Читать книгу "Два дня в апреле - Роушин Мини"

И вот прошёл уже год, как с ними нет Финна, но в их отношениях с падчерицей мало что изменилось. Какое-то хрупкое равновесие восстановилось, но не более того. Обе они сейчас похожи на пациентов в приёмной врача в ожидании вызова. Какие-то пустячные разговоры ни о чём, но никакой близости и никаких откровений о личном.

Дафния старалась изо всех сил и делала то, что могла. Она исправно посещала родительские собрания, каждую пятницу выдавала Уне деньги на карманные расходы, кормила и одевала этого ребёнка, волей судьбы оказавшегося всецело на её попечении. Да что там ребёнка! Уна уже почти взрослая женщина. Но под внешне безукоризненно вежливым общением друг с другом скрывается вся голая и неприглядная правда, и обе они хорошо знают это. Они не выбирали друг друга по жизни. Вот в чем беда! Их связывал только Финн, только он один. А сейчас его больше нет. И хотя в глубине своего сердца Дафния чувствовала искреннюю привязанность к Уне (А как же иначе? Ведь её так любил Финн!), открыто демонстрировать свою любовь к девочке она не решалась. Кто знает, как отреагирует на подобные проявления чувств её норовистая падчерица?

На сегодня жизнь Уны остаётся для неё закрытой книгой. После гибели Финна прежние друзья девочки — Эмма, Дженнифер, Кьяра, которые раньше бывали у них в доме что ни день, — перестали появляться вовсе. Сама Уна регулярно наведывается к подружкам. Хотя бы раз в неделю обязательно обедает у кого-нибудь из них, но на все предложения Дафнии пригласить девочек к себе на воскресный обед или ужин отвечает категорическим отказом. Никаких внешних проявлений того, что у неё завёлся парень, тоже нет. Но это вовсе не значит, что у Уны никого нет по мужской части.

«Нет! Всё же нам надо сесть и поговорить по душам! Давно пора. Надо излить друг другу все свои горести, разрушить ту стену непонимания и отчуждения, которая выросла между нами за минувший год. Легко сказать! Да только как это сделать?» Дафния даже понятия не имела, с какой стороны подступиться к девочке. Вдруг её благой порыв будет воспринят в штыки? И она снова — в который уже раз? — почувствует себя обиженной и униженной.

А потому всё пока в их отношениях остаётся на прежнем уровне, и Дафния всё ещё не рискует переступать ту грань, за которой уже не будет чувствовать себя в полной безопасности.

— Как настроение? Всё в порядке?

Она обязана спросить об этом. Ведь Уна плакала у себя в комнате. И потом, сегодня — день её рождения.

— Всё нормально.

В комнате зависает хрупкая тишина, нарушаемая лишь приглушённым тиканьем часов над раковиной. Слышно даже, как Уна медленно жуёт свой бутерброд и проглатывает очередной кусок.

— Сегодня у тебя тяжёлый день, — с трудом выдавливает из себя Дафния. — Постарайся продержаться.

Что-то неуловимое — тревога, испуг, сомнение? — проскальзывает на лице Уны.

— Со мной всё будет в порядке! — роняет она коротко и рывком поднимается из-за стола, словно хочет отшвырнуть Дафнию прочь, чтобы та не путалась у неё под ногами.

— Ты же ведь ещё не допила свой кофе!

Чашка полна на три четверти, на тарелке лежит добрая половина тоста.

— Я не голодна.

— Ты забыла подарок.

Уна молча сгребает пакет со стола. «Что ж, хорошо, что хоть взяла».

Слышится быстрый звук шагов по лестнице. На прямом ходу громко стучат школьные форменные туфли без каблука. Дафния тоже встаёт и начинает убирать посуду со стола. На часах — двадцать пять девятого. Пора ехать.

