Читать книгу "Бунтующие пролетарии - Димитрий Чураков"

Наконец, с позиций создания однородной социалистической власти в октябрьские дни высказывались некоторые низовые советы. Именно в этом направлении развивалась обстановка в крупнейшем рабочем центре — Туле. 30 октября здесь проходило заседание городского Совета нового (третьего) созыва. С докладом о питерских и московских событиях на нем выступило несколько человек: от большевиков — Каминский, от эсеров и меньшевиков — Арватов и Ахматов. На голосование было вынесено две резолюции — большевистская и объединенная резолюция оппозиции. Голосование пришлось проводить поименно. Каждый член Совета при вызове его фамилии должен был встать и с места выкрикнуть, какую резолюцию он поддерживает.

Перед самим голосованием случился неожиданный инцидент. С заявлением перед собравшимися выступил большевик Веприев, заявивший, что он и еще часть большевиков, ввиду расхождения с позицией фракции по вопросу о переходе власти в руки Советов, будут голосовать против большевистской резолюции. По свидетельству очевидцев, его заявление "вызвало большой шум и аплодисменты" со стороны правой части аудитории. В результате большинством в 147 голосов, против 109 при 8 воздержавшихся резолюция большевиков оказалась провалена. Принята была другая резолюция, та, которую сообща внесли меньшевики и эсеры. В ней значилось:

"Фракции [Тульского Совета] обращаются к обоим лагерям революционной демократии с решительным требованием найти путь соглашения во имя создания однородной демократической власти, способной дать отпор контрреволюции, коалиции имущественных классов. Фракции обращаются к обоим лагерям демократии с решительным требованием восстановить единый революционный фронт, чтобы революция не захлебнулась в крови солдат, рабочих и крестьян".

Следует иметь в виду, что на том же заседании тот же самый состав депутатов при решении следующего вопроса, в региональном масштабе, пожалуй, еще более важного, о переизбрании своего Президиума, поддержал уже не правых, а большевиков, которые в результате этого в новом составе Президиума сформировали самую внушительную группу, причем новым председателем Совета стал большевик Кауль. Тем самым, произошедшее на заседании Тульского совета не может быть интерпретировано как несогласие с большевистским восстанием в Петрограде. Речь идет о другом — о распространенном в те дни стремлении рядовых участников событий к компромиссу, к стабилизации народной власти, залогом чего, по мнению многих, и должно было стать создание правительства из представителей всех партий, стоящих на позициях "демократии и социализма".

Широта и синхронность возникновения лозунга "однородного социалистического правительства" заставляет предположить, что рабочие пришли к нему во многом самостоятельно, опираясь не только на агитацию отдельных левых течений в меньшевистской партии, но и на собственный опыт. Не считаться с этим для большевиков было бы чистым самоубийством. Выбор, сделанный ими, был предсказуем. Когда договориться с представителями политической элиты на предмет будущего устройства власти им не удалось, большевики вновь, как не раз бывало в истории партии и прежде, предприняли обходной маневр и попытались договориться непосредственно с рабочими массами за спиной лидеров других социалистических партий. Реализуя свою тактическую установку, Ленин 4 ноября выступил с докладом на заседании рабочей секции Петросовета. В ней содержалось немало лестных, явно завышенных оценок как самого пролетариата, так и его вклада в революцию. Но главное — Ленин со всей определенностью поддержал претензии рабочих в области управления, рабочего контроля и передела собственности. "Легко издать декрет об отмене частной собственности, но провести его в жизнь должны и могут только сами рабочие", — этих слов от Ленина ждали, и они были им произнесены.

