Читать книгу "Тени сгущаются - Виктория Шваб"

– Представление было впечатляющее, – сказал он. – Если хоть кто-то тебя раньше не боялся, теперь будут.

Лайла уставилась в бокал – тем же взглядом, что другие смотрят на огонь.

– А что, тут были те, кто меня не боялся? – лукаво спросила она.

– Тебя иногда называют Сарусом, – продолжал он. – Но только за глаза. Произносят шепотом, как будто боятся, что ты услышишь.

– Может, я и слышу. – Она повертела бокал.

Ответа не было. Она подняла глаза, увидела, что Алукард разглядывает ее в своей обычной манере – шарит глазами по лицу, как воры шарят по карманам, пытается что-то нащупать.

– За что выпьем? – сказал он наконец, поднимая бокал. – За Саруса? За Бализа Каснофа и его меднолобых болванов? За красавцев-капитанов и стройные корабли?

– Нет, – Лайла жестко улыбнулась. – За лучшую воровку.

Алукард беззвучно засмеялся.

– Хорошо. За лучшую воровку.

Он наклонил к ней свой бокал, и оба выпили.

III

Четыре месяца назад. Красный Лондон

Уйти было легко.

Не оглядываться – гораздо труднее.

Лайла чувствовала, как Келл смотрит вслед. Остановилась, только когда скрылась из виду. Ну вот, снова одна. Свободна. Можно идти куда угодно. Быть кем угодно. Но с приближением сумерек бравада начала отступать. На город опускалась ночь, и она ощутила себя уже не завоевательницей, а одинокой девчонкой в незнакомом мире, без знания языка, с пустыми карманами, в которых лежал только прощальный подарок Келла – набор стихий, серебряные часы Бэррона да несколько монет, которые она успела стащить у дворцового стражника.

Бывало и меньше, по правде говоря. Но бывало и больше.

И было ясно, что с таким запасом она далеко не уйдет. Нужен корабль.

Она то открывала, то закрывала карманные часы, смотрела на реку, где покачивались силуэты с мачтами. В сгущающихся сумерках красное сияние Айла разгоралось все ярче. Ее особенно притягивал один корабль – она весь день любовалась на него, не могла отвести глаз. Судно было роскошное. Борта из серебристого дерева, паруса синие, как полночь. Вдоль корпуса тянулось название – «Сарен ноче», позже она узнала, что это означает «Ночной шпиль». А сейчас она думала только об одном: хочу его! Но нельзя ведь просто ворваться на корабль и объявить, что отныне он принадлежит ей. Она, конечно, умница, но не настолько. И оставался еще один неприятный момент: Лайла понятия не имела, как ходить под парусами. Поэтому она стояла, прислонившись к гладкой каменной стене, сливаясь с сумерками, и смотрела, как корабль тихо покачивается на волнах. Эта качка и тихий гул, доносившийся с Ночного рынка на берегу, постепенно навеяли дремоту.

Ее вывело из забытья появление нескольких человек. Они с грохотом протопали по палубе и спустились на берег, раскатисто хохоча и звеня монетами в карманах. Корабль целый день готовился к выходу в море, и в крови матросов бурлило желание хорошенько гульнуть напоследок. Один затянул песню, остальные подхватили; так и дошли до таверны.

Лайла захлопнула часы, отлепилась от стены и пошла за ними.

У нее не было никакой маскировки – только костюм мужского покроя, темные волосы, спадавшие на глаза, да лицо, которому она постаралась придать суровость. Понизив голос, она надеялась сойти за стройного юношу. Маски хороши в темных переулках да на маскарадах, но никак не в тавернах. Только привлекут лишнее внимание.

Матросы исчезли в каком-то заведении. Названия на нем не было, но над дверями висела металлическая вывеска: блестящие медные волны обрамляли серебряный компас. Лайла одернула костюм, подняла воротник и вошла.

В ноздри ударил запах.

Не затхлая вонь, какая обычно стояла в портовых тавернах, и не цветочный аромат, как в королевском дворце, а теплый, простой и уютный запах жареного мяса, трубочного табака, морской соли.

В каминах по углам горел огонь, стойка тянулась не вдоль стены, а возвышалась посреди зала. Она была круглой, как компас над дверью. Этот невероятный шедевр был целиком отлит из серебра, и лучи розы ветров были направлены на все четыре камина.

Лайла никогда не видала таких таверн – без пятен крови на полу. Здесь не вспыхивали драки, грозившие выплеснуться на улицу. В «Скудном приливе», в ее родном Лондоне – нет, уже не в родном, а в чужом – публика была куда грубее. А здесь половина гостей носила королевские цвета – явно на службе у короны. Остальные более разномастны, однако ни одного изможденного лица и голодного взгляда. Многие, подобно тем, за кем она следовала, щеголяли обветренными лицами и морским загаром, но даже у них сапоги были начищены, а оружие тщательно зачехлено.

Лайла прикрыла челкой незрячий глаз, высокомерно вскинула голову и подошла к стойке.

– Аван, – сказал худощавый бармен с дружелюбными глазами. Ее захлестнуло воспоминание – Бэррон из «В двух шагах», с его суровой теплотой и стойким спокойствием, – но она вовремя взяла себя в руки. Она села на табурет. Бармен задал вопрос, и она, не зная слов, все же догадалась о смысле. Постучала по полупустому стакану с каким-то напитком, и бармен ушел выполнять заказ. Через минуту ее бокал наполнился чудесным пенистым элем, и Лайла отхлебнула большой глоток.

В четверти круга от нее какой-то посетитель рассеянно перебирал монеты, и Лайла не сразу разглядела, что он до них не дотрагивается. Металл кружился вокруг его пальцев и нырял под ладонь, словно по волшебству; так оно и было. Еще один, с другой стороны, щелкнул пальцами и разжег свою трубку от вспыхнувшего на них пламени. Эти жесты не испугали ее, и она сама себе удивилась: надо же, всего неделя в этом мире, и он уже кажется таким естественным, каким никогда не был Серый Лондон.

Она повернулась на табурете, выискивая матросов с «Ночного шпиля». Они разбрелись по всему залу. Двое беседовали возле камина, третьего тянула в темный угол хорошо одетая женщина, еще трое сели играть в карты с парой матросов в красно-золотом. Один из них привлек внимание Лайлы – и не потому, что был красив, наоборот, весьма уродлив, насколько можно было разглядеть сквозь густую растительность на лице, – а потому, что жульничал.

По крайней мере, ей так показалось. Уверенности она не чувствовала, так как в игре было подозрительно мало правил. И все-таки она разглядела, что он сунул одну карту в карман и вытащил другую. Его руки двигались очень быстро, но ее глаз был острее. Ощущение опасности приятно защекотало Лайле нервы. Взгляд переместился к табурету, на котором лежал его кошелек. Туго набитый кошель был привязан к поясу кожаным шнурком. Рука Лайлы невольно потянулась к короткому острому ножу у нее на бедре.

«Безрассудство», – прошептал голос в голове. Лайла с огорчением обнаружила, что он принадлежит не Бэррону, как раньше, а Келлу. Она стряхнула наваждение, кровь заструилась быстрее и сразу застыла – матрос обернулся и посмотрел прямо на нее. Нет, конечно, не на нее, а на бармена за ее спиной. Потом взмахнул рукой в понятном во всех мирах жесте – «Налей еще!».