Читать книгу "Ожерелье Атона - Ольга Тарасевич"

Размышляя, где бы раздобыть денег, профессор успел переделать кучу дел. Выпить две чашки чая, оглядеть через окно входящую в подъезд женщину (почти фемина), повздорить по телефону с сыном, перешедшим от сдержанных намеков к заявлениям открытым текстом: «Папа, а не перебраться ли тебе в мою „однушку“, нам тесно, а у тебя двухкомнатная квартира».

Положив трубку, профессор с испугом огляделся по сторонам. Внезапно появившиеся демоны крамольных мыслей кружились повсюду, распевая сладкие песни искушения. Ну конечно, у него же есть квартира. Да, Игорю тесно в однокомнатной. Но… Египет… пенсия… одинокая старость…

Скоро в кармане серого, вечно мятого пиджака профессора Романова лежал билет на самолет в Хургаду.

– Через десять минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города Хургада. Температура за бортом двадцать семь градусов по Цельсию. Благодарим вас за выбор нашей авиакомпании и будем рады вновь приветствовать вас на борту наших самолетов.

Задремавший профессор встрепенулся и с запоздалым сожалением уткнулся в иллюминатор. За окошком под покрывалом синего неба серела утыканная ершиками пальм бетонная площадка.

«Ну ничего, – подумал Романов, – мне ведь предстоит встреча с Каиром, успею налюбоваться бесподобным плато Гиза. И величественными пирамидами Хуфу, Хафра, Менкаура…»

«Надо собираться, – думала Алина Гордиенко, с тоской поглядывая на чемодан. – Придется поторопиться. Я и так тянула все, тянула. Через пару часов за мной должен заехать какой-то мужчина, вроде охранник Филиппа Марковича, а я даже не приступала к сборам. Не хочется мне никуда лететь. Очень не хочется. Но выбора нет. Назвался груздем – полезай в кузов».

Она залпом допила остывший мятный чай, поставила на тумбочку у кровати чашку и решительно распахнула дверцы шкафа. Вот этот костюм, строгий, темно-синий, брать с собой не имеет смысла. В Египте жарко, нужна более легкая одежда.

– Да и не нравится мне строгая «двойка». Душа больше к костюму не лежит, – пробормотала Алина. – А все потому, что именно в этой одежде я была в тот самый день, когда все началось…

Потенциальные клиенты не скрывали восторга.

– Какая красивая! Бывает же такая красота! – возбужденно воскликнул мужчина. – Типично славянская внешность. Большие голубые глаза. Волосы светло-русые. Жаль только, что у нее короткая стрижка. Ей бы каре до плеч – и она станет твоей полной копией, дорогая. Черты правильные, типичные. Но тот, кто один раз их увидел, никогда не забудет. Вы обе – просто красавицы! А ты? Ты что скажешь?

Женщина тоже довольно защебетала:

– Мне она нравится. Интеллигентная. И цвет лица здоровый. Неужели мы нашли то, что нам надо? Как я волнуюсь. Но она и правда такая хорошенькая! Решено? Других смотреть не будем?

– Я боюсь, что она начнет работу по другой программе. У нее идеальная внешность. И состояние здоровья не внушает никаких опасений. У нас ее могут просто из-под носа увести! Так что давай остановимся на этой красивой кандидатке.

Алина Гордиенко устало прислушивалась к восхищенным голосам. И вроде бы понимала, что все эти комплименты – в ее адрес. Понимать-то понимала. Только все ей казалось, что про другую какую-то женщину идет речь. Красота – она ведь как пропуск в хорошую жизнь. Пропуск у Алины был. А вот хорошей жизни – никогда. Да все ее тридцать лет – сплошные попытки завоевать себе место под солнцем. Причем ладно бы стремилась к заоблачным далям. Губу раскатывала, как говорится, ни стыда, ни совести. Нет, простого хотелось, обычного, без претензий. Чтобы все как у людей: муж, детишки. Домик с садом, пусть маленький, небольшой совсем, но свой. Что? Что здесь особенного? Разве есть в этом желании что-то низкое, запретное? Чтобы каждый раз судьба вот так хлестала наотмашь? Лететь к свету, счастью, уюту. И со всей силы врезаться в каменную стену, и рассыпаться, и себя собирать по кусочкам, по клеточкам собирать себя…

– Давайте оформлять документы, – решился наконец мужчина. – Ваши обязанности заключаются в следующем… Мы, со своей стороны, обеспечиваем вам… После завершения программы ваше вознаграждение составит…

В дверь настойчиво зазвонили.

– Что же это я, – спохватилась Алина. – Задумалась, костюм этот иудушкин все в руках вертела.

Она открыла дверь и сразу же начала оправдываться:

– Простите, что задерживаю. Не очень хорошо себя чувствую. Вы туточки сядьте, а я мигом.

– Меня зовут Юрий. Юрий Космачев, – представился мужчина и брезгливо огляделся по сторонам.

«Красивый парень, – думала Алина, лихорадочно наполняя чемодан вещами. – Кажется, он немного моложе меня, подтянутый такой. Да, мне говорили, что охранник полетит. Но не сказали, что такой симпатичный. А впрочем, что мне до его красоты? Тем более, кажется, он все знает. Как посмотрел на меня – с презрением! А впрочем… Так мне и надо. Как еще на меня смотреть, когда на такое решилась?»

Поющего в салоне джипа Андрея Макаревича Вадим Карпов прервал самым бесцеремонным образом. Он всегда пропускал на диске эту песню, посвященную отцу музыканта. Но к горлу и без музыки подступил комок. Его старик тоже ушел. Пятнадцать лет назад. А боль ничуть не ослабла. Впрочем, какой он старик, его Олег Петрович? Ему тогда исполнилось всего-то сорок три года. Инфаркт не заглядывает в паспорт.

Это произошло на даче. Отец обожал копаться в земле, Вадима же с матерью на дачу было не заманить ни за какие коврижки. Папу нашли только через сутки. Соседи, встревоженные тем, что из шланга все хлещет и хлещет вода, затопившая пол-улицы, прошли на участок Карповых…

Вадим не появлялся на даче с того дня, как оттуда увезли отца. Может, наивно обвинять дом в том, что он убил папу. И куда менее болезненно, чем винить себя.

Но вчера звонок соседей положил конец необъявленному бойкоту:

– У вашей дачи обвалилась крыша. Наше дело – предупредить.

Ну а ему, соответственно, пришлось действовать.

Вадим, вздохнув, остановил машину у деревянного сруба с уцелевшими кое-где зигзагами синей краски. Так и есть: пара пластинок шифера с правой стороны крыши сползла на землю.

Вадим прошел в дом и грустно пробормотал:

– Да уж, внутренние повреждения куда серьезнее внешних. Как все прогнило!

И было чему ужасаться. Залитые дождями диван и кресла приобрели почти черный оттенок, переходящий в темно-зеленый в тех местах, где точила свои когти плесень. Деревянный обеденный стол у окна рассохся. Табуретки, напротив, казались склизкими и полусгнившими. Только скрипящее кресло-качалка не пострадало от времени и бесхозяйственности. Да еще шкаф с книгами.

Книги… Вадим почувствовал легкую досаду. Отец всегда их любил и даже на дачу затащил этот пузатый шкаф на гнутых ножках, за стеклом которого оставил дремать любимые томики. Надо, обязательно надо их забрать! Теперь им место в городе.

«Ладно, сейчас все исправим, – думал Вадим, вынимая книги с полок и укладывая стопками на стол. – Как говорится, лучше поздно, чем никогда».