Линия компромисса и возможной коалиции тем самым была очерчена предельно конкретно: рабочие поддерживают претензии большевиков на государственную власть, а большевики поддерживают притязании рабочих непосредственно на уровне предприятий. При этом большевики не переставали подчеркивать, что отныне пролетариат — господствующий класс, что должно было психологически склонить рабочих поддержать новое, "свое" правительство. Как признает П. Гарви, ленинский поворот дал свои результаты, и позиция рабочих, а также их организаций по вопросу о коалиционной власти начинает смягчаться. Особенно ярко, по его словам, перемена в политической ориентации профсоюзов зафиксирована в резолюции ПСПС от 9 ноября, принятой по докладу Ленина. В ней о создании однородной социалистической власти не произносилось уже ни единого слова.

Претерпела существенные изменения и позиция фабрично-заводских комитетов, о чем свидетельствует дискуссия по вопросу о текущем моменте, состоявшаяся на проходившей 15–16 ноября 1917 г. V городской конференции фабзавкомов Петрограда. Подробные разъяснения новой позиции по вопросу о коалиции содержались, например, в докладе члена ЦС ФЗК Н.А. Скрыпника: "Рабочий класс, шаг за шагом, борясь, идет к своему идеалу, — начал он свое заявление по вопросу о коалиции. — Социализм не творится сразу, он создается постепенной перестройкой всей экономической и политической жизни. Мы вступили в первый период этой перестройки. Нам придется провести целый ряд мер, как, например, контроль над производством и распределением и др. Перед нами стоит целый ряд задач. Мы вступили в полосу массовой борьбы. Это не социализм, но это первый шаг, путь к социализму. Рабочий класс победил. И теперь нам говорят, что нужно согласиться, нужен единый фронт. Да, мы согласны. Но объединения нужны такие, которые способны работать. Но народные социалисты, социалисты] революционеры] оборонцы и с[оциал].-д[емократы] меньшевики — разве они отказались от коалиции с буржуазией? Нет, — мы согласимся с оборонцами, оборонцы с н[ародными] социалистами], а н[ародные] социалисты] с конституционными] демократами], которые являются врагами революции. Необходимо великодушие, но пусть оно не влечет к примирению с буржуазией. Единый социалистический фронт означает отказ от завоеваний революции. Когда нас со всех сторон оплетают соглашательством, мы должны стать твердо на непримиримую позицию. Никаких соглашений с буржуазией. Наша основа — вся власть в руках советов рабочих и солдатских депутатов".

Вслед за своим лидером с осуждением тактики коалиции выступали и рядовые участники конференции. Вот как объяснял невозможность примирения с соглашателями делегат Шатов: "Вопрос о текущем моменте никогда не стоял так серьезно. Много говорили о социализме. Быть на словах революционером легко, но лишь на деле, при проведении социализма в жизнь, мы видим настоящую физиономию революционера. Когда 25 Октября народ восстал, образовалось два лагеря — лагерь контрреволюции и революции. По одной стороне, слева, оказались большевики и анархо-синдикалисты, а справа левые эсеры и другие". Понятно, что никакого компромисса с отступниками, по мнению рабочих, быть не могло. Несколько иначе, но в целом с тех же позиций разъяснял выбор, сделанный фабзавкомами в период кризиса, представитель Московско-Заставского района Осипов: "Прежде всего, говоря о соглашении, мы должны сказать, на какой платформе оно произойдет. Мы боролись за три лозунга: мир, землю и [рабочий] контроль. Если окажется, что есть еще какой-нибудь путь к заключению мира, мы его примем, но мы видели, что такого пути у меньшевиков и эсеров нет. Все время были они у власти, и мы видели, что они не хотят дать землю крестьянам. Так же и с контролем. Не взять его в свои руки — значит, поставить революцию в опасность". Некоторые наиболее горячие головы, такие как участник конференции Давидсон, предлагали в итоговой резолюции по вопросу о коалиции осудить не только соглашательские партии, но и вынести порицание вышедшим в отставку народным комиссарам и не доверять им в будущем ответственных должностей. В заключительном слове Скрыпник обобщил состоявшийся обмен мнениями предельно конкретно: "Мы, — указал он, — признаем такую коалицию, которая создается снизу".