Читать книгу "Сумасшедшее воскресенье - Фрэнсис Скотт Фицджеральд"

– Мы с вами еще не виделись, – сказал ее нежный голос, а синие глаза прибавили: «И как же вы много потеряли!..» – Вчера вечером вы видели мою сестру Жасмину. А я отравилась салатным листом, – продолжал голосок, а глаза говорили: «Я всегда такая прелесть – и больная и здоровая».

«Я не могу на вас налюбоваться, – высказали глаза Джона, – я и сам вижу, какая вы…»

– Добрый день, – сказал его голос. – Надеюсь, сегодня вы уже поправились. – «Вы чудесная», – досказал его трепетный взгляд.

Джон заметил, что они снова идут по дорожке. Она предложила присесть на мох, и он уже не мог понять, мягко ему или нет.

К женщинам он был придирчив. Пустяковый изъян – будь то широкая щиколотка, низкий голос или даже очки – отрезвлял его до полного безразличия. И вот впервые в жизни рядом с ним была девушка, которая, на его взгляд, воплощала истое совершенство.

– А вы из восточных штатов? – мило поинтересовалась Кисмина.

– Нет, – честно сказал Джон. – Я из Геенны.

Или это слово ей ничего не говорило, или она не знала, как бы на это помилее отозваться, но она промолчала.

– А я осенью поеду учиться на Восток, – сказала она. – Как вы думаете, мне там понравится? Я в Нью-Йорк поеду, в пансион мисс Балдж. У нее очень строго, но на уик-энды меня все равно будут отпускать домой – у нас свой дом в Нью-Йорке, – а то папа слышал, что там девушки прогуливаются парами и следят друг за другом.

– Ваш отец считает, что вы особенные, – заметил Джон.

– Мы и есть особенные, – отвечала она, и глаза ее гордо сверкнули. – Нас никогда не наказывали. Папа сказал, что нас нельзя наказывать. Однажды моя сестра Жасмина, когда была еще маленькая, столкнула его с лестницы – и он встал, захромал и пошел. А мама – вы знаете, она так поразилась, – продолжала Кисмина, – когда услышала, что вы – ну, оттуда. Она сказала, что в детстве ей говорили – ну, сами понимаете, – она родом испанка и воспитана по-старинному.

– А вы ведь здесь не все время живете? – спросил Джон, стараясь не показать, что слова Кисмины его укололи. Ему как будто подчеркнуто намекнули, что он провинциал.

– Перси, Жасмина и я проводим здесь каждое лето, только будущим летом Жасмина поедет в Ньюпорт, а потом, осенью, даже в Лондон. Ее ко двору представят.

– А знаете, – помялся Джон, – я было сперва подумал, что вы такая простая, а вы очень даже светская.

– Ой, вовсе нет! – вскрикнула она. – Ой, не дай бог. По-моему, они такие все ужасно вульгарные, правда же? Вовсе я не светская, ничуточки. Еще так скажете, и я сейчас заплачу.

Она так огорчилась, что у нее губы задрожали. Джону пришлось дать задний ход.

– Ну что вы, это я просто так, просто пошутил.

– Да нет, потому что, если бы и светская, – не унималась она, – то ничего, пусть. Но ведь нет же. Я такая неопытная, совсем девочка. Ни курить не умею, ни пить и читаю одни стихи. В математике и в химии ну прямо ничего не смыслю. И одеваюсь очень-очень просто, совсем почти никак не одеваюсь. Вот уж кто не светская, так это я. По-моему, девушки должны расти как цветы и радоваться жизни.

– Я тоже так думаю, – от души согласился Джон.

Кисмина повеселела. Она улыбнулась ему, и непролитая слезинка скатилась с ее ресниц.

– Вы хороший, – доверительно прошептала она. – А вы все время будете с Перси или немножечко и со мной? Вы только представьте – я ведь совсем-совсем ничего ни про что не знаю. Даже никто в меня еще не влюблялся. Да я и вообще-то мальчиков не видела – только вот Перси. И я так бежала сюда, чтоб только с вами повидаться.

Крайне польщенный, Джон отвесил глубокий поклон, как его научили в Геенне, в танцклассе.

– А сейчас давайте пойдем, – пролепетала Кисмина. – Мне нужно в одиннадцать быть у мамы. Вы даже ни разу не попробовали меня поцеловать. А я думала, мальчики теперь все такие.

Джон горделиво расправил грудь.

– Есть и такие, – сказал он, – но я не такой. И девушки у нас в Геенне этого не позволяют.

И они рядышком побрели ко дворцу.

VI

Брэддок Вашингтон предстал Джону в ярком солнечном свете. Ему было лет сорок с лишним, лицо строгое и гладкое, сам коренастый. По утрам от него пахло конюшней – холеными лошадьми. В руке он держал простую березовую трость с опаловой рукоятью. Они с Перси водили Джона по здешним владениям.

– Вон, там живут рабы. – Его трость обратилась влево, к мраморной обители, изящно-готические очертания которой вливались в горный склон. – Когда я был молод, на меня накатил нелепейший, бредовый идеализм. И я устроил им роскошную жизнь. Странно сказать, но у них при каждой комнате была кафельная ванная.

– Вероятно, – заметил Джон, подсмеиваясь, – они ссыпали в ванны уголь. Мистер Шнитцлер-Мэрфи как-то рассказывал мне…

– До мистера Шнитцлера-Мэрфи и его рассказов лично мне нет никакого дела, – холодно прервал его Брэддок Вашингтон. – Нет, мои рабы в ванны уголь не ссыпали. Им было велено мыться с головы до ног каждый день, и они мылись. Попробовали бы не мыться – я бы их искупал в серной кислоте. Я прекратил все это по совершенно другой причине. Кое-кто из них простудился и умер. Вода для некоторых людских пород опасна – годится разве что как питье.

Джон рассмеялся было, но передумал и понятливо кивнул. Брэддок Вашингтон был человек опасный.

– Все эти негры – потомки тех, кого мой отец забрал с собой сюда, на Север. Сейчас их сотни две с половиной. Вы, должно быть, заметили: они так долго прожили вдали от мира, что даже разговаривать стали на несколько невнятном наречии. Впрочем, некоторые говорят и по-английски: мой секретарь и еще двое-трое слуг.

А это поле для гольфа, – сказал он, проходя по бархатной, вечнозеленой траве. – Как видите, сплошной покров – ни плешин, ни тропинок, ни рытвин.

Джону досталась милостивая улыбка.

– Как дела с пленными, отец, много их? – внезапно спросил Перси.

Брэддок Вашингтон споткнулся и выругался.

– Одним меньше, чем надо, – сумрачно выговорил он и, помедлив, добавил: – Тут у нас были неприятности.

– Да, мать мне говорила! – воскликнул Перси. – Тот учитель-итальянец…

– Ужасное упущение, – гневно сказал Брэддок Вашингтон. – Конечно, вряд ли он от нас уйдет. Может быть, он заблудился в лесу или упал с обрыва. Пусть даже и спасся – будем надеяться, что никто ему не поверит. И все-таки я отправил за ним по окрестным городам человек двадцать.

– И что же?

– Да как сказать. Четырнадцать из них сообщили моему агенту, что прикончили человека, отвечающего описанию; они, правда, гонятся за наградой…

Перед ними была плотно зарешеченная впадина размером с большую карусель. Брэддок Вашингтон поманил Джона и указал тростью на решетку. Джон подошел и глянул вниз. Оттуда взметнулись выкрики.