Читать книгу "Главный противник. Тайная война за СССР - Николай Долгополов"

— Отца попросили из органов осенью 1939-го. Сказали: по состоянию здоровья.

— В те страшные времена могло быть и хуже.

— Отец поселился в Томилине. Там и жил до войны.

— Медведев был человеком справедливым, тех мерзостей, что некоторые творили в НКВД, не терпел. Правда ли, что одним из формальных предлогов для отстранения от службы стал арест брата?

— Давайте начнем с того, что в семье, жившей в Бежице, недалеко от Брянска, было 13 детей. Выжили девять. Четыре брата, пять сестер.

— И все четыре брата работали в ЧК?

— Все четыре. Старший Александр, большевик еще с дореволюционным стажем, участвовал в партийных съездах, стал первым председателем Орловского ЧК. Был репрессирован как якобы участник «рабочей оппозиции». Погиб в лагерях. И тут пострадали все остальные братья. Не вернулся из лагерей Михаил — самый младший. Второй брат, Алексей, на год папы старше, сидел, но выжил, возвратился. А отца — попросили «по здоровью».

— И только когда немцы уже были совсем близко от Москвы, вмешались в его судьбу Берия и Судоплатов.

— Расскажу вам так, как это воспринималась отцом и нашей семьей. Война началась, и папа приехал из Томилина, где обосновался, в Москву, пошел к Берии и пробился. Говорил о Денисе Давыдове…

— О том самом гусаре, что командовал партизанскими отрядами в 1812-м, когда Наполеон захватил Москву.

— Были у отца именно такие аналогии. С первых дней войны, в конце июня, понял, к чему идет, чем может закончиться. Партизанское движение, действовавшие в тылу противника отряды можно было создавать по примеру тех, что возглавлял Давыдов. И почему бы нам не сделать то же самое. Я об этом герое услышал очень рано. Еще когда мама давала мне читать отцовский дневник.

— Ведение дневников не поощрялось, особенно во время войны.

— Но отец, вернувшийся на службу в июне 1941-го, его вел, писал, возможно, и не очень регулярно. Записи сохранились. Они, по-моему, достояние органов, потому что есть там некоторые такие сведения… Но я сам читал отцовское: «был на приеме у ЛП», «говорил с ЛП». Спрашиваю, это уже потом в 1960-е, в 1970-е даже: что за ЛП? Объяснили — Лаврентий Павлович Берия. Бывал мой отец у ЛП, он пробивал эту идею. Создание отрядов, заброски в тыл врага.

— Считается, что это идея любимца Берии, генерала Павла Судоплатова.

— Отец через Судоплатова и шел. У него с Павлом Анатольевичем были нормальные отношения. Судоплатов, посаженный после расстрела Берии, вернулся, отсидев долгие годы во Владимирском централе. Он к нам приходил 14 декабря — это день смерти отца. Когда мама была жива, в нашей квартире, тогда еще в Старопименовском переулке, потом в честь отца на улице Медведева, теперь вот снова Старопименовском, собирались все оставшиеся друзья, близкие. Каждый год, и много народу. Партизаны, чекисты, в том числе и Судоплатов, еще несколько переживших ссылки — лагеря. В 1950-е возвращались отца знавшие. Люди — самые разные. Некоторые говорили на иностранных языках блестяще. Не поверите, но среди них были и изучавшие английский там, в ссылке. Вот такой контингент вернувшихся.

— Вы знаете, мне до сих пор многое в отношении тогдашних властей к вашему отцу непонятно. В 1944-м — присвоение звания Героя Советского Союза, в 1946-м — четвертый орден Ленина, и тут же в 48 лет— отставка. И генерала не дали.

— Оставался отец полковником. Что я вам могу тут сказать? Был я мал, но помню, папа переживал. Конечно, не из-за чинов. Но работал, выступал с воспоминаниями. И заметили его. «Там» намекнули, что слог хороший, может быть, что-нибудь напишите? И порекомендовали молодого выпускника факультета журналистики, чтобы помогал в литературной работе. Это был Анатолий Борисович Гребнев.

