Читать книгу "Я дрался на танке. Продолжение бестселлера "Я дрался на Т-34" - Артем Драбкин"

Другой случай произошел, когда 1-й и 2-й Украинские фронты соединились в Звенигородке и замкнули кольцо окружения вокруг Корсунь-Шевченковской группировки немцев, с юга подошли тридцатьчетверки 5-й армии, а с севера подошли наши «Шерманы». Наших ребят на тридцатьчетверках не предупредили, что тут «Шерманы», и они сожгли танк командира батальона Маслюкова Николая Николаевича, и сам он погиб.

— Как за это наказывали?

— Не знаю. Наверное, кого-то наказывали. Каждое дело расследовалось тыловыми структурами.

— Как вы взаимодействовали с пехотой во время боя?

— В танковой бригаде было положено по штату три танковых батальона по 21 танку в батальоне и батальон автоматчиков. В батальоне автоматчиков было три роты. То есть По роте каждому батальону. Трехбатальонный состав у нас был только в конце 1943-го — начале 1944-го. Все остальное время в бригаде было два танковых батальона. Наши автоматчики были нам как братья. Во время марша автоматчики сидят на наших танках. Они там греются, сушат вещи, спят. Мы пришли, где-то остановились. Танкисты пошли спать, а наши автоматчики охраняют нас и наши танки. Многие автоматчики с течением времени становились членами экипажей, вначале заряжающими, потом, может, радистами. Делились поровну трофеями: они с нами, а мы с ними. Поэтому им воевалось полегче, чем простой пехоте.

Во время боя они сидят на танках до начала обстрела. Как только немцы открывали огонь по нашим танкам, они ссыпались как горох и бежали позади танков, часто прикрываясь его броней от ружейно-пулеметного огня противника.

— Получается, что у танков был ограничен маневр и скорость — а то свою пехоту раздавишь или она отстанет.

— Ничего подобного. Не оглядывались мы на них. Мы сманеврировали, и они пусть за нами маневрируют. Тут проблем не было. Им же хуже будет, если нас подобьют, так что пусть они за нами бегают.

— Ограничивалась ли скорость танка во время атаки? Чем?

— А как же! Надо же стрелять!

— Как вы стреляли, с коротких остановок или сходу?

— По-всякому было. Если стреляешь с ходу, то скорость танка не более 12 км/ч. Но с ходу мы стреляли редко, только ради внесения паники в ряды противника. А в основном, конечно, стреляли с остановок. Выскочил на позицию, секундная остановка, выстрелил и дальше пошел.

— Что вы можете сказать о немецком «Тигре»?

— Тяжеленная машина! «Шерман» «Тигру» в лоб ничего не мог сделать, нужно было заставить его показать свой борт. Если мы в обороне, а немцы наступали, то у нас такая была тактика: на каждый «Тигр» отводилось два «Шермана». Первый «Шерман» бьет в гусеницу, перебивая ее. Тяжелая машина еще какое-то время ехала на одной гусенице, значит, разворачивалась. И в этот момент второй «Шерман» бил ему в борт, причем старался попасть в бензобаки. Вот так и получалось: один немецкий танк был подбит двумя нашими, поэтому победу записывали обоим экипажам. У меня и рассказ такой есть «Охота с борзыми».

— У дульного тормоза есть один большой недостаток: при выстреле из такого орудия поднималось облако пыли, демаскировавшее позицию. С этим старались бороться; например, некоторые артиллеристы поливали перед пушкой землю. А вы что-нибудь предпринимали?

— А как же! Мы утаптывали землю, расстилали брезент. Но особенных проблем я не помню.

— Залепляло ли танковый прицел пылью, грязью, снегом?

— Особых сложностей не было. Снегом, конечно, залепляло, а пылью — нет. Прицел на «Шермане» не выступал, наоборот, был утоплен внутрь башни, поэтому хорошо защищался.

— Дмитрий Федорович, наши танкисты, воевавшие на английских «Черчиллях», в качестве недостатка указывали слабый обогрев зимой боевого отделения. Штатная электропечь была недостаточной мощности, поскольку не рассчитывалась на эксплуатацию в условиях русской зимы. А как дело обстояло на «Шермане»?

— У «Шермана» было два двигателя, соединенных муфтой. Это одновременно и плюс и минус. Бывали случаи, что в бою один из двигателей подбивали. Тогда из боевого отделения муфту можно было выключить и на одном двигателе худо-бедно уползти из боя. С другой стороны, над каждым из двигателей стояли мощные вентиляторы. Мы так говорили: «Откроешь рот — из задницы ветер». Какой, к черту, обогрев? Там такие сквозняки были! Грело разве что от двигателей, но я не скажу, чтоб тепло было. А вот когда останавливались, то сразу закрывали моторное отделение брезентом, и в танке становилось тепло на несколько часов, спали в танке. Американцы не зря давали нам меховые комбинезоны.

— Существовали ли нормы расхода боекомплекта на танк?

— А как же. Во-первых, идя в бой, мы брали с собой один боекомплект (БК). А при длительных рейдах брали еще один-два боекомплекта на броню. Вот, когда я врывался в Вену, мне командующий лично приказал взять Два БК: один штатно внутрь, а другой — на броню. Кроме того, на каждый танк взять с собой по два ящика трофейного шоколада, а остальной провиант найдете сами, тогда это называлось «на бабушкином аттестате», т. е. на подножном корме. То есть если нам предстоял рейд куда-то далеко, в тыл, то мы отказывались от еды, от всего, вместо этого мы брали боеприпасы. У нас все автомашины были американские 3-тонные «Студебеккеры». В батальон боеприпасы как раз на них привозили.

Есть один момент, о котором я хочу сказать. У нас боеприпасы как хранили? В деревянных ящиках по нескольку снарядов в толстом слое смазки. Вот сидишь ты и эту смазку часами счищаешь. А американские боеприпасы были укупорены в картонные пеналы-контейнеры по три штуки. Крышку у пенала открыл, снаряды чистые, блестят! Бери их и сразу расставляй в танке.

— Какие снаряды у вас были в танке?

— Бронебойные и осколочные. Других не было. Причем осколочных была примерно одна треть, а остальные — бронебойные.

— Вообще это зависело от танка, наверное. Скажем, на наших тяжелых танках ИС было наоборот.

— Правильно. Но у ИС такая «дура» здоровая, что одного попадания было достаточно. Когда мы входили в Вену, придали нам батарею тяжелых ИСУ-152, три штуки. Они меня так сдерживали! Я на «Шермане» мог по шоссе до 70 км/ч ехать, а они еле шли. И вот был в Вене такой случай, я его в книге описал. Уже в городе немцы нас контратаковали несколькими «Пантерами». «Пантера» — танк тяжелый. Я приказал выдвинуть ИСУ и открыть огонь по немецким танкам: «Ну-ка, плюнь!» И он плюнул! А, надо сказать, улицы в Вене узкие, дома высокие, а посмотреть на бой ИСУ с «Пантерой» хотелось многим, и они остались на улице. ИСУ как ахнула, «Пантеру» смешало с землей, башню оторвало, метров 400–500 дистанция была. Но в результате выстрела сверху посыпалось битое стекло. В Вене много окон с витражами было, и все это посыпалось на наши головы. И вот я себя по день казню, что недоглядел! Столько раненых оказалось! Хорошо еще, мы в шлемофонах были, но руки и плечи очень сильно порезало. Вот такой печальный был у меня опыт, первый раз я в городе воевал. Мы еще говорили: «Умный в город не пойдет, умный город обойдет». Но здесь у меня был четкий приказ ворваться в город.