Читать книгу "Испытание Адом - Дэвид Марк Вебер"

– Но ведь если мы влезем в этот порочный круг – жизнь за жизнь, око за око, – в результате мы сыграем на руку хевам. Разве не так?

– Черт побери, Аллен, конечно, сыграем! Половина журналистов Лиги и без того играет за хевов. Официально провозглашаемая политика Пьера для заправил Лиги куда привлекательней, чем монархия, пусть и конституционная. Неважно, что у нас на деле воплощен весь комплекс прав и свобод, о которых на Хевене не приходится и мечтать! Неважно, что пропаганда хевов имеет с действительностью меньше общего, чем голографические «мыльные оперы». У них «республика», а у нас «монархия», и этим все сказано! Каждому соларианцу от рождения известно, что в республиках полно свободы и все прекрасно, а в монархиях сплошное угнетение, и все так плохо, что хуже некуда. Я уж не говорю о том, что МСН и «Рейтер» ретранслируют у нас агитки хевов как есть, совершенно нетронутыми.

– Ну, это не совсем... – начал было Кромарти.

Александер оборвал его:

– Чушь собачья, как любит говорить Хэмиш! Им даже в голову не приходит проинформировать своих зрителей о том, что любая передача с любого объекта Республики подвергается строжайшей цензуре со стороны Комитета открытой информации. А какой вой поднимается, стоит нам хоть чуть-чуть подрезать военные репортажи!

– Согласен, согласен! – Кромарти замахал рукой, призывая Александера понизить голос.

Канцлер, слегка смутившись, огляделся по сторонам. Глаза его горели гневом, и герцог, по большому счету, это негодование разделял. Ни «Рейтер», ни МСН действительно никогда не упоминали о существовании цензуры в Народной Республике, и их можно было понять.

Попытка Объединенных галактических новостей затронуть вопрос о цензуре привела к тому, что одиннадцать корреспондентов агентства были обвинены в «шпионаже против народа», арестованы и депортированы, с пожизненным запрещением появляться на территории Народной Республики, а все корреспондентские пункты ОГН были закрыты. Теперь агентству приходилось довольствоваться сведениями из вторичных источников, а остальные соларианские журналисты, опасаясь такой же реакции, не осмелились даже выступить с критическими комментариями.

Разумеется, Звездное Королевство протестовало против этого заговора молчания, и сам Кромарти неоднократно беседовал с шефами мантикорских бюро «Рейтер» и МСН, но безрезультатно. Руководители агентств уперлись на том, что зрители достаточно умны, чтобы догадаться о подцензурном характере предоставляемой информации, а заявить о цензуре в открытую – значит рисковать лишиться даже этой урезанной объективности. Тогда, заявили они, по межзвездным каналам будут распространяться лишь версии событий, предоставляемые Комитетом открытой информации, а независимая журналистика окончательно лишится доступа к первоисточникам. Герцог понимал, что разговоры о «независимой журналистике» являются лишь дымовой завесой, прикрывающей заботу о рейтингах и доходах, однако в данном случае его соображения никакого веса не имели. Власти Звездного Королевства никогда не пошли бы на использование противоречащих их принципам репрессивных способов воздействий на средства массовой информации, а иных рычагов влияния у Кромарти не было.

– На худой конец похороны получат достойное освещение на всех каналах, – указал герцог. – Они не останутся незамеченными, даже у соларианцев.

– Да, – с горечью кивнул канцлер казначейства, – дня два-три эта тема будет занимать умы, а потом ее вытеснят какие-нибудь свежие горячие новости. А мы останемся зализывать раны.

Кромарти ощутил укол тревоги: он знал братьев Александер с детства и неоднократно на себе испытывал проявления знаменитого александеровского норова. Но такой изломанной, с трудом сдерживаемой ненависти он в Вильяме никогда не замечал.

– Я думаю, ты все-таки преувеличиваешь, Вилли, – сказал он, успокаивая разъяренного Александера. Ответом был лишь угрюмый взгляд, и Кромарти продолжил, осторожно подбирая слова: – Не спорю, во многом главные агентства новостей действительно подыгрывают хевам, но у их директоров есть и своя правда. Жители планет Лиги в большинстве своем прекрасно понимают, что хевы зачастую беззастенчиво врут, а потому репортажи из Республики воспринимают с изрядной долей скепсиса.

– Это как сказать, – сухо возразил Вильям Александер. – Согласно только что полученной мной информации, еще два правительства Лиги высказались против эмбарго и призвали поставить на голосование вопрос о его отмене, а по результатам проведенного опроса общественного мнения наш рейтинг поддержки упал на пункт с четвертью. Черт побери, Аллен, чем дольше хевы невозбранно распространяют свою ложь, тем больше людей будут им верить. Правда – она ведь вообще выглядит далеко не столь привлекательной и убедительной, как умело состряпанная дезинформация, и Корделии Рэнсом это прекрасно известно. Ее марионетки из Комитета открытой информации работают по прекрасно продуманным сценариям и преподносят ловко препарированные, полностью искажающие реальность сведения в удобной для восприятия и правдоподобной с виду упаковке. А когда это вранье, без каких-либо критических комментариев, повторяют «объективные и независимые» каналы, оно превращается в прекрасно усваиваемый продукт. Особенно если зрителям не грозит перспектива стать жертвами хевов. До поры до времени. А тот факт, что мы все еще продолжаем одерживать военные победы, в свете сложившейся информационной ситуации лишь вызывает сочувствие к хевам как страдающей стороне. На пропагандистском фронте неприятель наносит нам поражение за поражением.

– Может, ты и прав, Вильям, но в этом ли дело? Правительства наиболее развитых в промышленном отношении миров Лиги с самого начала были настроены против эмбарго. Мы продавили нужное нам решение, но как раз этого давления нам и не простили. Так что если они подыгрывают хевам, то не потому, что позволяют их пропаганде одурачить себя, а руководствуясь соображениями выгоды...

– Разумеется, Аллен, так оно и есть. Однако дело не только в правительствах. Судя по результатам опросов, мы теряем поддержку в широких массах, а политическая элита Лиги прекрасно чувствует настроение избирателей. Да что там говорить о Лиге, наша политика и на родине пользовалась не слишком широкой поддержкой. Во всяком случае, до тех пор, пока хевы не убили Хонор Харрингтон.

При последних словах лицо его исказила гримаса гнева и стыда. Канцлер чуть ли не с вызовом взглянул премьеру в глаза, и Кромарти вздохнул. Разумеется, Вильям прав. Конечно, падение популярности было пока незначительным, но война продолжалась уже восемь стандартных лет, а вначале общественная поддержка была необычайно высока. Она и сейчас твердо держалась на отметке около семидесяти процентов, но, несмотря на одерживаемые Королевским флотом победы, конца войне не предвиделось. Хотя на каждый потерянный корабль и погибшего мантикорского бойца приходилось несколько вражеских, огромные людские ресурсы Народной Республики делали для нее эти потери куда менее чувствительными, а бремя непомерных военных расходов грозило подорвать даже столь мощную экономику, как мантикорская. Население еще сохраняло оптимизм и решимость, однако и то и другое заметно потускнело с течением времени. Именно поэтому (в чем он даже самому себе признавался с неохотой) Кромарти настоял на государственных похоронах Харрингтон. Разумеется, Хонор заслуживала их, да и королева Елизавета горячо поддержала его предложение, но человек, посвятивший борьбе с хевами всю свою жизнь, не мог устоять перед искушением использовать хладнокровное убийство героического капитана, чтобы сплотить народ и вызвать в людях праведный гнев.