Читать книгу "Джин с Толиком - Анатолий Горбов"

Я судорожно глотнул ядовитый дым и снова взглянул на нее – уделив на этот раз внимание не очень большой, но, скорее всего, безупречной груди, обтянутой белым топом, и обнаженному участку загорелого живота, который являл взору пирсинг желтого металла, уютно спрятавшийся в глубоком пупке.

Стройные ноги были обуты в короткие сапожки белой кожи на стальной шпильке, и, глядя на ее икры, я готов был расплакаться в умилении. Пытаясь накрутить на палец сантиметровую прядь волос у правого виска, я наливался оптимизмом, думая о том, как не повезло Александру Сергеевичу, нашему, Пушкину, с поиском «хоть пары стройных ног», и как повезло мне – ибо я лицезрею (или ногозрею?) их эталон. Легкую кожаную курточку под цвет сапожек девушка держала, набросив на руку.

Вообще-то, уж не знаю, в силу каких именно особенностей собственной психики, но – я не влюбляюсь с первого взгляда. Скрупулезный анализ всех моих влюбленностей позволил мне выявить формулу собственных привязанностей.

Сначала я вообще не замечаю свою будущую любовь. Но, поскольку, девушки и женщины, в которых я влюбляюсь, все же неординарны и красивы, и привлекают других мужчин – причем в количествах, за которые Минздрав непременно бы отругал, и даже отшлепал, а не просто предупредил – я непременно вовлекаюсь в обсуждение их достоинств. Только, в отличие от своих друзей или знакомых, уже наглотавшихся розовой влюбленной облачности, я выступаю в роли трезвого обвинителя.

И без устали, аргументировано и убежденно ставлю акценты исключительно над недостатками. Я искренне негодую и плююсь, кручу пальцем у виска и хохочу над вкусом несчастных влюбленных, бесспорно полагая, что сам никогда бы не попал под чары этой красотки, потому что – а), затем, б), и еще у нее в), и, что уж совсем в ворота не лезет – г).

После этого, проснувшись каким-нибудь, до неприличия добрым и солнечным утром, я обнаруживаю себя, по самое не хочу влюбленным в предмет недавней беспощадной критики. И это самое недавнее «не хочу» вероломно меняет знак на противоположный. Причем положение моих дел оказывается гораздо более запущенным, чем у утешаемых мною накануне сотоварищей. В общем, влюбляюсь своеобразно. Медленно, но верно. Всерьез, так сказать, и надолго.

Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, и из этого вороха нарядной лирики и психологии, блеснув холодной и безапелляционной обыденностью, отделилось простое стеклянное зерно уверенности, что в отношении сей прекрасной особы чувство любви я не испытаю – увы и ах, ибо нарушен привычный ход вещей. Вместо того, чтобы сейчас раскритиковать ее, а потом влюбиться, я стоял и искренне любовался этим совершенным телом, абсолютно не замечая никаких недостатков. Ну, и не стоило забывать о том, что я никогда не был влюблен одновременно в двух дам, а на сегодняшний день сердце мое безраздельно занимала Ирина.

Девушка улыбнулась мне, и сделала какой-то непонятный жест, однозначно имея в виду мою сигарету. Я опустил глаза и понял, что до середины докурил фильтр. Боже, какой конфуз! Стою расфуфыренным самцом, а веду себя, как лох. Я покраснел, затушил сигарету, и быстренько ретировался к своему столику, чертыхаясь про себя и дурацкую невнимательность. Люди, поверьте, не стоит начинать курить! И уж, тем более, не стоит начинать курить с фильтра!

Беседа за столом, видимо, несколько обострилась:

– Речь идет о банальной ответственности за свою собственную жизнь! – вещал Жора менторским тоном.

– «Об анальной ответственности» – это сильно сказано, – как бы что-то новое поняв в существующем мире, Михаил закивал головой, дожевывая хрустящий огурчик-корнишон.

