Читать книгу "Жизнь и приключения чудака - Владимир Железников"

– Я согласен.

– Несчастный Надувато, мне тебя жаль! – Сашка корчился от смеха.

– Может, помолчишь? – спросил я. – А?

– Ну, вот и хорошо, Збандуто, – сказала Нина. – Мы знаем твои слабости, но доверяем. А ты должен оправдать это доверие.

– Можете на меня положиться, – громко ответил я и победно оглядел притихший класс.

– Подумай, о чем ты будешь говорить с ними на первом сборе. Для этого нужна какая-то находка, – предупредила Нина.

По дороге домой я думал о первоклассниках. Мы с ними понаделаем дел. Можно, к примеру, перейти на ускоренное обучение: за год – три класса. Вот будет пожар! Все обалдеют. Может быть, моим методом сможет воспользоваться наша школа или даже вся страна! А можно еще организовать для них учение во время сна. Они будут ночью спать и учиться, а днем гулять. Чем не жизнь?.. Идеи так и роились в моей голове.

Пусть теперь Н. Монахова скажет, что я ничем не увлекаюсь. Воспитать современного человека, подготовить его для жизни в двадцать первом веке – это поважнее, чем пищать на флейте.

И тут меня осенило: надо для первой встречи произнести речь. Это будет та самая «находка», о которой говорила Нина.

Я вытащил на ходу из портфеля тетрадь и, остановившись, быстро написал: «Дорогие ребята, пионерская организация…» Дальше у меня почему-то не пошло, хотя сама находка показалась мне блестящей. И, не в силах сдержать радость, я побежал домой, чтобы рассказать обо всем маме.

* * *

Дверь мне открыла Полина Харитоньевна. С тех пор как я ее спас от неминуемой смерти, она зачастила к нам: пьет с нами чай или обедает. Ей нравилось, что из наших окон хорошо видно, кто куда пошел, кто что понес, кто как одет. Мама ее жалела и говорила, что в ней, в Полине Харитоньевне, сильны пережитки прошлого, что она из буржуазной среды. Конечно, ей ведь восемьдесят лет.

Вид у Полины Харитоньевны был испуганный, особенно в этом странном салопе, который она натянула на себя. А в тот момент, когда она открыла дверь, меня как раз снова посетило вдохновение, и я выпалил ей прямо в лицо продолжение своей речи.

– Дорогие ребята! – крикнул я торжественно-торжественно. Я теперь начинал понимать Нину. – Пионерская организация, известная своим благородством…

– Что-нибудь случилось? – спросила Полина Харитоньевна, отступая.

– Случилось, – ответил я.

– Что? – Полина Харитоньевна всего боялась.

– Меня назначили вожатым! – крикнул я и пролетел мимо нее в комнату, чтобы записать продолжение речи.

Она вошла следом за мной:

– Вожатым? Тебя?

Я вырвал листок из тетради и быстро стал записывать речь.

– В первый класс «А», – ответил я.

– Ну, что ж, Бока, теперь ты должен будешь показывать пример другим.

– Не называйте меня больше Бокой, – попросил я, – я уже не маленький.

– Хорошо, – согласилась Полина Харитоньевна. – Может быть, пообедаешь?

– Нет, – твердо ответил я, – я буду сочинять речь… и развивать силу воли. Волевой человек может добиться чего угодно.

Я склонился к столу, потому что почувствовал, что меня опять осенило.

В это время хлопнула входная дверь. Пришла мама. Я выскочил ей навстречу.

– Мама! – закричал я. – У меня хорошая новость!

– Тише, тише, не кричи так, – попросила она.

– Меня назначили вожатым в первый класс, – с ходу перешел я на шепот.

Мама скептически поджала губы. До чего же все-таки взрослые скучный народ! Я думал, она закачается или хотя бы улыбнется. Ну ничего, когда она узнает, какие я задумал дела, поверит в меня.

– Только не называй меня больше Бокой, – предупредил я и удалился в свою комнату.

Речь была написана, и теперь, нежно разглаживая эту драгоценную бумагу, я учил ее наизусть.

– «Дорогие ребята! Пионерская организация, известная своими славными делами, прислала меня к вам, нашим младшим товарищам…»

Я перестал читать, подкрался к двери и приложил ухо к замочной скважине, чтобы послушать, что обо мне говорят мама и Полина Харитоньевна.

– Неужели исправится? – долетел до меня голос мамы. – Неужели возьмется за ум?

– А что вы думаете, – ответила Полина Харитоньевна. – Обещал развивать силу воли.

– Боже мой! – вздохнула мама. – Чего он только не обещал развивать: и силу воли, и память, и внимательность, и не лгать, и не драться, и, наконец, помогать мне!

Я решил напомнить о себе и прокричал в замочную скважину:

– Чтобы я закалил вас и подготовил нам достойную смену… – На слове «смена» у меня сорвался голос, и получилось не очень красиво.

Тем не менее я прильнул глазом к скважине: Полина Харитоньевна и мама были передо мной как на ладони. Представьте, они с аппетитом обедали, пока я страдал на благо общества. Я с возмущением открыл дверь.

– А, Бока, – сказала мама. – Может быть, все же пообедаешь?

– Опять «Бока»! – возмутился я. – Это, наконец, надоело.

Но за стол я сел. От этой речи я здорово проголодался.

После обеда я вновь вернулся к своей работе. Пробежал речь глазами и остался доволен. Вот только нет в ней упоминания о мужестве. Вставил в нескольких местах слово «мужество».

– Борька! – крикнул кто-то за окном. – Збандуто!

Я узнал Сашкин голос.

«А-а-а, притащился! – подумал я. – Ну покричи, покричи. Только теперь мне не до тебя. Я занят серьезным делом, это тебе не этюды для флейты».

– Дорогие ребята! Пионерская организация, известная своим мужеством, прислала меня к вам, нашим младшим товарищам, мужественным, мужественным… – продолжал я повторять одно слово, как испорченный проигрыватель, явно выжидая, позовет меня Сашка еще или нет?

Нет, не зовет. Неужели ушел? Предатель! Бросает друга в трудную минуту! Чтобы убедиться, что Сашка действительно предатель, я подошел к окну – мы живем на первом этаже – и открыл его.

Сашка стоял на своем обычном месте.

– Ну, скоро ты? – спросил он.

– Не мешай, – ответил я. – Я занят.

– А как же я? – удивился Сашка. – Что же мне делать в полном одиночестве?

– Действительно, – я посмотрел на его постную физиономию, – а как же ты? – и, не раздумывая, полез в окно.

От сквозняка совсем некстати распахнулась дверь, и мама с Полиной Харитоньевной увидели меня сидящим верхом на подоконнике.