Читать книгу "Все мы врём. Как ложь, жульничество и самообман делают нас людьми - Бор Стенвик"

Я иду дальше и попадаю в совершенно обычный кабинет, где физик Мортен Сёдерблум и его коллеги рассказывают мне об истории камуфляжа и обманных маневрах. Никто из присутствующих — ни сам седовласый улыбчивый Сёдерблум, ни рыжеволосая Даниэла Хайнрих в грубых ботинках-мартенсах — не похож на военных. Они ничем не отличаются от, например, ученых из лингвистического института. Впрочем, глядя на третьего собеседника — Стайна Кристофферсена с забранными в хвост волосами и в жилетке защитного цвета, я невольно вспоминаю фильм «Парк Юрского периода». Стайн занимается самыми хитроумными обманными маневрами (кстати, по-английски они называются military deception, то есть военная маскировка).

— Радар, — рассказывает Кристофферсен, — отправляет в пространство сигнал. Встречая на пути объект, сигнал измеряет его и возвращается в исходную точку. По изменениям сигнала можно судить о скорости передвижения объекта. Военная дезориентация — это способ обмануть радар, то есть создать объект, вид которого не соответствует его назначению.

Старый и испытанный способ дезориентации, который, впрочем, прекрасно работает и в наше время, — это полноразмерные макеты танков и самолетов. В прежние времена достаточно было создать видимость, поэтому макеты были надувными или изготавливались из фанеры. Сейчас же, в эпоху инфракрасных и ультрафиолетовых датчиков и радаров, поверхность маскировочных объектов должна обладать свойствами, способными ввести в заблуждение приборы. Но технологии не только усложняют жизнь, они еще и открывают новые возможности.

— Вот что мы делаем: мы перехватываем сигнал радара, видоизменяем его и посылаем обратно. И теперь в сигнал заложена информация об объекте, которого на самом деле не существует. Мы поступаем в точности как те грабители, которые воссоздавали модель помещения перед камерой слежения.

Итак, если военные минувших лет обманывали противника при помощи настоящих объектов, то сейчас настало время виртуальной дезориентации. Для наглядности Кристофферсен показывает мне изображение того, что видит потенциальный враг. На экране радара передо мной военная колонна, а рядом схема того, как преобразуется ложный сигнал. Одна колонна превращается в пять — теперь противник растеряется и задумается, в какую колонну стрелять. На другом экране я вижу лодку, оборудованную генератором помех, который посылает в атмосферу сигнал, содержащий информацию о лодке совершенно иного типа. Значит, сейчас существует возможность немного постучать по клавишам и создать какой угодно образ?

— Условно говоря, да, — отвечает Кристофферсен, — но перед нами возникает множество дополнительных сложностей. Хотя о подробностях я, пожалуй, умолчу.

«Вот тебе и на! — подумал я. — А я-то как раз вошел во вкус!»

— Мы и так работаем на виду у всех, — с виноватой улыбкой поясняет физик Даниэла Хайнрих, — особенно в странах НАТО. Рассказав обо всем журналистам, мы значительно упростим задачу нашим потенциальным противникам.

— Но мы руководствуемся одним принципом, — добавляет Кристофферсен. — Попробуй определить, что ты хочешь увидеть, и тогда легче будет понять, фальшивка перед тобой или нет. Вообще-то так устроен любой обман: когда ты смотришь на объект впервые и ожидаешь увидеть нечто настоящее, обмануть тебя намного проще. Поэтому о наших объектах мы не распространяемся — независимо от того, действуют они или нет. А когда противник не получает никаких особенных сигналов, то с большей вероятностью будет считать истинной любую поступающую информацию.

