Читать книгу "Люди по эту сторону - Расселл Д. Джонс"

– Меня Маха зовут, – я протянула руку ладонью вниз.

Она удивлённо посмотрела на меня – взрослые, да ещё из бродячих семей, не часто предлагают дружбу школьницам.

– Инкрис, – она положила свою руку на мою, ладонью вверх – как это делают при первом знакомстве, – Инкрис Даат.

Розовая кожа была покрыта чёрными шрамиками и следами от ожогов. Такие ладони бывают у взрослых, которые работают в мастерских. И у школьниц, которые знают химию лучше всех.

– Может, от меня и будет толк, – решилась я, – уж слишком хорошая у вас деревне шерсть!.. Значит, так. Сама я не видела. Только слышала. От моей наставницы, лёгкой ей дороги. И она сама тоже… только слышала.

– Что? – жадно спросила Инкрис, наклонившись поближе.

– Мне кажется, такое нельзя записывать, – и я выразительно посмотрела на юницу.

– Я не буду, обещаю, – и она нетерпеливо прикусила губу, очевидно разрываясь между правилами хорошего тона и желанием меня поторопить.

– Великую Стену нельзя обойти, нельзя найти её край, невозможно подкопаться под неё или перелезть – это все знают, – голос наставницы звучал в моих ушах, и я старалась повторять слово в слово. – Чтобы попасть на другую сторону, нужно действовать иначе. Есть особый способ. О нём невозможно прочитать, но можно услышать вечером у костра, где собираются люди бродячего племени. И если ты услышала и запомнила, то должна будешь сама однажды рассказать кому-нибудь ещё… Были те, кому удавалось перебраться на ту сторону. Неявным способом они проделывали это, и не они находили этот способ, но он сам находил их. Далеко от Стены, в неожиданных и странных местах перед ними открывалась дорога, в которой они нуждались. И ещё кое-что…

Я вспомнила обстоятельства, когда услышала эти слова. Тогда мне показалось, что наставница говорила не о Стене.

Тогда мы хоронили людей из её родной деревни – той самой, которую погребло под селевым потоком на юге Юольских гор. Месяц не могли раскопать… И каждый день рыли новую яму в местном Лесу Памяти. А потом, когда всё закончилось, наставница попрощалась со мной и осталась с мёртвыми – следить за молодыми деревцами и вспоминать.

Не о Стене была эта история! Но информация есть информация. Если Инкрис так важно знать всё, пусть знает и это.

– Если ступить на эту дорогу и пройти её до конца, можно оказаться на другой стороне, – продолжила я после долгой паузы, – но обратно уже не вернуться.

…Вечером я грузила в тележку тёплые, пахнущие лимонными корками мотки яркой шерстяной пряжи. И всё думала об Инкрис, которая собирала крупицы знания, как собирают пух с коз.

Каждый день понемножку. Вычёсываешь, выбираешь мусор, моешь, подкрашиваешь, потом сушишь и прядёшь. Если окрашивать до прядения, краска крепится лучше. Но руки потом не отмыть. Краска сходит вместе с кожей.

Получается, что пока ты превращаешь пух в пряжу, меняешься сама. Такая мелочь делает тебя другой – что говорить о Стене!

Чего это стоит: жить рядом с тем, что тебя притягивает, но остаётся недостижимым? Может быть, поэтому люди стараются не думать о том, что за Стеной, – узнать не узнаешь, а покой потеряешь.

А может, это и есть настоящая любовь: тянуться к тому, чем невозможно обладать. Как к линии горизонта, которая всегда впереди.

Ноги и новости

Лена проснулась очень рано, как и рассчитывала. За окнами, забранными густой сеткой, разливалась предрассветная мгла. Разбавляя тьму внутри, тлели уголья в очаге, да мигал огонёк масляной лампы.

Она позавтракала холодной охотничьей кашей, предусмотрительно замоченной с вечера. Аккуратно собралась, стараясь не потревожить смотрителей, которые ночевали на станции. Тот, который помоложе, крепко спал, по-детски пуская слюнки. Второй в какой-то момент широко открыл глаза и вопросительно посмотрел на неё сквозь сумрак. Лена улыбнулась ему – мол, всё хорошо, – и смотритель повернулся на другой бок.

Когда она вышла на дорогу, лучи восходящего солнца окрашивали небо в неуловимые оттенки оранжевого. В глубине леса раздавался клёкот, возня и первые неуверенные трели.

Вспугнутые её появлением, серые мирикины спешно взобрались на деревья. Пробегая мимо того места, где они паслись, Лена догадалась, что задержало обезьян. На земле валялись разгрызенные улиточьи скорлупки…

Вокруг расстилался призрачный мир – грань между ночным и дневным бытием. Вот из норки на обочине вылетел первый чёрный шмель. Низко над травой спланировала рогатая сова, в когтях она несла последнюю на сегодня добычу. Где-то в чаще низко зарычал леопард – ему ответил другой, октавой выше. Ради такого стоило подняться рано! Но цель у неё была другая. Подумав об этом, Лена перестала отвлекаться – сосредоточилась на дороге впереди и на своём дыхании.

Теперь всё зависело от неё. Её тело, её опыт, её решимость – против времени и пространства. Именно так вестницы представляют Большой Маршрут. Для остальных это послание, которое хранится в белой торбе. Но что остальные могут понимать!..

Каждая вестница читала о Большом Маршруте, но не каждой выпадало его пробежать. Потому что молодость и сила редко совпадают с надёжностью и спокойствием. Не часто удаётся заработать репутацию до того, как войдёшь в возраст. Если тебя выбрали для Большого Маршрута, это уже награда! В которой, впрочем, мало радости.

Повод такой, что не поздравишь: нести новость о том, что в деревне Сто Водопадов родился мёртвый ребёнок.

Несчастье не стало внезапным. Как удар молнии в грозу, оно было предсказано. И всё равно омрачило жизнь.

Все восемь месяцев доктора и повитухи изучали симптомы и давали прогнозы. Чем ближе были роды, тем мрачнее оказывались их лица, когда они выходили от беременной. Она предпочла рискнуть. И конечно, она надеялась на лучший исход.

Шансы сохранялись: болезнь проявилась лишь у её троюродной кузины. Никто не мог сказать наверняка, по какой из линий родства наследуется этот страшный дар…

Её спасли. Но её отец был признан носителем дурной крови – сомнений больше не было. Теперь были отмечены все его дети и прямые родственники. И пока старейшины составляли для медицинских хроник наследную правку, пожилые вестницы решали, кто её доставит.

Готовясь к беременности и выбирая партнёра, женщина имеет право представлять все последствия. Информация – первая привилегия. Для этого ведут хроники, ради этого расписывают паспорта и татуируют кожу.

Каждое событие, доброе или печальное, фиксируется и передаётся. Но если хорошие вести распространяются постепенно, привычными способами, без спешки, сообщение о дурной крови должно лететь как можно быстрее. Год – общепринятый срок, которого хватает, чтобы доставить наследную правку во все деревни мира.

Конечно, самый скоростной способ – дым днём и свет ночью. Но он годится для эпидемий, стихийных бедствий или иных простых новостей, для которых установлены специальные сигналы. А для наследной правки нужен длинный свиток, где перечислены все затронутые трагедией – и живые, и уже умершие. И ещё оставляют пустое место, чтобы можно было дописать пропущенное.