Читать книгу "Империя Сергея Королева - Антон Первушин"

Военспецами изучался опыт Первой мировой войны, в ходе которой немцы активно применяли хлор и иприт. Не собиралась отказываться от этого опыта и Красная армия. В рамках целого пакета секретных соглашений, подписанных представителями вооруженных сил (рейхсвера) Германской республики и офицерами РККА, 14 мая 1923 года в Москве был оформлен договор о строительстве химзавода по производству отравляющих веществ (советско-немецкое акционерное общество «Берсоль»). По договору сроком на двадцать лет советская сторона в лице «Метахима» обязалась предоставить «химический завод бывш. Ушакова» в Иващенкове под Самарой, немецкая сторона (ГЕФУ и фирма «Штольценберг») – «поставить производство» с тем, чтобы к 15 мая 1924 года было полностью запущено производство серной кислоты, каустической соды, хлорной извести, суперфосфата и жидкого хлора, а «иприта и фосгена (ОВ) не позднее шести месяцев после окончания в сыром виде необходимых для этих производств зданий» и бертолетовой соли – к 1 июля 1924 года. Наливные станции «Берсоли» должны были ежегодно «снаряжать» по 500 тысяч (!) снарядов иприта и фосгена. Причем производство химических снарядов было основной целью, а производство мирной химической продукции – «попутно, главным образом, в целях конспирации». Со временем немцы были вытеснены из этого проекта.

Химическая промышленность в СССР развивалась быстро. Если в середине 1920-х годов был заложен только один завод по производству отравляющих газов, то в 1931 году их было уже четыре. Значительно пополнились и запасы химического оружия. Так, в проекте постановления Совета труда и обороны «О состоянии военно-химического дела» (май 1931 года) говорилось, что в артиллерии в наличии имелось 420 тысяч новых боеприпасов, снаряженных ипритом, фосгеном и дифосгеном, а 400 тысяч старых химснарядов подлежали перезарядке. Были успешно испытаны дистанционные химические снаряды и новые взрыватели к ним. На вооружении авиации находились бомбы, снаряженные ипритом и хлорацетофеноном. До конца года планировалось принять на вооружение тяжелые химические бомбы дистанционного действия (иприт), курящиеся (арсины) и ударные кратковременного действия (фосген). Имелось также 75 комплектов выливных авиационных приборов ВАП-4, и до конца года планировалось поставить еще 1000 таких комплектов.

Важность химического оружия признавал и Михаил Тухачевский. В своем главном военно-теоретическом труде «Новые вопросы войны», начатом весной 1931 года, он заявил:

«Быстрое развитие химических средств борьбы позволяет внезапно применять всё новые и новые средства, против которых старые противогазы и прочие противохимические средства оказываются недейственными.

И одновременно, эти новые химические средства вовсе или почти не требуют переделки или перерасчетов материальной части. В большинстве случаев снаряд можно залить любым химическим веществом, точно так же, как и распылители легко приспособить к любому ОВ [отравляющему веществу]. Таким образом, новые изобретения в области техники ОВ могут быть немедленно применены на поле боя и как средство борьбы могут быть наиболее внезапным и деморализующим противника новшеством. Авиация является наивыгоднейшим средством для распыления ОВ. Широко будет применяться ОВ танками и артиллерией…»

Планируя будущую войну, Михаил Тухачевский не мог пройти мимо ракетного оружия. Еще по дореволюционному опыту было известно, что ракеты – оружие дальнобойное, но не прицельное, рассчитанное на покрытие «площадной» цели. Следовательно, нет смысла заряжать ракету обычной взрывчаткой – только оружие массового поражения даст нужный эффект. Тухачевский стал сторонником ракетчиков прежде всего из пристрастия к боевой химии. Впрочем, он никогда не забывал и о другом важном обстоятельстве – о том, что дает реактивная техника для военной авиации.

В его книге «Новые вопросы войны» есть такие соображения на этот счет:

«Крайне секретно, но интенсивно ведутся работы по созданию реактивного мотора Гигантская быстрота перелетов, вытекающая отсюда внезапность и наконец неуязвимость со стороны зенитной артиллерии. Несмотря на то, что полеты в стратосфере находятся в стадии первоначальных опытов, не подлежит никакому сомнению, что решение этой проблемы не за горами».

ГИРД оказалась готова предложить «красному маршалу» конкретный вариант «решения этой проблемы». В рабочем дневнике Фридриха Цандера появляется короткая строчка: «Поездка на засед. у т. Тухачевского». Речь идет о большом совещании 3 марта 1932 года в Реввоенсовете, на которое Тухачевский вызвал всех начальников своих технических управлений: артиллеристов, авиаторов, химиков и представителей Осоавиахима. Присутствовали на заседании и сотрудники ленинградской ГДЛ. Доклад Сергея Королёва о проекте ракетоплана Тухачевскому понравился, а инициатива по созданию единого института, ориентированного на реактивную тематику, вызвала общее одобрение.

На следующий день состоялось заседание президиума Центрального совета Осоавиахима. На нем генеральный секретарь ЦС Лев Павлович Малиновский рассказал о принятых решениях: «Вчера было у т. Тухачевского заседание о реактивном двигателе, мы доказали, что в наших условиях работать нельзя, и т. Тухачевский записал: “Считать целесообразным такого рода строительство вести, но силами государства”». Получается, что в Осоавиахиме с самого начала сознавали трудности в организации работ по ракетной технике, но тем не менее приняли меры, чтобы начатые работы продолжались.

Важную инициативу проявила газета «Техника». 12 января 1932 года она опубликовала статью «От аэроплана к ракетоплану», в которой ставился вопрос о создании Реактивного института. Позднее, в номере от 30 марта 1932 года, был опубликован призыв к читателям участвовать в финансировании фонда «Штурм стратосферы» в целях «обеспечения материальной базы для научно-исследовательских работ ГИРД». В новой статье сообщалось о существовании «Группы по изучению реактивного движения» и о том, что эта группа усиленно работает над первым советским ракетопланом. Подборку откликов по этому поводу редакция газеты приводила в том же номере. Первым в подборке было письмо Константина Эдуардовича Циолковского в адрес «гирдовцев»: «Вы проявили такую деятельность и так настойчивы, что я не считаю себя вправе больше молчать. Удивляюсь и радуюсь вашей энергии. Несомненно, одолению заатмосферного пространства предшествует овладение разреженными слоями атмосферы – стратосферы. Деятельность ваша необычайная и полезная». Свои впечатления о новом этапе работ по ракетной технике прислал в газету известный немецкий популяризатор космонавтики Вилли Лей: «Меня очень радует, что в СССР также произошло объединение людей, работающих в области ракетного дела. Желаю ГИРД успешной плодотворной работы».

После этого в газете из номера в номер до октября 1932 года отводилось отдельное место для рубрики «Штурм стратосферы», которая служила для освещения различных проблем высотных полетов. В октябре газета объявила ударный месячник «Штурм стратосферы», в котором приняли участие многие центральные и периферийные газеты, организации и предприятия.

Тем не менее возможности ГИРД всё еще оставались ограниченными, поэтому на заседании у Тухачевского трудно было говорить о Группе как о полноценной составной части будущего Реактивного института. Решено было использовать время, необходимое для организации института, укрепляя ГИРД. Центральный совет Осоавиахима должен был выделить дополнительные средства и решить вопрос о временном размещении Группы и создании производственной базы.