Читать книгу "Танковые сражения. Боевое применение танков во Второй мировой войне. 1939-1945 - Фридрих Вильгельм фон Меллентин"

Когда кампания началась, я занимал должность начальника разведки III корпуса, которым командовал генерал Гаазе. Это был тот самый берлинский корпус, в котором я служил в мирное время, и состоял он из 50-й и 208-й пехотных дивизий. Мы входили в состав 4-й армии, перед нами была поставлена задача наступать из Померании до Вислы восточнее Бромберга (ныне г. Быдгощ в ПНР. – Пер.) и отрезать пути отступления польских войск, удерживавших коридор. XIX корпус Гудериана двигался севернее и достиг столь быстрого и впечатляющего успеха, что сопротивление на нашем фронте совершенно прекратилось. Уже в первые дни вторжения мы взяли сотни пленных при ничтожно малых потерях.

Тем не менее операции эти имели довольно большое значение для наших войск, они получили боевое крещение и увидели разницу между маневрами мирного времени и настоящей войной. Уже в самом начале кампании я узнал, насколько «нервными» становятся люди даже в хорошо подготовленных частях в боевых условиях. Однажды над командным пунктом нашего корпуса сделал несколько кругов довольно низко летевший самолет, и буквально все открыли по нему беспорядочную стрельбу, из первого попавшегося под руку оружия. Находившийся при штабе офицер связи люфтваффе старался прекратить стрельбу, крича возбужденным людям, что это немецкий разведывательный и связной самолет. Вскоре самолет приземлился, из него вышел генерал авиации, ответственный за нашу непосредственную поддержку с воздуха. Оценить случившееся в качестве шутки ему не было дано.

5 сентября передовые части нашего корпуса подошли к Бромбергу, где никакого серьезного сопротивления не ожидалось. Я находился в боевых порядках этих передовых частей, которые стремились поскорее проникнуть в город и освободить большое число немцев, живших здесь. Но нам пришлось столкнуться с яростным и упорным сопротивлением польского арьергарда, поддержанного многими вооруженными горожанами. Сломив его и ворвавшись в город, мы обнаружили, что поляки хладнокровно перебили сотни наших соотечественников, живших в Бромберге. Их мертвые тела буквально устилали улицы.

Тем временем германские армии наступали по всему фронту. К 7 сентября группа армий «Юг» заняла Краков и продолжила наступление на Кельце и Лодзь, Польский коридор был «взломан», и 3-я и 4-я армии соединились. Главные силы 4-й армии стали продвигаться к Варшаве вдоль правого берега Вислы, но 11 сентября III корпус был придан 8-й армии и получил приказ наступать западнее Вислы на Кутно. Мне же было приказано вылететь на командный пункт 8-й армии, находившийся где-то неподалеку от Лодзи, доложить там о нашем положении и получить дальнейшие распоряжения.

Взлетели мы в ясную погоду, сделали круг над нашими передовыми частями, затем пересекли широкую полосу польской территории, где увидели дороги, забитые плотными колоннами войск и гражданских беженцев, уходивших на восток, а потом углубились в зону, где могли ожидать увидеть передовые части 8-й армии. Я всегда относился к авиации с изрядной долей скептицизма, поэтому ничуть не удивился, когда мотор стал давать перебои в тот момент, когда мы находились над территорией, неизвестно кем занятой. Не оставалось другого выхода, как идти на вынужденную посадку. Когда же мы с пилотом выбрались из самолета, то невдалеке увидели несколько групп солдат в оливково-зеленой форме – определенно поляков. Мы уже было схватились за автоматы, как вдруг услышали отданные на немецком языке команды – это был передовой отряд «организации Тодта»[12], занятый ремонтом мостов и дорог.

После моего доклада командующему 8-й армией меня ввел в курс событий начальник штаба генерал Фельбер. Он сообщил, что 8-я армия только что преодолела серьезный кризис на своем северном фланге. 30-я пехотная дивизия, которая удерживала широкий фронт на реке Бзура, была атакована превосходящими польскими силами, отходящими от Познани к Варшаве. Эта группа из четырех пехотных дивизий и двух кавалерийских бригад была поддержана другими польскими частями, скопившимися в районе к западу от Варшавы. Чтобы избежать серьезных осложнений, 8-я армия была вынуждена приостановить наступление на Варшаву и прийти на выручку 30-й дивизии. Атаки поляков были отбиты, и теперь 8-я армия сама начала форсировать Бзуру с целью окружения и уничтожения весьма значительных польских сил в районе Кутно. III корпусу предстояло закрыть образовавшуюся между наступающими войсками брешь на западе.

В течение этой недели мы сжимали кольцо окружения вокруг Кутно, отбивая отчаянные попытки прорыва окруженных польских сил. Ситуация во многом напоминала окружение русских под Танненбергом в 1914 году. 19 сентября остатки девятнадцати польских дивизий и трех кавалерийских бригад общей численностью до 100 тысяч человек сдались в плен 8-й армии.

Этот же день фактически стал последним днем польской кампании. Танковый корпус Гудериана, значительно оторвавшись от пехотных подразделений группы армий «Север», форсировал реку Нарев и 14 сентября прорвал укрепления Брест-Литовска. 17 сентября Гудериан соединился с танковым авангардом группы армий «Юг» в районе Влодавы на реке Буг. Таким образом, кольцо окружения замкнулось, и в нем оказалась практически вся польская армия. Осталось еще ликвидировать несколько котлов, в которых сражались окруженные польские части, а упорная оборона Варшавы поляками продолжалась до 27 сентября.

В соответствии с соглашением, подписанным в Москве 26 августа[13], русские войска вступили в Польшу 17 сентября, а наши части оставили Брест-Литовск и Лемберг (Львов. – Пер.), отойдя на предварительно согласованную демаркационную линию. Победа в Польской кампании была блестящей, хотя многих из нас волновало значительное расширение советской власти на запад.

2

Завоевание Франции

Ситуация на западе

Еще до полного окончания польской кампании III корпус был отведен на запад, и в начале октября мы оказались в секторе к северу от Трира. Мой второй брат, бывший до войны высокопоставленным чиновником в лесном министерстве, служил теперь командиром взвода резервной дивизии неподалеку от Саарбрюккена, и мне удавалось видеться с ним. Поездки к нему дали мне возможность своими глазами увидеть знаменитый Западный вал, или линию Зигфрида.

Вскоре я осознал, какой авантюрой была вся польская кампания и на какой опасный риск пошло наше Верховное командование. Занимавшие Западный вал войска второй линии были плохо вооружены и недостаточно подготовлены. Что же касается самой линии обороны, то она была весьма далека от тех неприступных укреплений, какими ее рисовала наша пропаганда. Укрепления толщиной более трех футов (около 90 см. – Пер.) были редкостью, да и все сооружения в целом вряд ли смогли бы устоять против обстрела тяжелой артиллерией. Лишь небольшое количество из укреплений были расположены так, чтобы вести продольный огонь, а большинство из них фронтальный огонь неприятеля разнес бы на части без малейшего риска для нападающих. Западный вал строился в такой спешке, что большинство позиций были оборудованы на передних склонах возвышенностей. Противотанковые препятствия были скорее символическими, и чем больше я смотрел на эту линию обороны, тем меньше понимал полную пассивность французов.