Читать книгу "Всегда, когда любишь - Ширли Басби"

В то же время Саванна и вместе с ней старый Сэм с восторгом слушали, как Боуден рассказывал о Новом Орлеане, восхитительном городе чудес и пороков, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Неужели ты видел пирата Лэффита и генерала Джексона? — спросила Саванна, забыв, о еде.

— Мм… да, моя милая, — ответил Боуден, собрав кусочком хлеба с тарелки остатки подливы и отправив его в рот. — Должен сказать, что во время битвы при Новом Орлеане я приобрел массу новых знакомых.

Поставив локти на стол и подперев подбородок руками, Саванна во все глаза смотрела на кузена.

— Какие они? Ну расскажи еще что-нибудь, Боуден!

И Боуден с готовностью выполнил ее просьбу. Так прошел час, и все было хорошо, пока разговор не коснулся довольно опасной темы.

— А как мама? Не испугалась, когда напали британцы? Переехала в город или осталась в Кампо-де-Верде?

— Переехала в город, опасаясь, как бы плантации к югу от Нового Орлеана не оказались в руках британцев. Но нисколько не испугалась. Даже когда загрохотала артиллерия. — Боуден пристально взглянул на Саванну. — Твоя мама боится лишь одного, — очень осторожно, подбирая слова, продолжал он. — Что, живя здесь, ты можешь оказаться во власти какого-нибудь проходимца, разбойника, а то и убийцы.

Лицо Саванны стало непроницаемым, и, опустив руки, она отпрянула от стола.

— Насколько помню, это ни капельки не пугало ее, когда мы жили в… кажется… в Крауз-Нест! — резко заявила она.

— Тогда еще жив был Давалос, а, как ты знаешь, он и слышать не хотел о том, чтобы она жила в другом месте, — произнес Боуден, ничем не выдав своих истинных чувств.

Наступило молчание. Оба погрузились в тягостные воспоминания о днях своей юности.

Боудену было три года, когда умерла его мать, Анна Салливэн, и отцу, Иннису О'Рауку, богатому плантатору из Теннесси, пришлось взять мальчика к себе. Родители Боудена не были женаты, и нежеланный и никем не любимый ребенок влачил жалкое существование до тех пор, пока через два года из Ирландии не приехала мать Саванны, шестнадцатилетняя Элизабет, сестра Инниса, носившая ребенка под сердцем. Она сразу прониклась жалостью к темноволосому черноглазому малышу и стала для него настоящим ангелом-хранителем. Но недолговечным оказалось счастье ребенка. Очень скоро Иннис и Элизабет надолго уехали в Новый Орлеан, а когда вернулись, у Элизабет несколько недель глаза не просыхали от слез, а Иннис постоянно ходил мрачный, закипая яростью без всякой на то причины.

Потом приехал испанец, Блас Давалос, к которому Боуден с первого же взгляда проникся неприязнью, вскоре перешедшей в жгучую ненависть к этому красивому, стройному и очень высокомерному мужчине, когда мальчик наконец понял, что это из-за испанца его обожаемая Элизабет день и ночь лила слезы, а Иннис приходил в ярость. Кончилось тем, что Элизабет выгнали из дома. Боуден до сих пор не забыл, как Элизабет, рыдая, разбудила его среди ночи, наспех одела и они, сбежав по широкой парадной лестнице, сели в кабриолет, которым управлял Давалос. С тех пор он больше не видел ни отца, ни Свит-Медоуз.

У Боудена почти не сохранилось воспоминаний о тех днях, когда Давалос увез их из Свит-Медоуз, и прошли. годы, прежде чем он по-настоящему осознал, что рождение Саванны в одном из маленьких глухих поселений на берегу Миссисипи обернулось для Элизабет великим позором и презрением всей ее семьи, для которой она навсегда стала изгоем. Давалос так и не пожелал жениться на Элизабет, и его дочь появилась на свет незаконнорожденной.

И если Боуден с первого взгляда невзлюбил Давалоса, Саванна в раннем детстве вообще не питала к нему никаких чувств. И неудивительно. Только в шесть лет она поняла, что Давалос — ее отец, поскольку почти не видела его. Он где-то пропадал месяцами, а однажды уехал на целый год. Жизнь без него становилась невыносимой, зато стоило ему появиться ненадолго, как все менялось: отец приезжал с большими деньгами, дарил матери шелковые платья, Боудену — замечательный нож, Саванне — фарфоровую куклу и конфеты. Нечастые наезды Давалоса были связаны в сознании девочки с роскошными подарками, радостью матери и общей атмосферой веселья, а самого Давалоса она воспринимала как волшебника, способного сделать каждый день восхитительным и счастливым. Но он оставался с ними неделю-другую, максимум месяц, после чего однажды утром седлал свою лошадь и, оставив мать всю в слезах, снова исчезал, чтобы возвратиться к своей настоящей жизни, где не было места ни нежной доброй женщине, которую он обесчестил, ни ребенку, которого она ему родила. Лишь повзрослев, Саванна с горечью осознала, как мало значили они с матерью для Давалоса. В том мире, в котором он жил, он тщательно скрывал их существование.

Саванне потребовалось немало времени, чтобы составить себе полное представление о Давалосе, но кое-что она поняла еще раньше из рассказов матери, которая явно что-то скрывала, и из детских воспоминаний Боудена. Ей стало ясно, что Давалос просчитался, соблазнив Элизабет в надежде на ее наследство, — Иннис не собирался оставлять ей свое состояние, и тогда Давалос решил подыскать себе богатую невесту, потому и скрывал свою связь с Элизабет. Долгие годы Саванна размышляла над тем, почему Давалос не бросил их окончательно, и лишь недавно пришла к единственно правильному выводу. Давалос по-своему любил Элизабет, а может быть, и Саванну тоже…

Глядя на непроницаемое лицо Саванны, Боуден понимал, что ей куда труднее терпеть колкости и косые взгляды, чем ему, тоже незаконнорожденному.

Вдруг Саванна натянуто рассмеялась и, смущенно взглянув на него, тихо произнесла:

— Извини, но всякий раз, вспоминая о тех днях, я думаю, что поступаю неправильно, и мне становится страшно.

Боуден слегка улыбнулся, но глаза его по-прежнему оставались задумчивыми.

— В один прекрасный день тебе придется его простить. Хотя ни ты, ни я никогда не поймем ни Давалоса, исковеркавшего жизнь Элизабет, ни саму Элизабет, продолжавшую его любить, поэтому придется принять все как есть и смириться. Иначе прошлое станет источником вечных мучений и поглотит тебя.

Лицо ее мгновенно посуровело, и на Боудена градом посыпались упреки.

— Не спорю, твоя ненависть к Давалосу вполне объяснима. — Однако у него хватило сил возразить: — Он обесчестил твою мать и не женился на ней. Но вот уже десять лет, как Давалоса нет в живых, и сейчас он ничего не может изменить. Однако ты должна верить, что он пытался это сделать, как-то искупить свою вину перед вами. Разве не он оставил тебе то, чем ты сейчас владеешь?

Саванна фыркнула:

— Деньги не играют для меня никакой роли. К тому же, как тебе известно, все, что мне от него досталось, — это полуразвалившийся дом и оставшиеся от плантаций его семьи полторы сотни акров земли с разрушенными дамбами к югу от Нового Орлеана. И еще Сэм и его родные. — Она ласково улыбнулась старику, который ответил ей такой же улыбкой, деловито убирая со стола и не обращая ни малейшего внимания на разгоравшийся спор.