Читать книгу "Безымянные культы. Мифы Ктулху и другие истории ужаса - Роберт Говард"

Я, Ньёрд, не был одним из тех, кто занимает себя досужими размышлениями. Я жил в мире, где царила физическая сила и за меня думали старейшины племени. Но не надо считать меня безмозглым животным. Итак, я сидел, и в моем мозгу, переполненном горем и болью, сначала туманно, затем все более явственно складывался план.

Я встал и вместе с Громом приступил к работе. Мы сложили на берегу озера огромную кучу из сухих веток, обломков шатерных стоек, поломанных древков копий. Тщательно собрав то, что осталось от людских тел, мы сложили наш скорбный груз на самый верх кургана, и я высек искру.

Темный густой дым устремился к небу, а я повернулся к Грому и потребовал, чтобы он отвел меня в джунгли, туда, где лежали охотничьи угодья великого Сатхи, прародителя змей. Пикт недоуменно посмотрел на меня. Даже лучшие из лучших пиктских охотников уступали дорогу этому грозному повелителю болот. Но моя воля подхватила Грома, словно вихрь, и он пошел со мной. Мы выбрались из Долины Потрескавшихся Камней, пересекли хребет и углубились в джунгли, держа направление строго на юг. Это был долгий и трудный путь, но Гром в конце концов вывел меня к краю обширной болотистой низины. Ее целиком покрывал губчатый ил, в котором по щиколотки вязли наши ноги, из-под слоя гниющей растительности при каждом шаге брызгали вверх струйки теплой грязи. Гром сказал, что именно здесь время от времени появляется Сатха, великий змей.

Возблагодарите судьбу, что вам никогда не доведется встретиться с Сатхой. Никого, подобного ему, в наше время на Земле не осталось. Как плотоядные динозавры, как саблезубы, он был реликтом давно минувших эпох – еще более суровых и жестоких, чем последующие. Во времена Бронзового века, однако, эти ужасные, покрытые прочнейшей чешуей первозмеи еще жили, хотя было их уже очень и очень мало. Каждая из них настолько же превосходила самого большого из современных питонов, насколько те превосходят дождевых червей. Из их клыков сочился яд, в тысячу раз более опасный, чем яд королевской кобры.

Сатха был воплощением и средоточием первобытного зла для всего живого на Земле. Легенды о нем навсегда вписаны в анналы демонологии. Именно он, прародитель змей, известен в мифологии стигийцев, а затем египтян, под именем Сета, для семитов Сатха был Левиафаном, а христиане нарекли его Искусителем или Сатаной. Он был ползучей смертью, настолько неумолимой, неотвратимой и ужасной, чтобы удостоиться обожествления.

Я несколько раз издалека наблюдал за тем, как, величаво извиваясь, его гигантское тело прокладывает путь сквозь густые джунгли, как он атакует очередную жертву. Могу лично засвидетельствовать, что огромный слон пал мертвым от одного-единственного его укуса. Но я никогда не охотился на Сатху. Я, Ньёрд, не побоявшийся сразиться с саблезубом, раньше никогда не решался становиться на его пути.

Теперь же я искал встречи с ним, искал в одиночку. Даже те горячие дружеские чувства, которые питал ко мне Гром, не смогли заставить его пойти со мной дальше. Однако перед расставанием он посоветовал мне вымазать грязью лицо и спеть песню смерти. Я пропустил его слова мимо ушей.

Среди вековых деревьев я нашел нечто похожее на звериную тропу и поставил на ней западню. Прежде всего я выбрал огромное дерево с толстым и тяжелым стволом, но мягкой волокнистой древесиной. Затем, обливаясь потом, я подрубил его мечом у самых корней и свалил так, что его верхушка улеглась на крону дерева поменьше, росшего по другую сторону тропы. Затем я обрубил нижние ветви лесного гиганта, вытесал тонкий прочный кол и острием его подпер верхушку колосса. Когда я срубил дерево-опору, тяжеленный ствол глубоко вдавил кол в землю, но я знал, что стоит мне посильнее потянуть за длинную и толстую лиану, заранее привязанную к нему, ловушка сработает.