Тут, наконец, до пьяной кампании дошла саморожденная шутка юмора, и мы долго ничего не могли сказать, давясь от смеха и вытирая слезы. Истерика длилась минуты три, и за это время у нас появились соседи – как раз те самые девушки. Кавалеры галантно прекратили ржать, и принялись пить дальше.

Вскоре Жора почувствовал себя сводником. Он молниеносно угадал ту девушку, которая привлекла мое внимание.

– Пойди, познакомься, – толкнул он меня локтем. Такая девушка один раз в жизни появляется. Второго подобного случая тебе не представится. Тем более квартира пустая, Ирка будет только послезавтра.

– Да она и так счастлива, без меня. Видишь, как заразительно улыбается, – я отнекивался, пытаясь заглушить внутреннюю неловкость развязным тоном.

– То, что она улыбается, говорит только о том, что она веселая, – мой довод был повержен без единой секунды на раздумывание.

– Ну, видишь, у нее глаза блестят, а они еще ничего не заказывали. Значит трезвая. Но – счастливая, – я значительно ткнул указательным пальцем в потолок.

– Эх, мо́лодежь и по́дростки, все вас учить. Блестящие глаза говорят о прекрасном самочувствии. Еще – о живости ума и характера. Возможно, о наличии хорошего чувства юмора. А чтобы с уверенностью сказать, что девушка счастлива, к первым двум признакам кое-чего не хватает…

Я вопросительно взглянул на расплывшегося в снисходительной улыбке Жорика. Не стану же я ему объяснять, что никакого желания изменять Ирке, даже в мыслях, у меня нет. Не принято это как-то, в мужской-то компании. За слабость сочтут.

– У счастливой девушки, плюс ко всему, должны быть стерты коленки и локоточки, – аналитик плотоядно, но тихонько заржал, разливая всем новую порцию горячительного.

Через часик Кешка и Мишка уже по разу станцевали с соседками, но к той, которая научила меня курить сигареты обратной стороной, никто не подходил. И я не решился. К чему это гусарство? У меня есть любимая женщина, мне вполне достаточно ее внимания. А главное, эта любимая женщина любит меня. Ни за какие коврижки я бы не хотел доставлять ей негативные эмоции. Ведь в нашем мире любая тайная вещь когда-нибудь становится явной…

Народ усиленно наливался спиртным, я скромничал, пил по полрюмки. Завтра нужно будет вести машину, поэтому сегодня набираться не стоило. А я уже был хорош. Не желая усугублять завтрашнее вождение автомобиля дорогостоящим перегаром, я собрался. Оставил свою долю денег, и распрощался с дружной кампанией. Уходя, чуть не упал у столика девушек, споткнувшись. Выронил из кармана злополучные сигареты и зажигалку. Девушки прыснули, а я, приняв уже привычный сегодня нежно-розовый окрас (Боже, какое счастье, что освещение в тон, никто не заметил), поднял выпавшее, вымученно улыбнулся, и еще раз махнул товарищам рукой. Было десять часов вечера.

Выйдя на улицу, я почувствовал себя свободным человеком. Моя душа парила над этими прекрасными серыми улицами, пыльными домами и деревьями. Над головами спешащих прохожих и раскачивающимися кронами деревьев. Душа пела и выплясывала на сверкающих от блеска фонарей крышах автомобилей, убегала вперед и заглядывала в лица прохожих, кружась вместе с жухлой листвой на тротуаре. Звучала в ушах щемящей осенней лирикой.

Все складывалось, как нельзя лучше. Я был счастлив – и понял, что очень соскучился по этому чувству. До сего момента все время куда-то надо было бежать, что-то форсировано доделывать. Постоянно приходилось перекраивать свои планы, потому что каждый новый день вносил свежие и незапланированные коррективы. Ничего в результате не выполнялось в срок, делалось буквально в последнюю минуту. Вся эта сумасшедшая спешка сильно утомляла и не давала времени насладиться работой и жизнью – расслабиться и почувствовать вкус.