Читать книгу "Исповедь бывшей послушницы - Мария Кикоть"

Регина Шамс провела в Свято-Никольском Черноостровском монастыре 5 лет. О диких нравах, царящих в этой обители, возглавляемой игуменьей Николаей, недавно рассказала в своей откровенной книге-исповеди Мария Кикоть.

Но история Регины намного драматичней: ее судьбу в полной мере разделила и маленькая дочь Диана, которая все эти годы воспитывалась в монастырском приюте. Жизнь в закрытом сообществе стала для обеих чудовищным испытанием, требующим долгой реабилитации, как после тяжелой болезни.

Знакомые, с которыми Регина делилась своими кошмарами, в один голос кричали: «Опять этот Малоярославец? Не вспоминай!»

Между ее фотографиями до и после будто пролегла вечность. От той девушки с романтической улыбкой и безмятежными глазами не осталось почти ничего. Ее словно стерли невидимым ластиком.

Регина до и после. Между этими фотографиями всего два года.

Регина — коренная москвичка. Окончила Менделеевский — для родителей, поработала по специальности, но душа стремилась к другим берегам. Когда появилась возможность, Регина отправилась в Италию — страну своей мечты. В институте Данте Алигьери выучила итальянский. В то время на этот язык в Москве был настоящий бум, и работа нашлась быстро — требовались преподаватели и переводчики. Из Италии Регина вернулась с дочкой Дианой.

— В последний момент Сильвио передумал на мне жениться, — рассказывает она. — В личной жизни мне никогда не везло. Первый брак оказался неудачным, старшую дочь Машу я воспитывала одна. Когда Диане исполнился год, я вышла замуж за иранца Мохсена, который учился в России на пилота. Он записал дочь на себя, и Диана Сильвиевна Смирнова стала Дианой Мохсеновной Шамс. Это не был брак по большой любви, каждый из нас преследовал свои интересы: я стала замужней женщиной, а Мохсен получил российский паспорт.

Со стороны Регина выглядела вполне успешной. Модно одевалась, бегала по утрам, работала с итальянским языком, училась на психолога. Она могла позволить себе держать для младшей дочки няню, а дома встречал красивый муж, на девять лет моложе.

— Но начались проблемы с Машей. В подростковом возрасте она попала в плохую компанию. Могла не ночевать дома. Я с ней очень настрадалась. Жила как в аду. Но однажды все изменилось. Маша с друзьями поехала в Оптину Пустынь и вернулась с другими глазами. Она словно транслировала благодать. Рассказывала про чудеса, про отца Илия, про источник, в который они окунулись. И в следующий раз мы поехали вместе.

Это был первый опыт погружения в православную жизнь. Регине открывался целый мир с красивыми монастырскими службами, исповедями и новым кругом общения.

— А потом я почувствовала вдруг, что у меня будто гора с плеч свалилась, словно кто-то взял мой груз на себя. Я ведь уже несколько лет находилась в духовном поиске, перечитала огромное количество философских и эзотерических книг. Душа была голодная, и я никак и ничем не могла насытить ее. Я пробовала заниматься буддизмом. Прочитала два раза Коран и даже совершала намаз, как было написано в книжке, которую мне дал мой муж-мусульманин. Мохсену не нравилось, что я начала соблюдать посты с супружеским воздержанием. У нас начались большие скандалы, с драками, слезами и взаимными оскорблениями. Жизнь с ним стала мучительной. Он даже сказал в сердцах: «Лучше бы ты была буддисткой!»

Регина по натуре очень доверчивая и наивная. Ее легко обвести вокруг пальца. Она и представить себе не могла, что новые знакомые из православной среды окажутся обычными мошенниками, и ее попытка переехать в Подмосковье обернется судебными тяжбами и финансовыми потерями.

За советом Регина отправилась в Оптину Пустынь. Старец отец Илий благословил ее поселиться в городе Боровске, в 80 километрах от Москвы, где у нее не было ни друзей, ни знакомых.

— Его слова я воспринимала как волю Божью. Продала квартиру в центре Москвы и купила дом в Боровске — красивый, в прибалтийском стиле, но, как выяснилось, совсем не приспособленный для зимы. Мы обустроились, приобрели мебель, машину, но, когда пришли холода, начали замерзать. Деньги кончились, муж не приезжал, я впала в депрессию. Просыпалась каждое утро в жуткой тревоге и не видела никакого выхода из тупика. Работы по моей квалификации там не было, а идти методистом или нянечкой в детский сад не хотелось. Мне казалось, раз отец Илий меня благословил, то все должно устроиться само собой, но этого не происходило. А тут еще Маша на последних сроках беременности потеряла ребенка и отправилась по благословению старца Илия в Топловский монастырь в Крыму, где пробыла полгода. Мы с Дианой остались одни. И, если бы не отец Иоанн, который бескорыстно нас очень поддерживал, не знаю, как бы выжили.

— Как вы попали в Черноостровский монастырь?

— Отец Иоанн привез нас туда на службу. Мы вошли под звон колоколов и ахнули. Навстречу шла инокиня неземной красоты, которая словно летела над землей. А когда в храме сестры запели «Се жених грядет в полуночи…», у меня потекли слезы. Такое сильное впечатление было. Только потом я поняла, что в этих устремлявшихся под своды голосах звенит неподдельное страдание. А когда я увидела девочек в нарядных сарафанчиках и чинных платочках, решение пришло само собой. Мне захотелось, чтобы и моя дочка была такой. Да и старец Илий советовал отдать ее в православную гимназию. Теперь меня называли Риммой, Диану — Дарьей, по именам в крещении.

— Когда начались испытания на прочность?

— Моя Диана всегда своевольная была, а настоятельница сразу ей не понравилась, и она не подошла к ней под благословение. Ее наказали — лишили причастия на праздник преподобного Сергия Радонежского.

Я тоже почти мгновенно впала в немилость. Меня поставили на кухню поваром и в качестве помощника дали старшую девочку из приюта. Обычно эту работу выполняли две физически крепкие сестры, чтобы к 11 часам уже была готова трапеза.

Но послушание оказалось не под силу. Овощи надо было на 80 сестер начистить и нарезать, потом приготовить в сотейниках. Как я ни старалась, все не успела. Кашу и еще что-то я приготовила, а овощи получились полусырыми: я не ту температуру поставила. Матушка сказала, что это вопиющий случай, такого в монастыре никогда не было и что я теперь буду вечно на кухне, а вставать мне придется в 4 утра, чтобы успеть.

— За что еще наказывала матушка?

— Буквально за все. Наказания накручивались как снежный ком. Одна сестра скучала по маме, у другой было не то выражение лица, когда ей поменяли послушание, третью винили за помыслы, в которых мы все признавались в письменном виде. Досталось даже моему ни в чем не повинному коту — дымчатому персу, которого я привезла с собой в монастырь.

Холеный красавец превратился в тощего бомжа с облезлым мехом. Он фактически жил на улице, и даже в сильные морозы ему редко позволяли согреться в помещении, от кухни его отгоняли. Как-то я вернулась из ссылки в скит, и кот пришел ко мне в келью.