— Тесен мир. Очень хорошо мне знакомый человек. Стал он потом одним из лучших сценаристов нашего кино.

— А тогда они вместе написали пьесу «Сильные духом», она и в Москве шла. Союз их творческий продолжился. Гребнев помогал в литературном плане, и когда писалось «Это было под Ровно», и в последующих книгах. Заходили они с женой Галиной к нам в Старопименовский. А с Анатолием Гребневым мы общались до самой его кончины. Он и на свадьбе у меня был.

— Гребнев с супругой — родители моего школьного друга — сценариста и кинорежиссера Александра Миндадзе.

— Да, тесен мир. Книгу «На берегах Южного Буга» Гребнев доделывал, потому что отец умер, когда она еще не вышла. У папы, как раз были большие неприятности с этим Винницким подпольем, и книгу по ряду причин не могли издать.

Тут, знаете, у меня воспоминания детские, но яркие. Мне шесть лет, в школу еще не пошел. Наша квартира одно время превратилась в общежитие. Я, маленький, вставал рано и буквально переступал через спавших повсюду людей. Это начались в Виннице гонения на членов винницкого подполья. Времена-то суровые, 1953-й год, и в Москве они, приехавшие с Украины, просто физически выживали. Здесь, и при помощи отца тоже, их как-то сохраняли, отбивали.

— Что же это было?

— Были какие-то непонятные для меня трения между украинскими чекистами и московскими. А люди, рисковавшие в войну в подполье, приезжали спасаться в Москву. Понятно, приходили к отцу. В Виннице, видно, подняли головы бывшие националисты. Я сейчас, рассказывая о папе, не хотел бы слишком глубоко, чтя его светлую память, в этот сложный вопрос вдаваться. Но многие, кто служили полицаями, кто выпускал винницкую фашистскую газету, вдруг оказались патриотами. И устроили гонения на тех, о подвигах которых отец с таким уважением писал в книге «На берегах Южного Буга». Да, это была большая война. И «Литературка», которую возглавлял фронтовик Константин Симонов, плохо выступила. Поддержал он ту сторону конфликта. Почему? Не ко мне, я мал был, особо ничего не понимал, все знаю уже по рассказам. А в нашей большой квартире просто проходной двор, люди приезжали и жили, потому что в Виннице и в Киеве их бросали в застенки.

— Отец рассказывал вам что-нибудь такое, что не вошло в книги?

— Он вообще о том говорил сравнительно мало. Ну, к примеру, был такой день, который он всегда считал своим вторым днем рождения, когда спасся вопреки всему.

— Может, день, когда его, тяжело раненного, вынес из боя абсолютный чемпион СССР по боксу Королев?

— Нет. Королев спас его в первом отряде — «Митя». А то случилось уже во втором отряде «Победители», когда папу ранили. И хотя отмечали всегда как день рождения настоящую дату — 22 августа, отец вспоминал часто о совсем другом дне.

Он всерьез занимался литературным писательским трудом. Сидел, печатал на машинке как раз книгу «На берегах Южного Буга». И я почему-то рано научился читать. Ходил гулять в Пушкинский сквер, и видел бегущую строку над одним из зданий. Спрашивал, что за буквы, мне объясняли, и как-то неожиданно прочитал то, что бежит. На меня посмотрели удивленно. Мои успехи в деле чтения бегущей строки на «Известиях» решили продемонстрировать папе, он пошел со мной, я начал читать. Очень бодро прочитал первые бегущие буквы «Три кота» и, довольный, обернулся. Папа меня поправил, не «Три кота», а «Трикотаж», не хватило терпения дождаться последней буквы слова, если и так все понятно. А что такое трикотаж, я и представить не мог, мне начали объяснять. Все равно ничего не понял.