Читать книгу "Третье пришествие. Звери Земли - Виктор Точинов"

…Сестра в то утро пришла неудачная. Не Люся – молоденькая, застенчивая, краснеющая всякий раз, когда раздевается передо мной, хотя казалось бы… И не Полина, ее сменщица, суровая нордическая женщина лет сорока, занимавшаяся со мной сексом столь же обстоятельно и сосредоточенно, как, предполагаю, занимается стиркой и готовкой.

Клава (или Клара?.. я ее плохо знал) обычно сидела за пультом дежурной сестры в конце коридора, ко мне в палату не заходила. В тот день зашла.

Ладно хоть без шприца явилась, с таблетками и стаканом воды на подносике.

– А где Полина? – поинтересовался я ненавязчиво.

– Берите лекарство, больной. Глотайте и запивайте.

– А у меня, милая барышня, фобия… – игриво произнес я. – Не беру таблетки из чужих рук, отравления опасаюсь… Так где Полина?

– Дело ваше… – равнодушно сказала Клава-Клара и поставила подносик на тумбочку. – Если передумаете – глотайте, не разжевывая. А Полина Николаевна взяла на сегодня отгул.

Отгул… Вот как… А я, между прочим, мужчина. И у меня, между прочим, есть потребность разнообразить унылую больничную жизнь. А она в отгул…

Впрочем, если взглянуть на дело шире…

Я, распахнув до предела глаза, поглядел на дело шире – и понял, что Полина не такое уж разнообразие, третью неделю приходит ко мне со шприцами и пилюлями, не считая ночных дежурств… А вот Клава… Ей лет тридцать, рост средний, и бюст… тоже средний, и лицо… Бывают такие, не красавицы и не уродины, средненькие – но для разнообразия пуркуа бы и не па?

– Я передумал, – сказал быстренько, пока не ушла. – У вас очень красивые руки, и ласковые, и нежные… Готов откушать из них хоть мышьяка, запив раствором цианида.

И Питер Пэн включил на полную мощность свою знаменитую обаятельнейшую улыбку. На младший медицинский персонал женского пола она действует, как выяснилось, наподобие оружия массового поражения. Возможно, и на медбратьев с санитарами подействует, но проверить пока не тянет.

А я столько лет жил – и не знал, и не пользовался. Хотя не исключено, что тогда на лбу у меня стоял каиновой печатью штамп «Женат!» – невидимый, но хорошо ощущаемый женщинами. Теперь все печати сорваны… Путы лопнули, оковы тяжкие пали, темницы рухнули – дерзай, Питер Пэн, живи полной жизнью!

Я, скушав свою дозу медикаментов, ждал продолжения: ну не сможет Клара уйти, ничего не сказав, после такой улыбки. Не сможет, проверено.

– Жалобы есть, больной? – Она пыталась врать себе, пыталась выдержать прежний казенный тон, но я-то знал, что творилось под ее прилизанной прической, знал, как взмокли ее ладошки… и не только ладошки… Она очень не хотела уходить, но не могла с лету придумать достойный предлог и задала вопрос, который полагалось задавать никак не ей, а врачу на утреннем обходе.

– Жалобы? – переспросил я. – Есть… Боль какая-то непонятная завелась, то стихнет, то снова… вот здесь… нет, даже, пожалуй, вот здесь…

Одновременно со словами взял Клару аккуратно за запястье, приложил себе куда-то в район аппендикса ее ладошку, потом сдвинул… Готово дело, птичка в силках.

Пустил в ход другую руку (а они у меня длинные), чтобы притянуть Клаву, между делом обнаружив, что под коротким халатиком у нее надеты лишь стринги, а попка очень даже не средняя, вполне зачетная…

Бац!

Ее ладонь впечаталась мне в щеку.

Твердая ладонь и сухая, ничуть не взмокшая, даже странно…

Я был ошарашен, ничего не понимал. Игра под названием «Я не такая, что вы себе позволяете?!» заводит и возбуждает, но тут какой-то перебор…

– Руки прочь, дебил!!! – издала Клара негромкую, но яростную смесь крика и змеиного шипения.

До меня начало доходить, но руки пока оставались на прежних позициях… Она попыталась освободить запястье, однако хватка у Питера Пэна железная.

Бац!

Теперь пострадала вторая моя щека, для симметрии.

До меня дошло окончательно… Клара-Клава стремглав выскочила из палаты.

Ничего не понимаю… Всегда срабатывало, а тут вдруг…

Лесбиянка… Или фригидная.

«Сеанс разнообразия откладывается до завтра… Заступит Люся на ночное, и уж с ней-то зажжем», – подумал я.

Ошибся во всем…

* * *

От горького разочарования решил поспать часика три, все равно до обеда заняться нечем.

Спал не крепко и проснулся от ворвавшейся в сон негромкой барабанной дроби. Открыл глаза и поначалу подумал, что сон продолжается: за балконной дверью маячила зампомед Вивария, она же подполковник медицинской службы, она же доктор медицинских наук, она же светило гипнологии… Короче говоря, Авдотья фон Лихтенгаузен. Светило щеголяло в камуфляжной полевой форме (лишь эмблема Вивария зачем-то спорота с рукава и заменена другой, мне неизвестной) и занималось тем, что выбивало пальцами дробь по стеклу.

Что за чудное виденье?

Припомнил, что квартира у нее вроде бы действительно здесь, в Песочном, – именно от госпиталя ее к нам прикомандировали. Но этот факт совсем не отвечает на вопросы: с какой целью и как она очутилась на балконе? Мимо спящего меня проскользнуть не могла, а балконная дверь так и остается запертой. Да и сплю я чутко.

Я встал, приоткрыл вертикальную фрамугу, единственное, что здесь можно открыть, – но устроена она была так, что щель приоткрывалась сантиметра на четыре, не более. Что-нибудь существенное не просунешь, но поговорить можно.

– Странная у тебя манера посещения больных, Авдотья… Ты в юности скалолазанием занималась или промышленным альпинизмом?

Она поднесла палец к губам. Сказала негромко:

– Тише! Открывай, пока не засекли.

– Не открыть… – пожаловался я. – Все ручки с рамы и с балконной двери поснимали, ироды, хоть в «Спортлото» жалобу пиши…

– Сейчас придумаем что-нибудь…

За плечами у нее висел небольшой рюкзак. Сняла, покопалась, извлекла небольшой предмет и просунула его в щель фрамуги.

– Попробуй этим.

Предмет оказался многофункциональным складным инструментом, именуемым обычно «нож-плоскогубцы», хотя имелись там и отвертки разных видов, и напильничек, и пинцет, и еще куча полезных и не очень приспособлений…

Четырехгранные штырьки поддались инструменту с трудом, но все же повернулись. Авдотья вошла в палату.

– Присаживайся, – кивнул я на пустующую койку, стульев в палате не было. – Присаживайся и рассказывай, отчего решила податься в форточницы. Что стряслось?

Авдотья рассказывать не спешила, сидела, уставившись на меня странным взглядом, задумчивым, словно пыталась что-то понять… Потом заговорила:

– Ты совсем ничего не помнишь?

– Ну, как тебе сказать… Частично… Таблицу умножения вроде бы не позабыл. А вот дата основания Рима из головы вылетела, уж извини.