Читать книгу "Лопе де Вега - Сюзанн Варга"

Первые влюбленности Лопе привели его в тюрьму, последние увлечения охватили его с невиданной силой тогда, когда он, почти достигнув шестидесяти лет, принял духовный сан. Он говорил, что его ослепили «молнии любви», «эти музыканты небес», и это были глаза Марты де Неварес, женщины, бывшей моложе Лопе на 28 лет. От разных браков у него было много детей, и в конце концов все они соединились под крышей его дома и составили то, что сегодня называют сложной воссоединенной семьей.

Похороны Лопе де Вега были торжественным и грандиозным зрелищем, и весь испанский народ облачился в траур. Тридцать лет спустя, в Париже, мадам де Севинье в письме к Бюсси-Рабютену, чтобы похвалить какую-то пьесу, написала, что «это истинный Лопе», прибегнув к риторическому приему, именуемому антономасией и в данном случае бывшему переводом часто употреблявшегося в Испании выражения «es de Lope», служившего для обозначения превосходного качества того произведения, что подвергалось сравнению с образцом. Увы, несмотря на огромную прижизненную славу, Лопе постепенно погружался в забвение, а за ним последовали в эту пучину и его произведения; там они и пребывали вплоть до эпохи пришествия романтиков, воскресивших Лопе и превративших его в своего знаменосца; но все же долгое время он оставался автором произведений, предназначенных для изучения в узких кругах специалистов и литературных эрудитов.

В Испании тоже пришлось ждать конца XIX и начала века XX, чтобы увидеть, как почти из небытия возникли документы, способные пролить свет на многие факты биографии Лопе де Вега. Однако только полвека спустя эти открытия действительно представили в новом свете некоторые стороны жизни того, кого называли Фениксом, и эти знания принесли свои плоды. Архивные документы, подлинные протоколы, сделанные во время судебных заседаний, письма, подлинность которых тоже была установлена и удостоверена, ярко высветили тот факт, что Лопе часто позволял себе значительные отклонения от общепринятых норм морали, так что Королевская академия даже предприняла попытку закрыть доступ к этим документам и наложить запрет на их публикацию.

В 50-е годы XX века в Испании в изобилии появились биографии великого драматурга, в которых все истинные факты были приведены с великим тщанием, но сопровождались многословными и многочисленными комментариями, в каком-то смысле шокирующими, которые в лучшем случае наводили на мысль о том, что гениального грешника следует простить именно в силу его гениальности. Даже самые достойные с точки зрения науки работы с трудом уклонялись от подобных отступлений от основной темы в область морализаторства, и Л. Астрана Марин, повествуя о тех бедах, что свалились на Лопе в конце жизни, без колебаний представляет эти факты как некое справедливое возмездие, как законную кару, ниспосланную самим Провидением. Самые недавние биографии, написанные в 70-е годы, представляют собой результаты очень серьезных исследований, но и на них заметен след этих морализаторских и склонных к психологизму догм.

Что до меня, то я хотела исключить из своей работы всякие суждения и осуждения, всякие оценки, кроме эстетических, я хотела попытаться увидеть только то, как настоятельная необходимость, нет, потребность творчества находила свое выражение в неосознанных жизненных стремлениях, в импульсах резких, контрастных, придающих силы. Иногда я по-своему воссоздавала некоторые достоверные эпизоды, которые показывали, как изменялся великий художник, наделенный огромным своеобразием личности и столь же мощным темпераментом творца.

Разумеется, я изучила и использовала ранее опубликованные работы Америго Кастро, Хьюго Реннерта и даже Алонсо Самора Висенте, но по мере возможности возвращалась к источникам, к документам из судебных и муниципальных архивов, из архивов литературных музеев и библиотек. Я тщательнейшим образом изучила переписку Лопе с герцогом де Сесса, а также предисловия к его произведениям, как и сами произведения. Я полностью отдаю себе отчет, сколь деликатного, осторожного обращения они требуют, а потому сочла, что будет очень и очень полезно ознакомить читателя с этими особыми авторскими обращениями, где в повторах и совпадениях между различными текстами творческая личность доносит до нас свой голос, лишенный всякой искусственности.

По возможности я старалась сопоставлять разнообразные источники и использовать эффект «двойного зрения», а не силу воображения. Так, я не стала из излишней осторожности отказываться от описаний эпизодов, по поводу которых мы не располагаем научно обоснованными фактами и надежными источниками, я обращалась к сведениям, содержащимся в различных произведениях, письмах и документах других литераторов, так как мне показалось, что они вполне достойны доверия в силу того, что на протяжении нескольких десятилетий эти люди были знакомы с великим драматургом. Опиралась я также и на данные, содержащиеся в произведениях самого Лопе, ибо и они по той же причине казались мне достойными веры, тем более что самые осторожные и самые скептически настроенные исследователи в отношении автобиографической ценности литературного текста единодушно сходились во мнении, что Лопе де Вега, как никто другой, «изливал», то есть отображал свою жизнь в своем творчестве. Он позволил проявиться своей реальной жизни в своих творениях, отбирая лучшее, и делал он это рукой, сжимавшей перо, и верность этой руки обеспечивалась тем, что она безоговорочно подчинялась точному взгляду человека, наделенного богатым воображением и огромной культурой.

Эта биография также является первой биографией, написанной женщиной, но при этом, само собой разумеется, ее взгляд не претендует на то, что именуют «женским взглядом», и сам автор не страдает склонностью к феминистским идеям. Она всего лишь поставила себе цель представить Лопе де Вега в сиянии славы, достойной масштаба его личности и таланта.

Глава I

ВСПЫШКА ВОСПОМИНАНИЙ. 1562 год

Лопе де Вега, или Дитя бурных страстей

Однажды после полудня при неярком свете зимнего дня 1562 года, шестого года правления чрезвычайно ярого приверженца католической веры, короля Филиппа II, хрупкая худенькая женщина, чей силуэт, правда, был весьма «утяжелен» драгоценной естественной ношей, с большим интересом наблюдала за игрой света и тени на бледных лужах, покрывавших вымощенный каменными плитами двор. Она, без сомнения, задавалась вопросом, откуда взялись эти лужи и эти тени, или мечтала о том, чтобы поймать целый мир в бесконечную сеть этих постоянно меняющихся переплетений отблесков. Она была столь неподвижна, что ее можно было бы счесть «пленницей» какого-нибудь скульптора андалузской школы, пожелавшего увидеть в ней образец, с которого он стал бы ваять героиню сцены посещения Пресвятой Девой святой Елизаветы.

Если бы мы могли пройти сквозь время и проникнуть в те сокровенные помыслы, что порождала в ее головке мысль о неизбежности появления на свет ее младенца, то тогда, быть может, мы смогли бы постичь суть священного закона существования таинственных истоков человеческой гениальности. Когда Франсиска Фернандес дель Карпьо положила руку на оконную задвижку, чтобы открыть окно, в тот же миг ее рука окрасилась в красный, желтый и голубой цвета, как крыло экзотической птицы. Те, кто любит различные символы и придает им значение, те, кто увлекается расшифровкой предзнаменований, могли бы заметить, что в тот миг только ее лицо было освещено лучами заходящего солнца и что ее взгляд жадно вбирал в себя эти последние лучи. О, сколько счастливых предзнаменований для пера и разума!