Читать книгу "Уно и три мушкетера - Зента Эргле"

— Выкладывай.

— Ни вы, ни кто-либо другой из окрестных мушкетеров, гвардейцев, кавалеристов и прочих объединений даже пальцем больше не прикоснутся к цветам капитана Леи.

— Что общего может быть у тебя с этим чудным стариком? — не выдержал Портос.

— Попрошу не перебивать! Во-первых, он вовсе не чудной, во-вторых, он мой дедушка. Ясно? А цветы для старого капитана — память об умершей бабушке. Поэтому он за ними ухаживает и бережет их.

— А при чем здесь мы? — Атос ничего не понимал.

— А вот при чем. На клумбе до сих пор еще сохранились следы кедов 40 размера, совсем таких, как у этого месье, — Уно показал на Портоса.

— Ну и что из этого, думаешь, у меня одного такие кеды?

— Портос! — предостерегающе призвал Атос.

— Ну что вы п-прицепились, — заикаясь, проговорил Портос, — у моей сестры Ингриды был день рождения, и я сорвал несколько цветочков. У старика их целая куча, я думал, он не заметит.

— Не ври! — Уно рассердился. — Ты оборвал весь куст. И не какой-нибудь, а «Поля Робсона» — любимые георгины дедушки.

— О’кей, мелюзга! Считай это дело решенным. Достань только побыстрее книгу, иначе мне здорово влетит, — сказал Атос.

— Она находится у Паулины Пурвинь.

— Тогда не видать нам ее, как своих ушей, — вздохнул Арамис. — С этой дамой мы в состоянии войны.

— Позвольте мне действовать самостоятельно, и через полчаса книга будет у вас в руках, — пообещал Уно.

— Ол райт! Мы засекаем время — 10.38.

— Всего хорошего, мелюзга! — насмешливо проговорил вслед Портос.

— Если ты, верзила, еще раз обзовешь меня так, тут же окажешься вон там, в водорослях, — Уно показал на дно залива, потом повернулся и, засунув руки в карманы, гордо зашагал прочь.

— Хвастать — не косить, спина не заболит и так далее, — не удержался Портос.

За утлом, где его уже никто не мог увидеть, Уно припустил бегом. Дома никого не было. Только Чико временами издавал звуки, напоминающие современную джазовую музыку.

Уно открыл большой сундук и стал выгружать оттуда старые книги. «Справочник штурмана», «Основы навигации», «Астрономия для моряков». Неужели, действительно, дедушка выбросил? Ага! Нашлась таки! Ольга Бебутова «В волнах страсти». На обложке была изображена женщина с длинными распущенными волосами. За ее спиной возвышался средневековый замок с высокими башнями. Уно поднял еще одну книгу — «Божьи мельницы мелят медленно, но хорошо». Рядом с ветряными мельницами стояли два парня, и к их ногам ластилось какое-то кудрявое существо — то ли барашек, то ли облака, как следует разобрать было невозможно.

Сложив остальные книги снова в сундук, Уно причесал свои взлохмаченные волосы и, тщательно завернув обе книги, поспешил в соседский двор.

Паулина Пурвинь сидела у окна и напевала свою любимую песню:

Как мрачна и темна жизнь на этой земле,

Словно в пустыне, безводной и…

Несмотря на возраст, голос у нее был довольно звучный. Уно долго пришлось стучать, пока Пурвинь услышала и впустила его.

— Привет вам от моего дедушки, капитана Леи, — Уно вежливо поклонился. — Дедушка спрашивает, не можете ли вы дать ему ту книгу, которую вчера показывали. Она написана на немецком языке, а он уже давно ничего не читал по-немецки.

— Но это не моя книга, — на минуту заколебалась Пурвинь. — Я ее нашла.

— Дедушка посылает вам взамен вот эти две, — Уно не давал ей опомниться. — Он говорит — здорово красивые. Про любовь.

— Ишь ты… — Пурвинь нацепила очки и начала перелистывать принесенные книги. — Обложки красивые, — одобрила она. — Поблагодари дедушку и снеси ему эту книжку, пусть читает себе на здоровье. Я все равно ничего там не понимаю. Только эти картинки.

— Спасибо, тетушка. — Уно взял книжку и направился к двери.

— Славный ты мальчик, — Пурвинь выпустила его на улицу, — только не дружи с этими хулиганами в нашем дворе. Вчера они моему Пексику ножку сломали.

— Нет, нет… — Уно готов был обещать все что угодно, только бы поскорее убраться отсюда.

Добежав до гастронома, он остановился, чтобы перевести дух, а потом медленно двинулся к мосткам:

— Сколько, простите, на ваших часах?

— Десять пятьдесят восемь, — ответил Атос. — А где книга?

— Пожалуйста, вот она.

— Ну, ты прямо лев! — с благодарностью сказал Атос. — Я ее теперь подсуну братцу под диван, а потом в его присутствии вытащу. Увидите, какая будет у него физиономия. Это же свинство — запереть меня в комнате! Едем в джунгли, там решим, что делать дальше.

— А как же я? — спросил Уно.

— Едем с нами. Или, может быть, тебе страшно! — Арамис насмешливо посмотрел на рыжего героя.

— Не смеши. — Уно сплюнул в воду. — Никогда не боялся и не собираюсь.

Арамис отвязал моторную лодку, Атос завел мотор, и лодка заскользила по протоке вперед.

— Надо же придумать такое название для лодки, — перевесившись через борт, сказал Уно.

— Это сокращенное от английского «о’кей» и обозначает то же самое, что «чао, бамбино!», — пояснил Атос.

Глава 4. Три скрещенных меча

— Ну, — спросил Атос, когда все уселись рядом перед шалашом. — А теперь выкладывай, кто ты такой?

— Д’Артаньян. Я вам уже сказал, — ответил Уно.

Три мушкетера засмеялись.

— Ты д’Артаньян? На смех курам бабушки Пурвинь, — прыснул Портос.

— На, посмотрись, — Уно достал из широкого поясного кармашка маленькое зеркальце. — Посмотрись-ка в него, да получше.

— Зачем? — Портос немного смутился, но внимательно посмотрел на себя в зеркало. — Глаза, нос, человек как человек, — он недоуменно пожал плечами. Остальные тоже ничего не понимали.

— В книге написано: «На нем был не форменный мундир, ношение которого, впрочем, не считалось обязательным в те времена, а светло-голубой, порядочно выцветший и потертый камзол, поверх которого красовалась роскошная перевязь, шитая золотом и сверкавшая, словно солнечные блики на воде в ясный полдень. Длинный плащ алого бархата изящно спадал с его плеч, только спереди позволяя увидеть ослепительную перевязь, на которой висела огромных размеров шпага».

Портос смущенно посмотрел на свои затертые джинсы и не очень чистую спортивную рубашку. Двое других молчали, ошеломленные.

— «Этот мушкетер, — продолжал Уно, — был прямой противоположностью тому, который обратился к нему, назвав его Арамисом. Это был молодой человек лет двадцати двух или двадцати трех с простодушным и несколько слащавым выражением лица, с черными глазами и румянцем на щеках, покрытых, словно персик осенью, бархатным пушком… Время от времени он пощипывал мочки ушей, чтобы сохранить их нежную окраску и прозрачность»… 34 страница.