Читать книгу "Мадам Гали – 4. Операция «Сусанин» - Юрий Барышев"

За окном уже по-осеннему холодный и нудный дождь поливал площадь Дзержинского и немногочисленных, спешащих по краю площади к метро, прохожих. Кончается лето, небось, теперь и железному Феликсу на вечном посту прохладно. Нифантий Иванович усмехнулся, припомнив, что когда-то давно, когда он впервые посмотрел на площадь отсюда, из дома № 2, ему показалось, что прохожие изредка бросают на здание КГБ настороженные, недоброжелательные взгляды. Ясно, что взгляды эти относились не к самому дому, пусть и смотрится он весьма внушительно, а к работающим в нем людям. Это значит — и к нему, Кострову.

Что же. Он всегда понимал, что никогда не будет пользоваться особенной любовью своих сограждан. Не ради любви он решил однажды работать в Комитете. А ради. Действительно, ради чего?..

Полковник снова усмехнулся. Да, почему бы ни позволить себе поразмыслить о собственной судьбе прямо здесь, на рабочем месте? Думается, за столько лет безупречной службы он заслужил маленькую привилегию. Но сначала.

Рука привычно потянулась к лежащей на столе между двумя телефонными аппаратами курительной трубке.

Трубка эта была очень дорога Нифантию Ивановичу. И не только потому, что была приобретена в Лондоне за баснословную сумму по его меркам. Не только потому, что была сделана из бриара и продавалась уже обкуренной. И даже не только потому, что являлась подарком друга из «леса», как на лубянском жаргоне назывались сотрудники 1-го Главного управления КГБ, внешняя разведка.

Просто трубка давно как будто сделалась частью самого полковника Кострова. Во всем огромном здании штаб-квартиры КГБ насчитывалось лишь 5–6 подлинных курильщиков. Впрочем, чушь! Чтобы носить это гордое звание, недостаточно сменить кургузые палочки сигарет на трубочный мундштук. Недостаточно приобрести дорогую трубку. Нужно понимать, что курение — искусство, которым следует овладеть. И на это должны уйти месяцы, если не годы. Подумать только, даже здесь, в здании на Площади, находятся люди, которые считают низкосортную «Амфору» королевой табаков! И важно проходят по коридорам, волоча за собой длиннейший шлейф приторно-сладкого запаха этой вареной в меду мерзости, безобразно пачкающей трубку.

Сам Костров курил индивидуальные смеси Поля Ольсена и некоторых других европейских фирм. Каждая из 7–8 его любимых смесей обладала собственным, неповторимым действием на курильщика. Одна, едва заметную горечь, которой оттенял букет ванильных тонов, необыкновенно стимулировала работу мозга. Как помогал этот табак в часы долгой, напряженной работы! Другая — a'la Turk — наоборот, позволяла быстро отвлечься, своими сладковатыми нотками наводя на мысли о южном море и красках беспечного восточного базара…

На этот раз Нифантий Иванович выбрал смесь необыкновенно легкую, по крепости годящуюся разве что для начинающих. Но зато ее аромат. Смешно даже помыслить о том, что солидная табачная фирма добавляет хоть какие-то ароматизаторы в свою продукцию, весь секрет в безупречной формуле и точнейшей дозировке при составлении. Но тогда откуда же у табаков, взращенных под синими небесами южных широт трех чужих континентов этот яблочный привкус подмосковной ночи?

По кабинету потекла лента синего дыма. Запахи, как известно, лучше всего будят в нас мечты и воспоминания. Да. Воспоминания.

Яблоневые сады Подмосковья, лужи на не мощеных Царицынских улочках — мир его детства. Как странно бывает теперь проезжать Царицыно в служебной «Волге», когда спешишь куда-нибудь по делам: быстро растущий район столицы, новостройки. А тогда Москва была невелика, обрывалась у Застав. Семилетний Нифаня и мечтать не мог добраться до нее пешком, а машины были редкостью. В местной школе Нифаню дразнили за смешное имя и еще — завидуя необыкновенным способностям паренька. Букварь он освоил за пару дней, считал лучше всех в классе. Однажды пара великовозрастных балбесов попыталась отлупить вундеркинда в укромном уголке за школьной котельной. Тогда-то и обнаружилось еще одно свойство натуры Нифантия Кострова: умение держать удар, способность всегда постоять за себя и других.

В сорок первом году тринадцатилетнему Нифане впервые показалось, что это качество может найти себе более серьезное применение, чем участие в уличных драках. Дважды мальчишка сбегал на фронт бить фашистов: из родного Царицына, потом — из сибирского села Красное, где с матерью и сестрой оказался в эвакуации. Оба раза его возвращали, наказывали. Он сбежал бы снова, но война закончилась, семья вернулась домой. Вскоре прошелестел «Амурскими волнами» выпускной бал, пора было подумать о будущей жизни.

Обладатель красного диплома, Костров легко поступил в Московский физико-технический институт, стал активнейшим членом комсомольской организации своего ВУЗа. И когда на последних курсах выяснилось, что его охотно порекомендуют для дальнейшего обучения на минских Курсах ЧК — не колебался ни секунды. Конечно, он поступит туда.

Теперь уже не вспомнить, но, кажется, именно тогда Нифантий впервые стал чувствовать на себе эти настороженные и даже осуждающие взгляды других людей. Пусть. Ему, подростком увидевшему войну, не нужно было доказывать простой истины: государство, его родное государство нуждается в защите, его стране необходимы люди, способные держать любой удар. Он — из таких людей. И потому теперь его место здесь, в этом кабинете, на посту Начальника Отдела по организации защиты государственных секретов в стране по ядерной тематике.

Он женат, у него два взрослых сына. Жена — Людмила Ивановна Кострова — врач-терапевт, работает рядом, в поликлинике КГБ, в Варсонофьевском переулке. Иногда после работы домой они возвращаются вместе, на служебной машине Нифантия Ивановича.

Но за всю их долгую совместную жизнь Людочка ни разу не упрекнула мужа в том, что это случается крайне редко, когда дневная работа полковника Кострова бывает закончена к 18.00. Крайне редко…

Выдохнув последнее облачко ароматного дыма, Костров аккуратно выскреб белоснежный пепел из трубки «ершиком» и взглянул на часы.

19.17. На все размышления у него ушли четыре минуты. Большинство сотрудников в этот час уже ехали по домам, кое-кто — на встречи с агентами. Но руководители отделений и отделов по негласному правилу оставались на рабочих местах до момента, когда здание покидал начальник Управления.

А заместитель начальника Управления ждет у себя сегодня полковника Кострова ровно через три минуты. И Людочке, похоже, снова придется добираться домой одной. Такая у ее мужа работа.

Нифантий Иванович поднялся из кресла. Хорошо, замначальника не догадывается, что по запаху табака можно определить: полковник Костров только что позволил себе несколько минут отдыха и воспоминаний. А впрочем, даже если догадывается. Всего несколько минут. Бывает с каждым. А теперь — за дело.

* * *

— А! Иваныч! Точен, как всегда.

Заместитель начальника Управления, полковник Стародубцев встретил Кострова, уже явно собираясь уходить, на нем был плащ. Стародубцев стоял перед сейфом, готовясь опечатать его личной печатью. Значит, разговор будет недолгим, не в привычках зама вести обстоятельные беседы на бегу. Однако вспыхнувшая, было, надежда освободиться сегодня пораньше мгновенно погасла, когда Нифантий Иванович заметил на рабочем столе Стародубцева импортный атташе-кейс, а рядом — красную папку с надписью «На доклад Руководству».