сил и оправдаю доверие членов партбюро и не уроню чести коммуниста.

В период халхин-гольских боевых действий помимо воздушных боев мы наносили штурмовые удары по наземным войскам противника, особенно там, где срочно нужна была помощь монгольским или нашим войскам. Помню, после воздушного боя техники не успели заправить самолеты горючим и боеприпасами, как снова зеленая ракета и снова вылет. Солнце светило прямо в глаза. В Монголии было так солнечно, что от света уставали глаза. Я летел за командиром, а какая задача на сей раз — пока не знал, но оружие к бою приготовил — не на прогулку же летели. Проследили за направлением полета, и хотя ориентиров в монгольских степях никаких, но по компасу, по положению солнца можно было определить примерный маршрут. Но почему в этот раз летели не так, как всегда, а шли юго— западнее озера Буир— Нур? Пролетели начало озера, потом его южную сторону, пошли вдоль берега. И вдруг командир качнул с крыла на крыло — сигнал «внимание» — и резко перевел свою машину в пикирование. Не отставая, поспешил за ним и стал искать самолеты противника ниже нашей группы, мельком увидел, что какое-то стадо вытянулось вдоль озера в колонну, но оно пока не привлекало моего внимания. «Где же самолеты и почему я их не вижу, куда и зачем пикирует Чистяков? — подумал я. — Если бы они были, я б увидел сразу, глаз мой зоркий. Вижу далеко и всегда обнаруживаю воздушного противника не позже других, но сейчас не вижу». Всмотрелся до боли в глазах — нет, нет цели, к которой я привык. Но что это?

Командир выстрелил, стадо животных заметалось. Какой же я растяпа! Оказывается, надо не только видеть, но и соображать. «Это же японская конница на полном аллюре спешила выйти в тыл нашим войскам, монгольской дивизии!» — догадался я. Нет, не бывать этому, не видать вам легкой победы. И я тоже стал стрелять. Бил просто в кучу лошадей и всадников. Падали и те, и другие. Эскадрилья выполнила три или четыре захода в атаку, и, пикируя в последний раз, я увидел, как скачет последний японский всадник на белой лошади. «Ну, от меня не уйдешь», — подумал я и открыл огонь. Лошадь перекувырнулась через голову, и всадник упал на землю замертво. Так закончился бой с кавалерией.

Едва успели набрать высоту, идя в сторону своего аэродрома, как к нам на пересекающихся курсах устремились истребители противника. Сближение — и наша группа пошла в атаку. Бой был интересен тем, что противник нас искал ниже себя, но просчитался. Понеся потери, японцы вышли из боя.

На аэродроме нас встречали боевые друзья-техники. Пока заправляли самолеты (так как до конца дня еще много времени, и сколько будет вылетов — трудно сказать), нас пригласили на обед.

Обед, может, и вкусный, но аппетита никакого, хотелось очень спать. Только принесла официантка Тамара котлеты — в это время тревога, и мы снова оказались в воздухе, и снова бой не на жизнь, а на смерть. Японец напористо «вцепился» в хвост самолета командира эскадрильи, я поспешил на выручку, но меня опередил кто-то другой из наших и атаковал противника. Трассы огня летели в его сторону, но тот не реагировал, словно его это не касалось. Самолеты сходились все ближе и ближе, и оба вели беспрерывный огонь. И тут наш самолет ударил самолет японца. Тот перевернулся и закрутился штопором до земли.

После посадки мы узнали, что самолет противника таранил заместитель командира нашей эскадрильи старший лейтенант Скобарихин Витт Федорович и сам на поврежденной машине прилетел на аэродром и благополучно приземлился. Осматривая самолет Скобарихина, мы увидели в его левой плоскости кусок покрышки от колеса японского самолета. Наша машина получила сильное повреждение левого крыла и требовала капитального ремонта. Летчик оказался невредимым.

Не успели мы обсудить происшедшее, как снова прозвучал сигнал на вылет. И снова встреча с истребителями. С небольшим доворотом влево я пошел в атаку. Загорелся один самолет, второй, кого-то из наших сбили, бой был в разгаре. Атаковал и свою цель, и враг покинул поле боя. Переключился на второго, точнее прицелился и нажал на гашетки, пушки сработали, самолет противника метнулся влево. Попал я в него или нет? Пока не было ясности, устремился за ним и вдруг почувствовал сильный удар по правой ноге. Она так и соскочила с педали, а бензин хлынул мне в лицо и залил очки. Меня сразу обожгла мысль: «Пожар, надо прыгать». Еще мгновение для уточнения обстановки, и, вращая влево, я увожу самолет от повторного удара и направляю в сторону аэродрома. Ремни я отстегнул, но прыгать в пустыне с подбитой ногой? Расстояние до аэродрома не менее сотни километров. Я не скоро мог бы добраться до своей части. Решение было принято: пока есть горючее, если не будет пожара, лечу на аэродром. Но самолет мог вспыхнуть с минуты на минуту, а мое обмундирование пропиталось насквозь бензином, который залил очки, видимости никакой, дышать стало совсем сложно, так как бензиновые пары вызывали удушье. А что с ногой? Перебита. Заниматься ею не было времени. Самолетом управлял одной ногой. Время, кажется, остановилось, но надо было не прозевать вспышки пожара или остановки двигателя. То и другое приведет к печальным результатам.