Затем я решительно углубился в полумрак джунглей, куда почти не проникал свет солнца. Вдруг удушливый, отвратительный смрад рептилии ударил мне в ноздри, и над деревьями появилась, гипнотически покачиваясь из стороны в сторону, кошмарная голова Сатхи. Раздвоенный язык высовывался и прятался, огромные желтые глаза равнодушно вглядывались в меня. В узких зрачках светилась зловещая мудрость того неведомого мрачного мира, в котором не было места людям. Я отшатнулся и побежал.

Страха во мне не было, лишь какой-то странный холодок в области позвоночника и та удивительная ясность рассудка, при которой мир сбрасывает с себя покров тайны. Сатха, извиваясь, следовал за мной. Его стофутовое тело желто-зелеными волнами перекатывалось через гниющие поваленные стволы в абсолютной гипнотической тишине. Клиновидная голова первозмея по размерам превосходила кабанью, толщина же туловища была в рост человека, чешуя переливалась тысячами цветов и оттенков. Я был для него такой же легкой добычей, как мышь для питона, но таких клыков, как у меня, не имела ни одна мышь на свете.

Я бежал быстро, прекрасно понимая, что от молниеносного выпада треугольной головы уйти не смогу. Сатху нельзя было подпускать близко. Я мчался по тропе, прислушиваясь к похожему на шелест травы под ветром шуршанию неумолимо нагоняющего меня гибкого тела.

Нас разделяло уже не более дюжины футов, когда я пробежал под западней. Обернувшись, я обнаружил, что под деревом уже скользит длинное блестящее тело. Схватившись обеими руками за лиану, я напряг мышцы и отчаянно рванул ее на себя – второй попытки быть уже не могло. Огромное бревно с грохотом обрушилось на чешуйчатое тело Сатхи примерно в шести футах за его головой. Я надеялся, что такой удар перешибет ему позвоночник, но не думаю, что это в действительности произошло. Гигантский змей извивался и крутился, могучий хвост ломал толстенные деревья, словно сухие прутики. Когда древесный ствол рухнул на змея, его огромная голова мгновенно повернулась и стремительно атаковала нового врага. Мощные клыки вспороли кору, словно лезвия кинжалов.

Однако Сатха тут же понял, что сражается с неодушевленным противником, и снова повернул голову ко мне. Я стоял в безопасном отдалении. Исполинская рептилия выгнула покрытую чешуей шею и разинула пасть, обнажая полуторафутовой длины клыки. Яд, стекавший с них, способен был проесть насквозь даже камень.

Думаю, если бы не обломившийся здоровенный сук, пронзивший ему бок и пришпиливший Сатху к земле подобно гарпуну, гадина сумела бы выбраться из-под дерева. Ее шипение заглушало шум, поднятый обитателями джунглей, сразу же почувствовавшими падение владыки. Глаза змея, полные запредельной мудрости, вглядывались в меня с такой ненавистью, что у меня подкосились ноги. О да, он отлично знал, что это я поймал его. Я подошел настолько близко, насколько мне хватило отваги, тщательно прицелился и изо всех сил метнул свое тяжелое копье, целясь в точку сразу же за головой. Тяжелое древко пронзило тело змея насквозь, и железное острие глубоко увязло в дереве. Я сильно рисковал: Сатхе далеко было до смерти, и я знал, что ему хватит мгновения, чтобы вырвать копье и освободиться, но этого мгновения у него уже не оказалось. Я подскочил вплотную, размахнулся и ударил изо всей силы мечом, перерубая ему глотку, а затем несколькими могучими ударами срубил напрочь его клыкастую голову.

Дерганья и рывки пойманного Сатхи были ничем в сравнении с конвульсиями бившегося в агонии обезглавленного тела. Я оттащил подальше свой омерзительный трофей и, убедившись, что устроился вне досягаемости для смертоносных ударов могучего хвоста, принялся за дело. Сам Нобель – изобретатель динамита, не работал с большей осторожностью, чем я тогда – малейшая ошибка грозила мгновенной смертью. Я вскрыл мешочки с ядом и погрузил в них наконечники своих стрел. Я тщательно следил за тем, чтобы только бронзовые острия имели контакт с этой страшной жидкостью – деревянные древки стрел этот фантастической силы яд обратил бы в труху в считаные секунды.