— Если бы нам пришлось целыми днями проверять достоверность получаемых сведений, жизнь превратилась бы в кошмар, — говорит Сёдерблум. — Моя дочка, например, любит подшутить надо мной. Она частенько подходит ко мне и заявляет: «Ой! У тебя на рубашке пятно!» Я опускаю голову — и она тут же щелкает меня по носу. И то и дело сообщает, сколько раз за день ей удалось меня провести. Я не всегда подозреваю подвох, поэтому нередко оказываюсь обманутым. Верить всему — это очень по-человечески.

Ложь напрямую зависит от доверия. Категорический императив — одно из основных понятий этической философии Иммануила Канта — известен многим. Согласно его максимам, тебе не следует совершать по отношению к другим того, чего другие, по твоему мнению, не должны совершать по отношению к тебе. Один из аргументов, подтверждающих это правило, касается лжи: если все начнут лгать, то исчезнет взаимное доверие, и тогда обман потеряет всякий смысл. Обманщик тоже зависит от доверия, а наиболее выгодная для него ситуация — это оставаться единственным лжецом в окружении наивных простачков. Но какова истинная сущность человека? Вспомним легенду о змее-искусителе и изгнании из рая. Следует ли из нее, что люди по своей природе честны? И что обманщики-искусители — это скорее исключение из правил? Или же все мы на самом деле лжецы и нашу подлую натуру сдерживают лишь строгие, выработанные цивилизацией нормы? Однозначные ответы дать невозможно, однако вывод напрашивается сам собой: игра, к которой человечество прибегало на протяжении всей своей истории как во время войны, так и в мирные времена, зародилась намного раньше, чем современные понятия «доверие» и «обман».

Пустые угрозы

Манящие крабы, если судить по их названию, — существа милые и безвредные. В тропиках их нередко можно увидеть на пляже, и выглядят они почти дружелюбными. Одна клешня у них непропорционально большая, зачастую даже длиннее самого тела и нередко имеет яркую окраску — желтую или розовую. Когда крабы помахивают ею, кажется, будто они радостно зовут тебя поиграть с ними в пляжный волейбол. Однако жест этот следует толковать несколько иначе. Латинское название этих крабов — Uca pugilator — наводит на мысль о боксерах, которые угрожающе трясут кулаками перед носом противника[2]. Да, эта огромная клешня — прекрасное оружие.

Крабы-самцы постоянно вступают в схватку с другими крабами и стремятся разорить их жилье — выкопанную в песке норку. Помимо этого, крабы дерутся, чтобы привлечь самок. Они набрасываются друг на друга, толкаются и стараются ранить соперника. В худшем случае один из участников поединка может потерять свою большую клешню, а учитывая, что именно она используется для привлечения самок, шансы такого краба на продолжение рода стремительно уменьшаются. К счастью, впоследствии клешня отрастает заново. Впрочем, у некоторых подвидов особи, потерявшие однажды клешню, считаются неполноценными. По размерам отросшая клешня ничем не отличается от предыдущей, но на поверку она намного слабее. Такие крабы похожи на размахивающих игрушечным пистолетом бандитов, и рассчитывать им приходится исключительно на свою устрашающую внешность.

Биологи называют подобную тактику ложным сигналом (dishonest signal). Природу можно считать своеобразным полем битвы, и победители в ней выигрывают право передать свои гены потомству. Однако в природе существует и множество примеров битв, которые никогда не начинаются. Представители животного мира прибегают к ложным атакам или отпугивают противника собственной внешностью, таким образом предотвращая нападение.

Биологическая теория сигналов исследует процесс формирования, восприятия и развития сигналов опасности и силы. Одно из центральных понятий в таких исследованиях — честный сигнал (honest signal). К ним прибегают, например, антилопы, когда быстро проносятся мимо львов, высоко подпрыгивая вверх. Кажется, будто антилопы таким образом хотят сказать: «Смотри, какая я быстрая! Тебе меня все равно не догнать — даже и не пытайся!» Эти воздушные прыжки — «честные», потому что имитировать их невозможно, и сам сигнал требует усилий, ведь применить его могут лишь те, кто обладает соответствующим потенциалом.