Они никогда не затрагивают эту тему. Никаких комментариев! И так каждое утро. Ибо каждое утро они проезжают мимо того самого места, где оборвалась жизнь Финна. В каких-то пятидесяти ярдах от дома, всего лишь за несколько секунд до встречи с ней. Какая нелепая смерть! Но, как говорится, дальнейшее — молчание. Вот и сегодня ни Дафния, ни Уна не проронили ни слова, минуя роковое место.

И тем не менее каждое утро Дафния сжимается от ужаса, проезжая мимо. Всякий раз, когда они подъезжают к дому Бакли (Да! Вот здесь! Оно, то самое место!), память её снова и снова возвращается в тот страшный день. Образы сменяются в голове с калейдоскопической быстротой, мелькают, словно карты в руках опытного фокусника, демонстрирующего свое искусство перед зачарованным зрителем.

Вот она открывает парадную дверь и видит на пороге Энни и Хью Моулони. У обоих совершенно раздавленный вид. Она ещё в кухонном фартуке, радостно улыбается, но улыбка тотчас же сбегает с её лица, как только Хью начинает говорить…

Искорёженные велосипедные колёса, сломанный руль, вывернутая наружу велосипедная рама какого-то непривычного цвета — лаванды. Весь этот металлолом свален в кучу возле стены дома Бакли. Чуть поодаль валяются помятые крылья…

Прямо на дорожке, ведущей к дому, сидит водитель мусоровоза, низко опустив голову, отчётливо видна его лысая макушка. Он нервно вертит в руках красную чашку с чаем, расплёскивая содержимое в разные стороны…

То там, то здесь вдоль дороги замерли группки соседей. Её замечают, люди начинают толкать друг друга локтями, все головы поворачиваются в её сторону. Кто-то не выдерживает и громко всхлипывает…

Тело Финна закрыто серым одеялом, из-под которого наружу выглядывает его коричневый ботинок. Она рывком сдёргивает одеяло: невидящие глаза полуоткрыты, ярко-алая кровавая дорожка стелется по земле от того места, откуда его поднимали на носилки…

Почерневшее от горя лицо Мо в морге. Финн лежит на холодном каменном столе. А они беззвучно застыли с двух сторон. У Мо дёргается нижняя губа и чуть слышно стучит челюсть. Но больше никаких проявлений отчаяния. Работник морга молча снимает простыню с тела, чтобы она могла взглянуть на мёртвое лицо сына…

— Спасибо за подарок.

— Что? — Дафния непонимающе смотрит на Уну, всё ещё погружённая в свои мысли.

— Мне понравился топик. Очень миленький.

— Правда? Я там на всякий случай оставила чек. Вдруг ты захочешь…

— Нет, он мне нравится! Я точно оставлю его себе.

— А по размеру? Я не вполне была уверена…

— Всё отлично, размер мой!

— Тогда хорошо! Я очень рада, что он тебе понравился.

Она включает сигнал поворота. «Хватит! — приказывает она себе. — Больше никаких невесёлых мыслей!» Она уже устала от собственных горестей. Когда же в её жизни забрезжит хоть какой-то лучик света? Может, уже пора гнать прочь собственную грусть?

Они поворачивают за угол, объезжая магазин, в котором продаются любимые шоколадные батончики Мо с ореховой начинкой.

— Я говорила тебе, что пригласила сегодня Мо на ужин? Она ведь ни за что не захочет пропустить твой день рождения.

— Да, ты говорила!

Вполне возможно, Мо с радостью постаралась бы забыть о дне рождения Уны и не стала бы возражать, если бы её и обошли приглашением. Но ничего! Они обе наклеят себе на лица весёлые улыбки — всё ради именинницы! — и будут стараться изо всех сил, чтобы этот ужасный день стал менее ужасным. Даже если девочке не хочется ничего отмечать, а ей наверняка не хочется, всё равно! Есть весомый повод для торжества: семнадцать лет. Такую дату надо отметить, по-любому!